Снегопад утих. Полицейский фургон вез комиссара Мэйна по полуночному городу. Обычно даже в столь поздний час улицы не пустовали. Однако сегодня, возвращаясь домой после утомительных встреч и осмотров мест преступления, Мэйн ни разу не услышал стука копыт или грохота колес встречного экипажа.

Он жил на Честер-сквер, в фешенебельном районе Бел-гравия, и поэтому предпочел бы подъехать к дому в карете или кебе. Но сейчас все соседи, несомненно, спали, и никто из них не увидел бы в окно, как он вернулся домой в фургоне для транспортировки преступников.

Мэйн уже более четверти века служил комиссаром полиции, и в тот вечер внезапно ощутил на себе весь груз прожитых лет. Бесконечные тревоги иссушили его тело, проредили волосы на макушке и прибавили морщин. Сегодняшние ужасные убийства, последовавшие за декабрьской резней, вновь навели комиссара на мысль, что немалая доля ответственности лежит на лондонских газетах. Это они подстегивают больное воображение и заставляют подражать преступлениям, о которых в противном случае никто и не узнал бы.

В фургоне горел фонарь, при свете которого комиссар Мэйн привык перечитывать отчеты подчиненных, но сейчас веки у него отяжелели от плавного движения по мягкому снегу.

– Приехали, сэр, – внезапно объявил полицейский на козлах.

Мэйн открыл глаза и понял, что уснул, прислонившись головой к стенке фургона и уронив отчеты на пол.

– Спасибо, констебль.

Он подобрал бумаги и вышел на заснеженную мостовую.

– Снег почти прекратился, сэр, – заметил констебль. – Сейчас на улицу приятно посмотреть, но к утру будет непролазная слякоть.

– Что ж, хотя бы чистильщики обуви останутся довольны.

– Ваша правда, сэр, – рассмеялся констебль. – Мне в юности тоже довелось поработать чистильщиком. Завтра они заработают больше монет, чем порой за целую неделю. Утром мне приезжать в обычное время?

– Нет, раньше. Нужно столько всего успеть…

– Я так и думал, сэр.

Фургон умчался в темноту. Лошади с трудом удерживали равновесие на скользкой дороге.

Мэйн остановился напротив небольшого сада – главной достопримечательности Честер-сквер. В свете газового фонаря виднелись кустарник и клумбы, где весной вырастут цветы. В хорошую погоду, если позволяли обстоятельства, комиссар любил посидеть на скамейке в саду и почитать газету в ожидании своего экипажа.

Тишина и покой радовали глаз. Даже уродливая груда мусора возле дома чуть дальше по улице, где новый хозяин недавно затеял ремонт, больше не портила вид – снег полностью засыпал ее. Рабочие обещали скоро закончить с ремонтом. И тогда Честер-сквер снова превратится в прекрасный бульвар с выстроившимися в ряд трехэтажными домами, чьи оштукатуренные фасады сейчас кажутся еще белее из-за свежего снега.

Никаких других следов, кроме тех, что оставили фургон и сам Мэйн, на улице не было. Комиссар ощутил тихую радость оттого, что можно хоть ненадолго забыть обо всех заботах, которые завтра снова навалятся на него.

Ударивший в лицо порыв холодного ветра и запах дыма, поднимающегося из труб, развеяли наваждение. Мэйн подошел к кованой железной ограде дома, достал ключ и отпер дверь.

Он заранее послал к жене одного из констеблей предупредить, что задерживается и не нужно его ждать. Однако Джорджиана все еще сидела в гостиной.

Мэйн улыбнулся ей.

– Почему так поздно? – спросила Джорджиана.

– Много ужасных событий случилось сегодня.

– Убийство леди Косгроув в церкви Святого Иакова и лорда Косгроува в собственном доме?

– Ты уже слышала?

– Новости разлетаются быстро. Бекки, – так звали служанку, – сегодня брала выходной, и по возвращении ей было о чем рассказать.

Джорджиана не упомянула судью Хокинса и его супругу, и Мэйн решил, что не стоит пугать жену еще сильнее. Тревоги за мужа, много лет служившего комиссаром полиции, посеребрили ее волосы и избороздили лицо морщинами, как и у самого Мэйна.

– Идем спать, – сказала Джорджиана и взяла мужа за руку.

Освещая дорогу масляной лампой, они поднялись на второй этаж, где располагались их покои, а также спальня дочери.

Проходя мимо лестницы, ведущей наверх, к комнатам слуг, Мэйн вдруг нахмурился, хотя и сам толком не разобрал в темноте, что именно его насторожило.

– Кажется, пора заменить фитиль. Дай я проверю.

Он взял у жены лампу и, притворившись, что рассматривает фитиль, осветил лестницу на верхний этаж.

На ковре виднелись следы от мокрых ботинок, они спускались сверху и пропадали возле двери в кладовку под лестницей.

– Я ошибся, – сообщил Мэйн жене, быстро отводя лампу в сторону. – Фитиль в полном порядке. Должно быть, у меня просто устали глаза.

– Вот и еще одна причина, чтобы поскорей лечь спать, – тихо сказала Джорджиана и повела мужа по темному коридору.

Они миновали спальню дочери и теперь приближались к кладовке. Мэйн внутренне напрягся, поравнявшись с мокрыми следами на ковре.

Кто-то проник в дом с крыши. Это можно было сделать лишь одним способом – через чердачное окно, которым обычно пользовались трубочисты. «Но как он попал на крышу?» – думал Мэйн, проходя мимо двери кладовой.

Тут он вспомнил о доме, где шел ремонт.

Возможно, злоумышленник взломал черный ход в пустом доме, поднялся по лестнице, открыл окно и выбрался наверх, а затем по другим крышам достиг чердачного окна в доме Мэйна. Скаты достаточно пологие, и даже теперь, когда все замело снегом, при достаточной сноровке и осторожности на них можно удержаться.

Мэйн хотел крикнуть Джорджиане, чтобы она поскорей спустилась вниз. Но жена удивилась бы и начала задавать вопросы. А злоумышленник в любой момент способен выскочить из кладовки и наброситься на них.

«Если успеем войти в спальню, сможем забаррикадировать дверь, – лихорадочно размышлял Мэйн. – Но как быть с дочерью? А вдруг убийца решит напасть на нее?» В том, что служанка, спавшая на верхнем этаже, уже мертва, Мэйн ничуть не сомневался.

Ноги у комиссара подкашивались, когда он подошел к супружеской спальне. Оставалось лишь надеяться, что голос не дрогнет.

– Как себя чувствует Джудит? – спросил Мэйн. – Кашель утих?

– Намного лучше, – ответила Джорджиана. – За нее можно больше не беспокоиться.

– Но она только что кашлянула, и непохоже, чтобы ей стало лучше. Скорее, наоборот.

– Я ничего не слышала, – смущенно призналась Джорджиана.

– Вернись к двери и прислушайся. Давай проверим, не нужна ли девочке помощь.

Мэйн повернулся к спальне дочери, в любое мгновение ожидая скрипа двери в кладовку. Он готов был поспорить, что злоумышленник решил дождаться, когда все уснут, и убить их в постелях, дабы окончательно укрепить уверенность жителей Лондона в собственной незащищенности.

– Ты и правда не слышишь, как кашляет Джудит? – спросил жену Мэйн. – Я приоткрою дверь.

– Ты ее разбудишь, – запротестовала Джорджиана.

– Судя по всему, она и так не спит. – Держа лампу в одной руке, Мэйн другой отворил дверь.

Джорджиана заглянула внутрь и прошептала:

– Ничего не слышу.

Мэйн тут же втолкнул ее в спальню, зашел сам и захлопнул дверь. В спешке поставив лампу на стол, он с усилием начал двигать комод Джудит к дверному проему.

– Что ты делаешь? – изумилась Джорджиана. – Совсем с ума сошел?

– Скорее, помоги! – прокричал Мэйн. – Нет времени объяснять.

Тринадцатилетняя Джудит проснулась от шума и села на кровати.

– Кто здесь? – испуганно взвизгнула она.

– Помогите мне! – повторил Мэйн.

В коридоре хлопнула дверь кладовки. По ковру простучали тяжелые шаги. Кто-то нетерпеливо толкнул дверь спальни Джудит. Створка уже начала открываться, но Мэйн успел придвинуть комод и подпереть ее.

– Несите стулья! Все, что найдете, лишь бы укрепить дверь!

Злоумышленник снова попытался вломиться внутрь. Мэйн всем своим весом навалился на комод. После третьего толчка Джорджиана пришла в себя и метнулась за стульями. Вообще-то, в дверь был врезан замок, но им никогда не пользовались, и Мэйн понятия не имел, где лежит ключ.