– Это же Эмили!

– Милостивый боже, и отец с нею, – отозвался Беккер.

Каким-то образом Де Квинси удалось протиснуться сквозь плотные ряды, но напор множества тел прижал его к воротам особняка. Вслед за ним пробралась и Эмили. Она умоляла констебля пропустить их, но полицейский продолжал отгонять ее.

– Расходитесь по домам! – увещевал любопытствующих другой констебль. – Здесь не на что смотреть.

– Тогда зачем бобби ходят вокруг и спрашивают, не видали ли мы чего-нибудь странного? – допытывался один из слуг.

– А вы заметили что-то странное? – оживился полицейский.

Эмили позвала Райана, но гомон толпы заглушил ее голос.

Райан и Беккер поспешили вниз по ступенькам.

– Эти двое с нами, – сказал инспектор констеблям.

Как только ворота чуть приоткрылись, он затащил Эмили внутрь, а та, в свою очередь, потянула за собой отца.

– Дайте людям пройти! – рявкнул констебль толпе.

– Объясните, что здесь происходит! – прокричал какой-то репортер.

– Нужно вас куда-нибудь пристроить, Эмили, – произнес Райан. Он был рад появлению девушки, но всей душой сожалел, что встреча не произошла при других, более благоприятных обстоятельствах. – Там, внутри, случилось нечто ужасное.

– Хуже, чем в церкви? – поинтересовался Де Квинси. Пальто на нем сидело криво: в толчее оторвали пуговицу.

– Зависит от того, с какой стороны посмотреть.

– Даже Иммануил Кант не смог бы сформулировать лучше.

Ветер усиливался. Тучи потемнели и нависали все ниже. Внезапно посыпал снег, заставив часть зевак поднять воротники и разойтись по домам.

– Шон, когда мы зайдем внутрь, предупредите, когда мне следует отвернуться, – попросила Эмили.

– Когда мы зайдем внутрь? Но я ведь только что объяснил… – Райан умолк и обреченно вздохнул. – Да, конечно, когда мы зайдем внутрь.

– Лучше сразу смотрите в потолок, Эмили, – посоветовал Беккер. – Я проведу вас.

Снег повалил еще гуще.

Эмили усадили в плюшевое кресло в гостиной.

– Мы не можем разжечь огонь, чтобы вы согрелись. – Райан показал на остывший камин. – В пепле могут отыскаться улики.

– Понимаю.

– Что же случилось? Я думал, вы давно сели в поезд.

– Отец отказался выполнить распоряжение лорда Палмерстона.

– Отказался? – изумленно переспросил Райан.

– В церкви мы слышали, как священник назвал вам адрес лорда Косгроува. Отец настоял, чтобы мы отправились сюда.

– Я без труда отыскал этот дом, – гордо заявил Де Квинси. Он присел над трупом служанки возле лестницы и внимательно рассматривал рану на голове несчастной, почти касаясь пальцами вмятины в черепе. – Пятьдесят три года назад я часто просил подаяния в Мейфэре. Я изучил этот район не хуже Оксфорд-стрит и Сохо.

– Лорд Палмерстон… – начал инспектор.

– …будет в ярости. Меня предупреждали. – Де Квинси отпил из своей бутылочки с лауданумом. – В церкви вы сказали, будто видели то же самое, что и мы с Эмили. Разумеется, наши долгие беседы семинедельной давности убедили вас, что для меня это не довод.

– Полицейское расследование не сводится к бесконечным упоминаниям имени Иммануила Канта, – едва сдерживая раздражение, заявил Райан. – Существует ли реальность вне нас или только в нашем сознании? Могу вас заверить со всей определенностью: труп возле входной двери существует на самом деле. И еще один – возле лестницы, а также два на кухне под нами и, наконец, тот, что привязан к креслу в библиотеке.

– В библиотеке? – Заинтригованный Де Квинси резко выпрямился и направился к раскрытой двери у дальней стены.

– Эй, вам сюда нельзя, – остановил его дежуривший возле двери констебль.

– Все в порядке, – заверил полицейского Беккер. – Я зайду вместе с ним.

Райан повернулся к Эмили:

– Но вы же потеряете покровительство лорда Палмерстона. У вас нет средств. Где вы будете жить? Чем питаться?

– Отец утверждает, что способен выжить на улице, как в те времена, когда ему было семнадцать.

– Но теперь ему шестьдесят девять. А вы? Каково придется вам?

– Отец обещал и меня научить выживанию.

– Боюсь, опиум в конце концов повредил его рассудок.

– Смерть, – неожиданно произнесла Эмили.

– Что?

– Он постоянно говорит о смерти.

– Инспектор, – прервал их разговор голос Де Квинси из-за двери.

Девушка коснулась руки Райана:

– Кажется, я знаю, почему отец приехал сюда. Пока он помогает вам, у него остается цель, дающая силы жить дальше.

Райан зашел в библиотеку. Де Квинси переходил с одного места на другое, изучая причудливое расположение жертвы с разных точек обзора.

– Вижу, вы впечатлены, – заметил инспектор.

– Петля, выколотые глаза и юридический кодекс составляют в совокупности великолепное произведение искусства.

– Вряд ли следовало ожидать иного ответа от автора эссе «Убийство как одно из изящных искусств».

– Положение жертвы подсказывает, что мотивом является месть за допущенную несправедливость.

– На ограбление и впрямь не похоже, – признал Райан. – Серебряные перья в глазницах, из жилетного кармана свисает золотая цепочка от часов. В доме множество ценных предметов, но убийца ничего не тронул.

– Вы что-то говорили про кухню, – припомнил Де Квинси. – Там есть еще жертвы?

– Повар и посудомойка, – ответил Райан. – Вероятно, леди Косгроув отсутствовала, когда произошли все эти убийства.

В разговор вступил Беккер.

– Но почему она не обратилась в полицию, когда вернулась и увидела трупы? – растерянно спросил он. – Почему облачилась в траурное платье и отправилась в церковь? Какая-то бессмыслица.

– По меньшей мере одну из жертв мы пока не нашли, – сообщил Райан. – Спальня наверху вся покрыта засохшей кровью.

Выглянув из-за плеча трупа, Де Квинси изучил листок с траурной каймой, который Беккер вложил обратно в книгу.

– Тут написано имя. Эдвард Оксфорд.

– Оно вам что-то говорит? – спросил Райан.

– Разве могло быть иначе?

– Отец, я ничего не понимаю. Кто такой Эдвард Оксфорд?

Появления Эмили не ожидал никто. Она стояла у двери в библиотеку, отвернувшись от ужасного кресла и подняв глаза к потолку.

– Вам лучше вернуться в гостиную, Эмили, – заявил Беккер.

– Лучше быть здесь, но со всеми, чем в другом месте, но одной.

– Я бы тоже не хотел остаться один в таком доме, – согласился Райан.

– Отец, ты с таким удивлением произнес это имя – Эдвард Оксфорд, и я чувствую себя глупой, поскольку мне оно незнакомо.

– В то время тебе было всего шесть лет, – объяснил Де Квинси. – Если не ошибаюсь, инспектор, Эдвард Оксфорд все еще в Бедламе?

То была единственная в Англии лечебница для душевнобольных преступников – Бетлемская королевская больница, больше известная как Бедлам.

– Да, – ответил Райан. – Если бы его выпустили, меня наверняка известили бы.

– Но кто такой Эдвард Оксфорд? – продолжала допытываться Эмили. – Какое злодейство он совершил? По вашему тону, Шон, можно предположить, что речь о действительно ужасном преступлении. Оно связано с письмом, которое леди Косгроув получила в церкви? Вы не сказали нам, что в нем было.

– Боюсь, вам придется спросить у комиссара Мэйна.

– А может быть, и не придется, – заявил Де Квинси.

– Что вы хотите сказать? – с подозрением спросил Райан.

– Прежде чем вы сунули найденное в церкви письмо в карман, я успел заметить, что текст состоит всего из двух слов. Если там значилось «Эдвард Оксфорд», как и здесь, необходимость скрывать тайну от нас отпала бы сама собой. Значит, слова были другие. В нашей ситуации можно предположить лишь одно… Инспектор, будьте добры, расскажите Эмили об Эдварде Оксфорде.

Среда, 10 июня 1840 года

Королева Виктория настаивала, чтобы газеты публиковали ее распорядок дня. Ступив на престол всего тремя годами ранее, молодая правительница стремилась показать, насколько она отличается от прежних монархов, почти никогда не показывавшихся на глаза простым людям. Исполненная решимости установить прочную связь со своими подданными, Виктория взяла за правило совершать регулярные поездки по улицам Лондона и желала, чтобы горожане точно знали, когда и где у них будет возможность увидеть и поприветствовать свою королеву.