– В эти выходные наша школа проводит здесь благотворительный вечер по сбору средств, – объяснила Мелисса.

Спенсер охнула. Благотворительный вечер по сбору средств? Устроением подобных мероприятий мама всегда занималась вместе с ней. Спенсер готовила приглашения, помогала составлять меню, уточняла, кто из приглашенных подтвердил участие, а кто – нет, и даже подбирала программу классической музыки. Что-что, а это у нее получалось лучше, чем у Мелиссы. Мало найдется таких одержимых, которые создавали бы досье на каждого из гостей: кто не ест телятину, например, и не возражает против того, чтобы сидеть за ужином рядом с отвратительными Пембруками.

Спенсер, у которой сердце едва не выскакивало из груди, посмотрела на мать.

– Мама?

Миссис Хастингс резко повернулась, прикрыв ладонью бриллиантовый «теннисный» браслет[21], словно боялась, что Спенсер сорвет его с руки.

– Тебе… нужна помощь с подготовкой вечера? – дрогнувшим голосом спросила Спенсер.

Мать крепко сжала в руках банку с консервированной ежевикой.

– Все уже подготовлено, спасибо.

Спенсер казалось, что ее внутренности связало в тугой холодный узел. Она сделала глубокий вдох.

– Я также хотела спросить тебя о завещании Наны. Почему меня в нем нет? Разве по закону можно лишать наследства кого-то из внуков?

Миссис Хастингс поставила банку с ягодами на полку в буфете и холодно усмехнулась.

– Разумеется, это законно, Спенсер. Нана вправе была распоряжаться собственными деньгами по своему усмотрению. – Она накинула на плечи черный кашемировый шарф и прошла мимо Спенсер в гараж.

– Но… – закричала Спенсер. Мама, не оборачиваясь, хлопнула за собой дверью. Бубенчики на дверной ручке звякнули, потревожив сон двух собак.

Спенсер обмякла всем телом. Вот оно, значит, как. От нее отреклись окончательно и бесповоротно. Может быть, родители рассказали бабушке про скандал с «Золотой орхидеей», разразившийся несколько месяцев назад. Может быть, они даже убедили Нану изменить завещание и вычеркнуть из него Спенсер, потому что та опозорила семью. Спенсер зажмурилась, представляя, как жила бы сейчас, если б в свое время промолчала и приняла «Золотую орхидею». Пригласили бы ее выступить в передаче «Доброе утро, Америка», как других победителей конкурса? Принимала бы она поздравления? Поступила бы досрочно в университет благодаря эссе, которого не писала – и даже толком не понимала? Если бы она не созналась в обмане, шли бы теперь разговоры о том, что Йена оправдают за отсутствием достоверных свидетельских показаний?

Прислонившись к кухонному столу с гранитной столешницей, Спенсер жалобно и тихо застонала. Мелисса бросила на стол сложенный продуктовый пакет и подошла к ней.

– Я очень тебе сочувствую, Спенсер, – вполголоса сказала она. Помедлив секунду, Мелисса обняла сестру за худенькие плечи. Та, пребывая в оцепенении, и не подумала сопротивляться. – Они очень суровы с тобой.

Спенсер опустилась на стул, взяла из салфетницы салфетку и промокнула заплаканные глаза.

Мелисса села рядом:

– Ничего не понимаю. Все думаю и думаю, но никак не соображу, почему Нана не включила тебя в завещание.

– Она меня ненавидела, – невыразительным тоном произнесла Спенсер. В носу у нее щипало, как всегда бывало, когда она собиралась разреветься. – Я украла твою работу. Потом призналась в обмане. Я обесчестила нашу семью.

– Нет, по-моему, тут что-то другое. – Мелисса наклонилась ближе. В нос Спенсер ударил запах крема от загара. Мелисса была настолько дисциплинирована и щепетильна во всем, что обмазывалась кремом от загара даже тогда, когда намеревалась весь день просидеть в помещении. – Кое-что в этом деле действительно настораживает.

Спенсер отняла салфетку от глаз:

– Настораживает… ты о чем?

Мелисса придвинула к ней свой стул.

– Нана оставила деньги каждому из своих родных внуков. – Она дважды стукнула по столу, делая акцент на последних словах, а потом пытливо взглянула на сестру, словно ждала, что та сама придет к соответствующему выводу. Потом Мелисса посмотрела в окно, где их мама все еще выгружала продукты из машины. – Думаю, в нашей семье много тайн, – прошептала она. – Таких, о которых нам с тобой знать не полагается. Внешне все выглядит идеально, но… – Ее голос затих.

Спенсер сощурила глаза. Она понятия не имела, о чем говорит Мелисса, но ей вдруг стало очень страшно.

– Ты можешь объяснить нормально?

Мелисса отклонилась от нее.

– Каждому из своих родных внуков, – повторила она. – Спенс… возможно, тебя удочерили.

В среду утром Ханна лежала, зарывшись под одеяло, чтобы не слышать, как Кейт распевает в ду́ше гаммы.

– Она даже не сомневается в том, что ей дадут главную роль в постановке, – ворчала Ханна в свой BlackBerry. – Вот бы увидеть ее лицо, когда режиссер скажет ей, что это Шекспир, а не мюзикл.

Лукас хмыкнул:

– Неужели она на полном серьезе грозилась пожаловаться на тебя, если ты откажешься провести для нее экскурсию?

– В общем, да, – пробурчала Ханна. – Можно, я поживу у тебя до окончания школы?

– Ничего не имею против, – тихо отвечал Лукас. – Правда, нам придется спать в одной комнате.

– Я бы не возражала, – промурлыкала Ханна.

– Я – тоже. – По его голосу было ясно, что он улыбается.

Раздался стук в дверь, и в комнату просунула голову Изабель. До помолвки с отцом Ханны она работала медсестрой в отделении неотложной хирургии и до сих пор ложилась спать в больничной униформе. Брр.

– Ханна? – Веки у Изабель набрякли сильнее обычного. – Никаких телефонных разговоров, пока не убрана постель, помнишь?

– Отлично, – буркнула себе под нос Ханна, сердито посмотрев на нее. Сразу же, как Изабель втащила в их дом свои чемоданы и заменила изготовленные на заказ жалюзи фиолетовыми шторами из мятого бархата, она установила свои правила: никакого Интернета после 21.00. Никаких телефонных разговоров, пока не сделаны все домашние дела. Никаких мальчиков в доме в отсутствие Изабель и отца Ханны. По сути, Ханна жила теперь в полицейском государстве.

– Меня заставляют положить трубку, – громко сообщила Ханна Лукасу, чтобы Изабель слышала.

– Ничего страшного, – сказал Лукас. – Мне пора собираться. Утром у меня фотоклуб.

Он послал ей поцелуй и отключился. Ханна пошевелила пальцами ног. Беспокойство и раздражение как рукой сняло. Как бойфренд Лукас во всех отношениях был куда лучше, чем Шон Эккард, и своим обществом почти компенсировал ей отсутствие подруг. Лукас понимал, насколько тяжело она переживает предательство Моны, и всегда смеялся над ее рассказами о коварной Кейт. К тому же с новой салонной стрижкой и сумкой-почтальонкой Jake Spade, на которую он поменял свой прежний потасканный рюкзак JanSport, Лукас перестал быть похож на идиота, каким он выглядел, когда они только сдружились.

Убедившись, что Изабель удалилась в комнату, которую она теперь занимала вместе с ее отцом – брр и еще раз брр, – Ханна слезла с кровати и небрежно застелила ее покрывалом, – вроде как убрала постель. Потом села за туалетный столик и включила телевизор. Зазвучала мелодия утренней программы новостей. В нижней части экрана мелькнула надпись большими черными буквами: РЕАКЦИЯ ЖИТЕЛЕЙ РОУЗВУДА НА ВРЕМЕННОЕ ОСВОБОЖДЕНИЕ ЙЕНА ТОМАСА ПОД ЗАЛОГ. Ханна не спешила переключать канал. Ей не хотелось смотреть репортаж, но она была не в силах оторвать взгляд от телеэкрана.

На вокзале местного отделения транспортной компании SEPTA[22] миниатюрная рыжеволосая журналистка расспрашивала пассажиров о том, что они думают по поводу дела Йена Томаса.

– Это возмутительно, – заявила статная пожилая женщина в кашемировом пальто с воротником-стойкой. – После того что этот парень сотворил с несчастной девочкой, его ни на секунду нельзя было освобождать из-под стражи.