Подошли офицеры.
— Задача, господа, не из лёгких. Ночная атака укреплений. Предвижу большие жертвы, но никаких сантиментов. Не о жизни солдат печёмся, а о победе, и из сего исходите.
Скобелев кратко и чётко нарисовал план предстоящей операции.
— Ваше превосходительство, стрелки распределены по ротам и по взводам, — доложили офицеры.
— Хорошо. Вам, господа, находиться в своих подразделениях, влиять на охотников своим примером. Как петух прокукарекает, так и атаке начало. Фланговым ударом нас поддержат кубанцы...
Ещё и рассвет не начался, как прокричал петух, и тут же поднялись стрелки, плотной стеной двинулись на вражеские укрепления. Лил холодный затяжной дождь. Солдаты шли молча, ускоренным шагом. Турки заметили атакующих не сразу. Рожок заиграл сигнал тревоги. Первые залпы врага слились с громким «ура!»
Ворвались в траншеи, смешались. Зелёные горы огласились криками и лязгом стали, выстрелами и глухими ударами прикладов.
Всё перекрывая, раздался голос Скобелева:
— Братцы, вперёд, турок дрогнул, бежит!
— Генерала, генерала оберегайте!
А Скобелева и без того с начала атаки опекали стрелки.
Яростно отбиваясь, турки отходили к вершине гребня. В первой траншее бой медленно затихал. Верхняя встретила наступающих охотников превосходящими силами. Медленно пятясь, стрелки отошли, закрепились в первой траншее.
Скобелев вызвал резервы и, попросив полковника Мельницкого обстрелять верхний гребень из пушек, принялся ожидать донесения о потерях. Они оказались неутешительными. Ночной штурм первого кряжа Зелёных гор обошёлся больше чем в сотню стрелков...
Михаил Дмитриевич отправился по траншее. Стреляли отовсюду. По верхней траншее ударили орудия.
— Что, братцы, горячее вышло дело?
— Да уж не холодное, ваше превосходительство. Со смертью играли.
— Боязно?
— А смерти, ваше превосходительство, разве что дурак не боится. В ином суть — ради чего на смерть готов.
— И то правда. Товарищам нашим, кто пал сегодня, слава вечная.
Возвратившись в отбитую у турок землянку, оборудованную под штаб, Скобелев принялся за донесение Тотлебену: «Согласно диспозиций первый кряж Зелёных гор взят... Подошедшие к утру резервы обеспечили наше положение на Зелёной горе... В пять часов утра неприятель вновь возобновил нападение, но был отбит ружейным огнём из траншей... Придвинул к Рыжей горе суздальцев и казанцев с артиллерией».
Прибыл начальник штаба окружения князь Имеретинский. Соскочив с седла, вбежал в землянку.
— Михаил Дмитриевич, поздравляю с успехом. Написал донесение Эдуарду Ивановичу, вручите, князь. И прошу разрешения на новый штурм!..
Получив уведомление Скобелева, Тотлебен велел, во избежание лишних потерь, второй кряж Зелёных гор не штурмовать, удержать первый...
Левое крыло отряда Скобелева прикрывал 2-й Кубанский конный полк. Подполковник Степан Яковлевич Кухаренко с нетерпением ждал приказа Скобелева. Накануне тот распорядился начать атаку только по его указанию...
Ночь была на исходе. От реки тянуло холодом, белел туман. На Зелёных горах, судя по стрельбе, бой был в самом разгаре. Казаки изготовились, сидели в сёдлах.
Кутаясь в бурку, Кухаренко прохаживался по сырой прижухлой траве, разминался. Туман над рекой напомнил Степану Яковлевичу екатеринодарские рассветы, полноводную и быструю Кубань, с ненасытным урчанием подмывающую крутые берега, старого отца, Якова Кухаренко, бывшего наказного атамана Кубанского казачьего войска, друга кобзаря Тараса Шевченко...
Подполковнику Кухаренко не довелось видеть великого поэта, но в молодости Степан часто слышал рассказы отца о Тарасе Григорьевиче, читал его стихи...
Возле Кухаренко осадил коня порученец Скобелева:
— Ваше высокоблагородие, батальоны охотников удерживают первые траншеи, Михаил Дмитриевич велел вам атаковать неприятеля!
Ловя ногой стремя, Кухаренко приказал:
— Трубите атаку!
Запели трубы, обнажили казаки сабли, и сотни рассыпались полукругом, вырвались из тумана, лавой понеслись на вражеские позиции. Дрожала земля под конскими копытами. Казаки выбили османов из траншей, догоняли, рубили зло, и только огонь с плевненских укреплений остановил конную атаку.
На другой день при встрече с Кухаренко Скобелев сказал:
— Спасибо кубанцам, Степан Яковлевич, добре помогли удержаться на Зелёных горах.
А в реляции генералу Тотлебену, отмечая заслуги казаков, написал: «... подполковник Кухаренко достоин чина полковника».
В штабе армии генералу Гурко передали письмо от баронессы Вревской. Скорее это было не письмо, короткая записка. Юлия Петровна уведомляла, что с лета находится в госпитале в селе Бела и работает сестрой милосердия. «Если вы, Иосиф Владимирович, каким-либо случаем будете в этих краях, проведайте меня... Найти наш военно-временный госпиталь совсем нетрудно, по кибиткам и мазанкам... Работой своей я довольна, потому как приношу облегчение раненым и больным солдатикам... Уважающая вас Юлия Вревская».
Иосиф Владимирович даже мысленно не мог представить себе этой красивой, пленительной женщины в костюме сестры милосердия среди грязи и крови, то, как она своими нежными, ухоженными руками облегчает боль и страдания человеческие...
Сейчас он видел её, как наяву, как в тот день, когда покидал Петербург. Если бы сегодня он встретил её, то сказал бы: Господи, как о многом поведал бы я вам, милая Юлия Петровна. Не ведаю, что это со мной, но вы для меня не просто баронесса Вревская, вы та Юлия, к кому, давно или нет, на это не могу ответить, неравнодушно моё сердце. Оно принадлежит вам... Прощу вас, берегите себя... Ради меня берегите.
Положив письмо в карман, Гурко решил, как представится возможность, непременно навестит эту замечательную женщину...
О встрече у Артамонова с болгарским разведчиком Гурко поведал Нагловскому.
Начальник штаба потёр затылок:
— Новостей нам, Иосиф Владимирович, этот разведчик не открыл, про снега и ущелья, бездорожье и леса сами знаем. А трудности преодолевать российскому солдату привыкать ли? Но вот коли этот Димитр охотников в проводники сулит, благодарны будем.
— Правы, Дмитрий Степанович, поспешим с подготовкой. Убеждён, население болгарское нам поможет.
Ещё в Этрополе генерал Гурко обращался к жителям с призывом. И в нём Иосиф Владимирович писал, что русской армии предстоит сделать последний напор на турок и перейти Балканы.
«Вы, — обращался он к болгарам, — должны помочь нам везти оружие, нести тяжести, заряды, сухари через горы. Заплачено будет всем, но главная ваша награда будет избавление от турок навсегда. Вам теперь трудно, но русским труднее; они терпят для вашей пользы, а вы для своей».
Ещё там, в Этрополе, выслушав обращение Гурко к болгарам, генерал Нагловский согласно кивнул, заметив, однако:
— Уж так, Иосиф Владимирович, на Бога надейся, да сам не плошай...
Конец ноября, холодный, ветреный. Ударяли морозы, сыпали снега. Но случалось, днём оттаивало и на дорогах появлялись грязь и колдобины.
Плевна переживала критические недели. Давно закрыты лавки и кофейни, не шумят базары и безлюдны улицы. Временами город оглашали свирепые крики башибузуков, промышлявших грабежом и разбоем, резнёй в болгарских кварталах, да в час намаза взывали к правоверным с минаретов голоса истых муэдзинов.
О, Аллах, обрати свой лик на слуг твоих!
Коченели на ветру и в сырости голодные турецкие аскеры, умирали в госпиталях раненые и больные. По подсчётам интендантов, еды оставалось от силы на полмесяца.
Осман-паша в окружении своих генералов и штабных работников объезжал позиции, стараясь не замечать кутавшихся в разное тряпье солдат. Горели редкие костры, не было ни дров, ни хвороста.
Осман-паша молчал. Чёрные брови угрюмо насуплены. Падает дисциплина, подорвана вера в победу. Надежда на помощь извне исчезла. Проклятый пёс Шевкет-паша застрял со своим отрядом в Орхание и не собирается помочь плевненской армии прорвать блокаду.
