Даже сейчас, когда положение катастрофическое, он, Осман-паша, не решается сдать армию и отправиться в плен. Его не поймут в Стамбуле, и султан не простит капитуляции. Непобедимый Осман-паша должен или погибнуть, или вывести армию из окружения.

Пробиться! Но где, на каком участке?

Осман-паша несколько дней кряду лично проводил тщательную рекогносцировку, особенно на запад от Плевны. По данным разведки, в этом районе войсками окружения командовал генерал Ганецкий, старый, опытный генерал.

Чем чаще выезжал Осман-паша на свои западные позиции, тем больше убеждался: если идти на прорыв блокадного кольца, то именно в долине реки Вит. Она прикрыта от русских наблюдателей холмами, здесь можно сосредоточить силы прорыва и, пробившись на Софийское шоссе, форсировать по наведённым мостам Искер, устремиться к Софии на соединение с формирующейся новой армией, перед которой, как думал Осман-паша, будет поставлена задача защиты Западных Балкан...

— Если удастся скрытно сосредоточить главные силы, успех обеспечен наполовину, — продолжал размышлять Осман-паша, раскачиваясь в седле. Трудно, но сорокатысячная армия верит ему и надеется. Большую ответственность возлагает на себя Осман-паша и ему нести ответ перед судом султана Абдул-Хамида... — О, Аллах, всё ли я сделал так, как надо? — шепчет Осман-паша и мысленно вспоминает тот день, когда вступил в Плевну и принял на себя оборону города, как отбил штурмы русских.

Да, его не в чем обвинить. И поспей к нему помощь, армия не оказалась бы в такой сложной ситуации. Осман-паша подозвал одного из адъютантов:

— Сообщи корпусным и бригадным генералам, я вызываю их на военный совет.

Уединившись в походном шатре, служившем ему и штабным кабинетом, и спальной комнатой, он уселся на ковёр, поджал ноги.

Поглаживая смолистую бороду, Осман-паша воздал молитву Аллаху. Начали подходить члены военного совета, верные своему полководцу генералы. Отвешивая поклоны, рассаживались кольцом на ковре. Осман-паша обвёл их взглядом. Явились все тринадцать.

— О, Аллах, нет нужды убеждать вас в чрезвычайно серьёзной обстановке, провиант заканчивается, наступает зима, она грозит нам. Пушки русских днём и ночью обстреливают наши укрепления, наносят им значительный урон. Шевкет-паша поступил как трус, остаётся надеяться на самих себя.

Генералы слушали внимательно, ни единым словом не прерывая полководца. Он продолжал:

— Мы не можем обречь армию на вымирание или гибель под снарядами противника. Нам остаётся либо сдаться на милость врага, либо попытаться пробиться на Софию. Заранее предупреждаю, надежда незначительная, и поэтому, прежде чем собраться для принятия окончательного решения, обсудите всё с полковыми командирами, а те в таборах, и как будет угодно Аллаху...

Тотлебен уверен: Осман-паша не может остаться пассивным, он должен что-то предпринять. Скорее всего попытается вывести армию из окружения.

Эдуард Иванович проинспектировал войска обложения по участкам, настроил генералов на возможность удара турецких сил, нацеленных на прорыв. В корпусе Ганецкого задержался, провёл манёвры. Гренадеры порадовали.

Оставив у Ганецкого для связи с главным штабом весёлого и покладистого полковника Фреза, Тотлебен отбыл в Бохот со спокойной душой — обруч вокруг Плевны прочный. А то что Осман-паша удачи поищет, то тут у Эдуарда Ивановича мнение твёрдое. А для прорыва турецкий военачальник изберёт вероятнее всего шестой участок Ганецкого. О том у них с генералом произошла долгая беседа, на картах сверили, местность осмотрели, проверили расстановку батарей, авангардных постов, отработали подходы пехоты, резерва. Всё обнадёживало.

Тотлебен завернул на пятый участок к генералу Каталею, к румынам. Князь Карл и генерал Черкат познакомили с обстановкой на их участке. И здесь чувствовалась хорошая подготовка. Теперь можно докладывать главнокомандующему и ждать противника...

К вечеру того же дня к Тотлебену заехал полковник Артамонов. Отказавшись от ужина, сразу перешёл к делу:

— Эдуард Иванович, по сведениям из Плевны Осман-паша что-то замышляет. Наши друзья болгары сообщают: турецкий военачальник начал часто появляться на позициях и особенно на западных. Его сопровождает весь штаб.

Тотлебен улыбнулся.

— Ишь, турецкий лис хитёр, но и мы, полковник, тоже не спим.

— Однако, обратите внимание на дальнейшую информацию. Замечено ночное передвижение войск.

— Я знаю. Ко всему в последние дни снизилась активность их ответного орудийного и ружейного огня. Именно это меня и насторожило. Прошу вас, полковник, по получении новых данных не откажите в любезности проинформировать меня лично...

Армия высказалась за прорыв. Теперь у Осман-паши никаких колебаний. Он действует твердо, вся сорокатысячная военная машина, подчинённая ему, работает как единое целое. Никаких нарушений приказов, никаких отклонений в инструкциях.

Оставив заслоны в укреплениях, таборы, полки, бригады, корпуса ночью снялись с позиций. Отходили без шума, соблюдая установленную самим Осман-пашой диспозицию, следовали в долину реки. Скапливались.

Сюда же тронулся и многофурный обоз с ранеными, с продовольствием и боеприпасами. Не скрипели заранее смазанные ступицы колёс, редко раздавалось ржание.

Как ни убеждал Осман-паша, как ни описывал опасность пути, турецкое население Плевны ринулось вслед за армией. Глядя на двуколки, груженные домашним скарбом, на поникших беженцев, Осман-паша едва сдерживал гнев, выговаривал муллам, призывавшим правоверных мусульман не оставаться в городе на милость неверных.

Оба муллы, в белых халатах и белых чалмах, сложив молитвенно руки, внимали словам полководца молча.

— Армию сдерживает военный обоз, беженцы связали нас. Мы лишены маневренности. О, Аллах, если русские пошлют на всё это скопище даже десяток снарядов, какая паника поднимется! И всё по вашей вине, проповедники Корана!

Хлестнув коня, Осман-паша, сопровождаемый штабом и генералами, поскакал к реке, где сапёры заранее навели мосты. Нескончаемой лентой лились по ним пешие солдаты.

Османа не покидала тревога, ну как заметят русские и их артиллерия обстреляет это кишащее скопление? Тогда в считанные часы погибнет вся армия.

Но холмы и тёмная ночь скрывали продвижение войск, а выдвинутые на вершины и по склонам частые посты надёжно охраняли отступающую армию от русских разведчиков.

Осман-паша оглянулся на Плевну. По укреплениям мерцали костры и стояла мёртвая тишина. По его, Османа, указанию турки несколько ночей не отвечали на выстрелы русских.

— Когда мы приучим гяуров к ночному молчанию наших позиций, тогда свершим прыжок горного барса.

Поминутно к Осман-паше подъезжали дежурные офицеры с докладами. Вести были успокаивающими. Части сосредоточивались согласно отработанному плану, дабы к рассвету изготовиться к удару по позициям генерала Ганецкого.

Если для русских гренадеров появление наступающей турецкой армии окажется неожиданным и они своевременно не подтянули резервы, успех прорыва обеспечен.

Конь нетерпеливо перебирал копытами, грыз мундштук. Осман-паша натянул повод, сказал скучившимся за его спиной генералам:

— Прошу разъехаться по своим соединениям и непосредственно руководить боем.

Смежил веки, забылся в дрёме. Однако чуткое ухо ловило малейший шорох. Вот послышался топот множества копыт. Это двигалась конница черкесов и башибузуков. Осман-паша даже во сне пренебрежительно морщится. Он никогда не считал весь этот сброд воинской командой. Мастера насилия и грабежа, они бежали при первой встрече с регулярными частями.

— О, гази-паша, — осторожно позвал Османа его начальник штаба, — пехота на том берегу.

Осман-паша открыл один глаз.

— Пускайте конницу и вслед обоз. Последними через мосты перейдут беженцы. Велите корпусным и бригадным генералам начать построение пехоты в боевые порядки — первая линия, вторая, резерв. Навалиться, смять неприятеля и наступать, только наступать, в этом наша победа. В прорыв пустить конных. Обеспечить прикрытие флангов от противника. Сдерживать гяуров, пока не выведем санитарные фуры и обоз... Да ниспошлёт Аллах успех правому делу! Аллах акбар (велик Аллах! (тур.))!