— Добро! Вы можете ехать домой, а я еще посижу…
Николай Герасимович любил эти тихие часы, когда его никто не тревожил и он мог сосредоточиться. Сейчас его мысли — о Трибуце. Умен комфлот, умеет ладить с командующими фронтами, особенно с маршалом Говоровым, хотя нередко спорит с ним, защищая флот и его людей. Взаимодействие флота с армейскими частями у него на первом плане… Кузнецов встал, открыл форточку. Над Москвой висело черное небо, ярко светила луна, и дома казались призрачными. Да, теперь уже не сорок первый год, когда столица жила тревогами и надеждами, ибо у ее порога стояли гитлеровские полчища, их генералы в бинокль разглядывали Кремль… Тревожное было время, но оно кануло в прошлое. Мысли наркома перескочили на Испанию, где он был военно-морским атташе и главным военным советником. Однажды утром он сидел в приемной советского посла в отеле «Метрополь», когда туда пришел высокий стройный генерал. «Компаньеро Петрович», — представился он и подал руку Николаю Герасимовичу. «Дон Николас», — ответил на рукопожатие Кузнецов. Он подружился с Петровичем, не раз еще виделся с ним в Валенсии на улице Альборайя, дом 8, где в то время размещались советские военные советники. Но вот Николай Герасимович вернулся в Москву, и, когда проходил неподалеку от наркомата обороны, его остановил генерал.
— Компаньеро Петрович! — узнал его Николай Герасимович.
— Да нет, теперь я снова Мерецков, — улыбнулся Кирилл Афанасьевич. — Куда спешите?
— К начальнику Морских сил Орлову за назначением.
— Его арестовали как врага народа, — коротко бросил Мерецков.
Владимира Митрофановича Орлова, начальника Военно-морских сил, Кузнецов узнал еще в военно-морском училище, где оба учились. Орлов был прост, любил по-отечески поговорить с молодыми моряками. Николай Герасимович подражал Орлову. Теперь он — враг народа. Неужели правда? Он ждал, что еще скажет Мерецков, но тот больше ни слова не произнес. Чтобы хоть как-то сгладить неловкость, Николай Герасимович спросил:
— Кем вас назначили, Кирилл Афанасьевич?
— Заместителем начальника Генерального штаба Красной Армии, — ответил Мерецков и добавил: — Я рад, что попал служить под начало Бориса Михайловича Шапошникова. — Он помолчал, потом тише продолжал: — Я знаю, как обескуражило вас известие об аресте Орлова. У меня было такое же чувство, когда арестовали маршала Тухачевского{Тухачевский Михаил Николаевич (1893–1937) — Маршал Советского Союза (1935), участник Гражданской войны, с 1925 г. начальник штаба РККА и член Реввоенсовета СССР, с 1928 г. командующий войсками Ленинградского военного округа, с 1931 г. заместитель наркома по военным и морским делам и заместитель председателя РВС СССР.}, Якира{Якир Иона Эммануилович (1896–1937) — советский военный деятель, командарм 1-го ранга; участник Гражданской войны, в 1924–1925 гг. начальник Главного управления военно-учебных заведений РККА, с 1925 г. командующий Украинским военным округом, с 1930 гг. одновременно член Реввоенсовета СССР.}, Уборевича{Уборевич Иероним Петрович (1896–1937) — командарм 1-го ранга (1935), участник Гражданской войны, с 1925 г. командующий войсками Северо-Кавказского, Московского, Белорусского и других военных округов.} и других наших военачальников. Они разоблачены как изменники и враги. — Мерецков развел руками. — Я бы не советовал вам наводить о них справки, кто и за что арестован. Ныне не то время.
— Спасибо за совет, Кирилл Афанасьевич.
Тогда Кузнецова назначили командующим Тихоокеанским флотом, и в числе первых, кто его поздравил, был Мерецков.
«Я ему многим обязан за дельные советы и помощь в службе», — подумал сейчас Николай Герасимович. Еще недавно, в феврале, он виделся с Мерецковым в Ставке. Волховский фронт, которым тот командовал, ликвидировался, его войска передавались Ленинградскому фронту, а Мерецкова вскоре назначили командующим Карельским фронтом.
— Я просил Верховного послать меня в Белоруссию — там я служил до войны, знаю каждую тропинку, но не получилось, — сетовал Кирилл Афанасьевич. — Сталин учел, что во время Финской войны я командовал армией на выборгском направлении и прорывал «Линию Маннергейма». Отсюда вывод: Север знаю хорошо, имею опыт ведения боев в условиях Карелии и Заполярья, стало быть, мне и командовать Карельским фронтом.
— Будете взаимодействовать с Северным флотом, Кирилл Афанасьевич, — сказал Кузнецов. — А уж моряки вас не подведут. Да и адмирал Головко вам по душе, сами как-то хвалили его.
— Станем сражаться с моряками плечом к плечу, куда денешься, — улыбнулся Мерецков.
Мысли наркома ВМФ перескочили на Ленинград. Балтика… Легендарная, огненная и штормовая. Как покажут себя моряки в предстоящих наступательных операциях? Оправдают ли его, главкома ВМФ, надежды?.. Предстоит Выборгская операция, говорил Сталин, когда принимал у себя адмирала Трибуца, это проверка на зрелость не только Ленинградского фронта, но прежде всего Балтфлота и Ладожской военной флотилии. Готовиться к ней надо тщательно, продумать все до мелочей, ибо спрос будет строгий.
Никаких иллюзий на этот счет Кузнецов не питал: уж если что-либо сказал Верховный, так оно и будет.
Утром, едва закончилась передача Совинформбюро, первому заместителю начальника Генштаба Антонову позвонил Сталин.
— Приезжайте ко мне с наркомом Военно-морского флота.
Антонов тут же сообщил Кузнецову.
Сталин по обыкновению сухо поздоровался с ними.
— Садитесь, товарищи. — Верховный неторопливо прикурил трубку. — Финское правительство заявило нам, что не может принять условия перемирия, предложенные Советским Союзом. Меня это весьма огорчило. В Финляндии взяла верх реакционная группа правительства Рюти-Таннера. Нам стало известно, что эта группа призывала на помощь представителей фашистской Германии. Товарищ Молотов, который вел переговоры с финской делегацией, уверял меня, что наши условия финны примут, что, мол, их песенка уже спета. Но он ошибся. — Сталин подошел к столу. — Я вас зачем вызвал? Если финны ответили отказом, будем их громить. Генштабу надлежит срочно пересмотреть вопрос о том, кого следует бить в первую очередь — немцев или финнов.
— Финская армия слабее немецкой, стало быть, с нее и начнем, — усмехнулся генерал армии Антонов.
— Я тоже так думаю. — Сталин выпустил дым. — Однако нам надо прибегнуть к хитрости. Создать у финнов видимость, что командование Красной Армии преследует цель овладеть районом Петсамо. Это усыпит их бдительность, готовность к отражению ударов наших войск под Ленинградом и в районе Петрозаводска.
— Генштаб разработает план дезинформации противника, — сказал Антонов. — Что-то вроде демонстрации подготовки наших войск в районе Петсамо.
— Но обязательно с высадкой десантов Северного флота на прилегающее морское побережье, — предупредил Сталин. — Необходимые распоряжения отдайте командующему Карельским фронтом Мерецкову и комфлоту Головко. Вы, товарищ Кузнецов, тоже подключайтесь в этому делу. Войдите в контакт с маршалами Говоровым, Мерецковым. Если надо — съездите к ним. Вопросы есть?
— У меня информация, товарищ Сталин, — подал голос Николай Герасимович. — Посылку конвоев наши союзники прекращают до августа. Об этом мне заявил глава британской военной миссии. Что нам предпринять в связи с этим?
На лице вождя появилось недоброе выражение.
— Они решили поступить так же, как это сделали, сославшись на трагедию с конвоем «PQ-17». Возможно, я направлю Черчиллю послание. — И без всякой паузы он перешел к другому вопросу: — Ставка решила, что операции на Карельском перешейке будет проводить Ленинградский фронт во взаимодействии с Балтийским флотом и дальней авиацией Красной Армии, а на свирско-петрозаводском направлении — Карельский фронт с подчинением ему озерных военных флотилий. Не случилось бы так, что фронт начнет боевые действия, а корабли останутся стоять на якорях.
— У Трибуца срывов не будет, — заявил Кузнецов. — Я за этим прослежу.
Сталин перевел взгляд на Антонова.
