— Нет слов. Балтфлот хорошо проявил себя во время блокады Ленинграда. — Сталин подошел к Трибуцу. — Я понял так, что флот готов к новым суровым испытаниям?

Трибуц заметно стушевался, но, увидев, как ему подмигнул Николай Герасимович, проговорил:

— Готов, товарищ Сталин! Но тактика теперь у нас будет иной. Если раньше все силы флота направлялись на оказание помощи фронту, то теперь, когда войска Ленинградского фронта продвинулись на запад и корабли могут выходить из Ленинграда и Кронштадта, их целесообразно использовать на морском направлении. Это относится и к флотской авиации. Она будет наносить удары по вражеским морским коммуникациям. Я уже получил указание от Главнокомандующего Военно-морским флотом.

Трибуц умолк, ожидая, что скажет Сталин.

— Вы готовы отвечать за оборону побережья при продвижении войск фронта? — спросил Верховный.

— Нет, не готов.

— Почему? — В голосе Сталина Трибуц уловил издевку.

— У нас на флоте нет специальных войск, и мы, естественно, не можем оборонять побережье. Теперь этим должны заняться приморские фронты.

Сталин бросил взгляд на Кузнецова.

— Что скажет нарком?

Николай Герасимович поддержал Трибуца.

— Об этом я уже говорил с начальником Генштаба маршалом Василевским, и он со мной согласился.

Сталин молча подошел к карте, висевшей на стене, — ее специально подготовил Главморштаб, чтобы вести предметный разговор. «Да, в сложных условиях все еще находится Балтийский флот, — подумал Верховный. — Если южное побережье Финского залива от Ленинграда до Нарвы занимали наши войска, то на северном берегу залива немцы удерживали все побережье, начиная от старой государственной границы. Почти все острова, кроме Сескара и Лавенсари в Финском заливе были в руках противника».

— Вы правы, товарищ Трибуц, отвечать за оборону побережья должны приморские фронты. — Взгляд Сталина скользнул по карте. — Я вижу, что после снятия блокады города обстановка в Финском заливе все же улучшилась, не так ли?

— Да, флоту легче стало дышать!

— Но минная опасность все же остается, — подал реплику Кузнецов. — Финский залив буквально кишит минами. Сейчас, пока залив скован льдом, они не так опасны. Но когда лед сойдет, эта опасность резко возрастет. К тому  же немцы готовятся к новым постановкам мин в Финском заливе. Значит, Балтфлоту придется вести их траление на большой акватории. А это, разумеется, потребует немалых корабельных сил…

Сталин какое-то время молчал.

— Я так и не понял, готов ли флот начать движение вместе с войсками на запад? — наконец спросил Верховный. В его голосе появились суровые ноты.

— Корабли будут готовы к концу весны, — сдержанно ответил Трибуц. — Но потребуется время для ликвидации минной опасности. Замечу, что с февраля немцы приступили к созданию новых минных заграждений вот тут, — Трибуц указкой показал черный кружок на карте, — в районе островов Большой и Малый Тютерсы, вплоть до побережья Эстонии. Что касается авиации, — продолжал комфлот, — то в предстоящей кампании ей отводится немалая роль ввиду трудностей выхода надводных кораблей за меридиан Гогланда.

— И не только выхода кораблей, — подчеркнул адмирал флота Кузнецов. — Авиации флота придется осуществлять минные постановки в шхерных районах побережья, вести оперативную разведку, прикрывать стоянки кораблей на острове Лавенсари в Лужской губе да и в самом Кронштадте.

— А самолетов на флоте очень мало, — добавил Трибуц.

— Самолеты Балтфлоту дадим! — заверил Сталин. — Скажите, товарищ Трибуц, в каком состоянии находятся наши батареи на фортах Красная Горка и Обручев и достанут ли они своим огнем до северного берега при продвижении наших войск?

— Все батареи в полной боевой готовности и дальность их стрельбы позволит оказывать войскам существенную помощь, — ответил Трибуц.

— Я хотел бы еще добавить, что, кроме батарей Красной Горки, мы можем поддерживать наступление войск фронта артиллерией кораблей эскадры, северных фортов Кронштадта и железнодорожной бригады. Это несколько сотен мощных морских дальнобойных орудий.

— Вы говорите о Кронштадте, но ведь во время блокады ему был нанесен серьезный урон? — заметил Верховный.

— Кронштадт все время жил полной жизнью, — горячо возразил Трибуц. — Нарком ВМФ бывал там, когда приезжал в Ленинград, и может это подтвердить. В городе строились и ремонтировались боевые корабли,  оружие и боевая техника, готовились кадры для флота. Кронштадтские силы Балтфлота участвовали в обороне Таллина, Ленинграда, в прорыве блокады…

— Да, знатным стал наш Кронштадт, — улыбнулся Сталин. — Основан Петром Первым как крепость для защиты Петербурга с моря. Был одним из оплотов революционного движения в армии и на флоте…

Отчет Трибуца в Ставке получился деловым и конкретным.

— Что вас еще беспокоит? — спросил Верховный.

— Многое, товарищ Сталин… Важно не допустить новых минных постановок врага. Это — раз. Второе — в Финском заливе появились немецкие подводные лодки, они будут угрожать обороне коммуникаций, связывающих Кронштадт с Островной и вновь созданной Лужской базами. И третье — сейчас противник имеет превосходство в Нарвском заливе, его, это превосходство, надо ликвидировать, и как можно скорее. Я уже дал приказ начальнику штаба продумать ряд мероприятий на этот счет.

Сталин согласился с Трибуцем и заметил:

— Решайте эти вопросы вместе с главкомом. Если нужна будет помощь Генштаба или Ставки, докладывайте мне…

Когда Кузнецов и Трибуц вернулись в наркомат, Николай Герасимович сказал:

— Твоим отчетом Сталин остался доволен. Но о серьезных недостатках на флоте ты, Владимир Филиппович, не забывай. Что меня больше всего беспокоит? Ошибки и промахи в разведке, в организации оповещения и дозорной службы. Слабо налажено на флоте взаимодействие разнородных сил, особенно подводных лодок и авиации. Иной раз флот наносит удары по врагу не крепко сжатым кулаком, а растопыренными пальцами.

Трибуц горько усмехнулся:

— Это отрицать не стану, Николай Герасимович.

— Теперь ты знаешь, что скоро Ленинградский и Карельский фронты будут проводить наступательные операции вдоль северного берега восточной части Финского залива. А коль так, уже сейчас продумай, как и чем прикрыть фланги сухопутных войск. Придется также перевозить войска на Лисий Нос… И вот еще что. Ладожской военной флотилии придется решать необычайно сложные задачи, поэтому лично переговори с ее командующим Чероковым. Человек он смелый, энергичный, но и ему нужен деловой совет. — Николай Герасимович помолчал. — Да, тяжело тебе будет…

— А что делать? — усмехнулся Трибуц. — Судьба мне выпала такая. Не повернуть же ее вспять!

Наркома задели его слова.

— Ты неправ, Владимир Филиппович. Конечно, судьба у каждого своя. Но и человек не глина, лепи из него что хочешь, тем более из моряка. В нем ведь еще и примеси содержатся. Глина расползается, а моряк, если он настоящий, еще больше закаляется. — Николай Герасимович снова помолчал, словно давая возможность Трибуцу подумать над его словами. — Знаешь, когда я был в Севастополе, долго стоял на берегу, и мне пришла в голову интересная мысль…

— Любите вы, Николай Герасимович, философствовать, — съязвил Трибуц.

— Да ты послушай… Так вот, мне в голову пришла такая мысль: корабли бороздят моря и океаны, но возвращаются к своему причалу. И у нас с тобой, дружище, есть свой причал. — Кузнецов вздохнул. — Вот я живу морем, люблю его, а погибнуть на море боюсь. Лучше где-нибудь на берегу. И без мучений, раз — и готов!

— Так это же просто сделать, Николай Герасимович, — лукаво молвил Трибуц.

— Как?

— Вы же сказали, что надо самому управлять судьбой, вот и прикажите ей, чтоб не топила нас в морской пучине! — Комфлот громко засмеялся.

— Ладно тебе, пойдем обедать…

Поздно вечером Трибуц улетел. Проводив его, Кузнецов вернулся в наркомат. Тут его ожидал ВРИО начальника Главморштаба адмирал Степанов.

— Вам звонил из Беломорска командующий Карельским фронтом Мерецков. У него вопросы по взаимодействию войск фронта с Балтийским флотом. Он перезвонит вам через час-полтора.