— Есть такие вопросы, которые мне тут надо решить. А маршал Василевский, оказывается, все еще на фронте.

— Он находится в штабе Третьего Белорусского фронта, у Черняховского, — сказал Жуков. — Вчера вечером я говорил с ним по ВЧ. Придется тебе идти к Антонову. — Маршал посмотрел на часы. — К двум часам дня нас с Антоновым вызвал в Ставку Верховный. Ну что, моряк, позволь поздравить тебя с таким высоким званием! — И Жуков крепко пожал ему руку. — Будем считать, что маршальская семья пополнилась еще одним человеком! Ты доволен?

— Еще бы!

— Это хорошо, — пробасил Жуков. — Только не возгордись, наш брат этого не любит!..

«Я-то не возгоржусь, а вот вы, Георгий Константинович, давно возгордились», — мысленно ответил Жукову Николай Герасимович.

Июль, 1943 год. Где бы ни находился нарком ВМФ адмирал Кузнецов, везде было жарко, нещадно палило солнце, казалось, нечем было дышать. А на Северном флоте в районе главной базы, близ Полярного, с неба сыпанул снег и всю неделю лютовал шторм. Жгучие ветры ледяной Арктики крутили вкось и вширь Баренцево море. Теперь же шторм шел на убыль, и с утра, едва сквозь тучи проклюнулось полярное солнце, капитан-лейтенант Климов и старпом Борисов «колдовали» над картой, готовясь к выходу в море на боевую позицию. Район, куда шла подводная лодка и где ей предстояло вести поиск противника, по словам комбрига адмирала Коровина, «кишел вражескими минами». Глубины у берега мелкие, дно каменистое, и в случае чего лодка не сможет лечь на грунт. И все же Климов не терял надежды на успех, как то было в июне, когда подводная лодка вернулась с победой — в Варангер-фьорде удалось потопить транспорт и сторожевой корабль врага. Скупой на похвалу комбриг похвалил тогда Климова.

— Что и говорить, умеешь ты, Федор Максимович, появляться в нужном месте и наносить меткие удары по немцам. — Коровин добродушно улыбнулся. — Так что твой «грех» в отношениях со штурманом с «Ориона» лжеастаховым я не зря простил тебе. Хотя, конечно, твоя вина в этой истории невелика. Ты даже помог чекистам разоблачить немецкого агента…

«Вообще-то, по большому счету, у комбрига я в долгу, и этот должок надо вернуть ему сполна, иначе какой же я командир?» — подумал сейчас Климов. Он свернул карту, скосил на старпома глаза.

— Кажется, мы с тобой изучили, что надо было, и в море срывов быть не должно! — весело произнес командир лодки.

— Я тоже так думаю.

Борисов только теперь увидел на столике фотокарточку: капитан 3-го ранга Коровин, лейтенант Климов, усатый мичман с боцманской дудкой на шее и между ними — женщина: она слегка улыбалась, опершись рукой на плечо Климова, было ей немало лет, в волосах серебрилась седина.

— Кто эти люди? — спросил старпом.

— Памятная штуковина!.. — Климов, сжав губы, на минуту задумался. — Меня, желторотика, ты, надеюсь, узнал, комбрига тоже, в то время он был командиром подводной лодки. Усатый мичман, боцман-сверхсрочник с тральщика, — мой отец Максим Климов, рядом с ним — моя мама. В те дни, закончив Военно-морское училище, я прибыл на флот. Чуть позже ко мне в Полярный приехала мама.

Старпом о чем-то подумал, потом спросил:

— Коровин, что, родственник вам?

— Да нет! — Климов качнул головой. — Не сват и не кум. Мой отец дружил с ним, вместе они учились в десятом классе, а когда обоих призвали на военную службу, пути их разошлись. Моему бате выпала тяжкая судьба. В Финскую войну он был ранен, попал в плен, чуть окреп — бежал. На мостике через горную речку финны с овчаркой настигли его, но схватить батю им не удалось, он прыгнул в речку и разбился о камни…

Борисову вдруг стало знобко.

— Извините, товарищ командир… Я не знал, что вы потеряли отца.

Словно не слыша его, Климов в раздумье произнес:

— Батя погиб, но для меня он все еще живой. — Климов посмотрел на старпома. — Твой отец, Яков Сергеевич, жив?

— В Туле на военном заводе трудится мастером. Пехотные мины выпускает.

— А на Северный флот как ты попал? — спросил Климов. Он был в кремовой рубашке, волосы от света лампочки в сетчатом абажуре, висевшей над столом, были серо-желтыми. — У меня, к примеру, дорога на Север короткая. В Мурманске рыбачил на траулере, а потом по комсомольской путевке поступил в Военно-морское училище. Ты знаешь командира 422-й «щуки»?

— Федора Видяева?

— Так вот, с ним я учился в училище, и вместе прибыли на Северный флот. В нашей группе был еще Ярослав Иосселивани…

Старпому казалось, что в разговоре Климов чересчур прям, нет в его поведении той уравновешенности, которая обычно замечается у бывалых моряков. Впрочем, решил он, у каждого командира свой характер, своя манера поведения, свой стиль общения. Важно, чтобы не было высокомерия, что так претило характеру Борисова. Почему-то ему пришли на память снова комфлота адмирала Дрозда, который беседовал с ним перед назначением на лодку Климова: «У Федора Максимовича крутой нрав, но командир он дельный. Так что вы легко найдете с ним общий язык. Но имейте свой взгляд и свое мнение на все, чем будете жить и дышать. А то ведь еще не перевелись такие командиры, которым по душе, когда старпом пляшет под их дудку. Последнее это дело — не иметь своего мнения. Считай, пропал ты как воспитатель!»

— На Север я попал просто, Федор Максимович, — после паузы заговорил старпом. — Назначили в кадрах, я и прибыл. Капитан 1-го ранга Коровин сказал, что лодка Климова — одна из лучших в бригаде. Мне это понравилось. Подумалось, если лодка передовая, стало быть, есть чему научиться у ее командира.

— Так-так, — Климов погладил подбородок. — Что верно, то верно — наша лодка на хорошем счету у начальства. Перед самой войной мы стреляли новыми торпедами. Конструктор был на лодке, и ему очень понравилось, как действовали моряки, они работали как львы. Главное, что ни одна из торпед не утонула… Да, с меня семь потов сошло, пока я чего-то добился…

Их разговор прервал стук в дверь. Это был вахтенный офицер, старший лейтенант, из-под черных бровей весело поблескивали карие глаза.

— Товарищ командир, вас ждет на плавбазе комбриг!

— Добро. — Климов взглянул на старпома. — Пойду, Яков Сергеевич. Наверное, речь пойдет о выходе в море. Возможно, завтра, возможно, позже. Ты лично обойди все отсеки, проверь, везде ли должный порядок. Поговори с торпедистами и минерами, чтоб их оружие было исправно…

Коровин сидел за столом и что-то писал. Увидев Климова, он молча кивнул ему на стул. Был он какой-то хмурый, даже опечаленный, в глазах не то грусть, не то невысказанная боль. Похоже, случилось что-то серьезное. Хотел было спросить, но Коровин сам заговорил:

— Скажи, Федор Максимович, с кем ты приехал на Северный флот после окончания училища?

— Так я же как-то вам рассказывал — с Федором Видяевым, ныне он командир 422-й «щуки», — ответил Климов. — Я и сейчас с ним дружу.

— Так вот, нет теперь у тебя друга по училищу и по службе в Полярном, — необычно тихо произнес адмирал. — Лодка Видяева из похода не вернулась…

— Что вы такое говорите? — едва не вскричал Климов. — Его лодка действовала в районе Маккаур-Варде, и когда на днях я был в штабе бригады, от Видяева поступила радиограмма, он сообщил о том, что торпедировал вражеское судно…

— Все верно, — прервал его комбриг. — Тогда же я приказал Видяеву идти в базу.

— У него на лодке кончились торпеды?

— Да нет, Федор Максимович, — возразил невесело Коровин. — Его подводной лодке приказом наркома ВМФ адмирала Кузнецова присвоено гвардейское знание, и я хотел, чтобы лично Видяев поднял на корабле гвардейский флаг. Когда я доложил адмиралу Головко, что лодка Видяева не отвечает на запросы штаба, он сразу же послал на ее поиски самолеты; летчики долго и тщательно обследовали тот район, но лодки нигде не было. То ли она угодила где-то на мину, то ли ее атаковали немецкие сторожевые корабли… Вот это я и хотел тебе сообщить как другу Федора Видяева. — Комбриг достал папиросы и закурил. — Как ты, подготовился к походу?