— Я тоже так считаю, — ответил Сталин. Потом вдруг спросил: — Когда из Англии прибудут на Северный флот корабли? Если не ошибаюсь, в числе надводных кораблей есть линкор?
— Есть линкор, правда, старый — «Ройал Соверин», мы переименовали его в линкор «Архангельск». Ведут все корабли, в том числе и линкор, наши моряки, пока у них дело спорится. В конце августа эскадра прибудет в Ваенгу.
— Кто на флоте будет встречать эскадру?
— Начальник штаба адмирал Платонов и член Военного совета Николаев. Адмирал Головко все еще находится на лечении в Сочи.
— Пошлите туда товарища Алафузова, пусть сделает все что надо.
Кузнецов устало улыбнулся.
— Будет исполнено, товарищ Сталин.
Не думал не гадал Николай Герасимович, что может возникнуть конфликт между адмиралами. И случилось это при подходе отряда кораблей к Кольскому заливу. В то время в Баренцевом море рыскали немецкие подводные лодки, и вице-адмирал Левченко опасался их нападения на линкор. Поэтому как заместитель наркома ВМФ он потребовал от штаба Северного флота выслать ему навстречу «все имеющиеся эсминцы для усиления противолодочной обороны линкора». Адмирал Платонов ответил ему шифровкой: «Докладываю, что Северный флот располагает сейчас четырьмя действующими эсминцами, они готовятся к выходу с архангельской группой транспортов. Противолодочная оборона линкора усилена штабом флота гидросамолетами, они тщательно просматривают широкую полосу воды по курсу следования кораблей». Ответ не удовлетворил Левченко, и он радировал наркому Кузнецову. Ознакомив Алафузова с радиограммой Левченко, Николай Герасимович спросил:
— Что вы скажете, Владимир Антонович?
— Требование Левченко несостоятельно, — отрезал начальник Главморштаба. — Линкор идет в охранении восьми эсминцев. Разве этого недостаточно?
Кузнецов позвонил по ВЧ адмиралу Платонову. Что было дальше, рассказал «виновник» конфликта. «Выслушав мои объяснения, — писал адмирал Платонов, — он (адмирал флота Кузнецов) посоветовал мне подумать над тем, не послать ли для охранения линкора еще и торпедные катера, и повесил трубку. Наша эскадра благополучно дошла до Кольского залива, поскольку восьми эсминцев для охранения одного линкора хватало с избытком. Тем не менее я почувствовал, что Гордей Иванович остался мною недоволен. Встречать эскадру из Москвы приехал начальник Главного морского штаба адмирал Алафузов, который имел возможность ознакомиться с положением дел на флоте. Он заступился за меня. Расстались мы с вице-адмиралом Левченко уже друзьями».
Вскоре после этого Кузнецов собрал у себя в кабинете всех корабелов во главе с адмиралом Галлером, и почти весь день они в деталях обсуждали проекты, по которым строились корабли на Горьковском заводе. Предложения и замечания, разумеется, были, но все вопросы удалось решить. Обычно скупой на похвалу нарком Судпрома «строптивый» Носенко на этот раз, принимая у себя в наркомате Кузнецова, с улыбкой сказал:
— Теперь и нам будет легче трудиться! Проекты, как говорят, обсосали со всех сторон, комар носа не подточит!
— Старались, Иван Исидорович.
Ночью Кузнецов не пришел домой, остался ночевать в наркомате — ждал звонка от Сталина, о чем его предупредил Поскребышев. Но позвонил ему не Верховный, а комфлот Головко.
— Николай Герасимович, вы морской витязь! Да-да, и не спорьте! — Голос у Головко был бодрый, чувствовалось, что отдохнул в Сочи хорошо. — Я как увидел корабли, у меня аж дух захватило! На рейде целая эскадра стоит! Даже не верится. Правда, поздновато явилась сия помощь, но, как говорится, лучше позже, чем никогда.
— И тут все же уколол наркома, ну и зубастый ты, Арсений Григорьевич! Скажи лучше, как самочувствие?
— Отличное! Готов завтра осмотреть все корабли, особенно интересно увидеть линкор. Не развалюха ли? Англичане не больно щедры на корабли. Ну а главное — отныне есть у меня эскадра!..
«Уколол-то меня Головко правильно, я виновен в том, что перед войной на Северном флоте было меньше кораблей, нежели на других флотах, — отметил про себя Кузнецов. — И сердиться мне на него грех…»
И еще один узелок возник у Николая Герасимовича, и опять же его развязал сам Головко с помощью генерала армии Мерецкова. Что же произошло? Как-то вечером Кузнецову позвонил Мерецков. Кирилл Афанасьевич сообщил, что был на Северном флоте с группой своих генералов на линкоре «Архангельск» и обсудил с комфлотом Головко вопросы взаимодействия в предстоящем наступлении на Севере.
— Свои предложения мы послали в Ставку, Николай Герасимович, — слышался в трубке громкий голос Мерецкова. — Но нам все еще не ответили. Вы не в курсе дела?
— В курсе, Кирилл Афанасьевич, — отозвался Николай Герасимович. — И Генштаб, и Главморштаб не одобрили ваш план, вернее, его отдельные моменты. Нужен другой вариант — таково наше мнение. Сейчас адмирал Алафузов уточняют в Генштабе детали, и вам сообщат.
— Ждем, Николай Герасимович. Спасибо! — отозвался Мерецков.
К чести Мерецкова и Головко, они быстро разработали другой вариант, который одобрил Генеральный штаб. Теперь морским бригадам при содействии авиации и кораблей флота предписывалось прорвать оборону немцев на полуострове Средний перед фронтом Северного оборонительного района, затем высадить десанты на побережье и овладеть дорогой Титовка — Проваара.
— Вот здесь. — Алафузов показал место на карте.
Кузнецов, взглянув на карту, заметил, что цель ему ясна — отрезать отступление врага с рубежа реки Западная Лица и соединиться с войсками 14-й армии.
— И совместно ударить на Петсамо, — добавил Алафузов. — У Головко светлая голова…
Нарком, казалось, его уже не слушал. Он пристально смотрел на карту, где красным карандашом начальник Главморштаба сделал пометки о боевых действиях на Дунае. Недавно началась Ясско-Кишиневская операция. Войска Второго и Третьего Украинских фронтов перешли в наступление. В это время ВВС Черноморского флота нанесли бомбовые удары сначала по Сулине, потом по Констанце, где стояло более 150 немецких и румынских кораблей и судов. Как доложил адмирал Октябрьский, уничтожена и потоплена половина кораблей и судов; наша авиация полностью господствует в воздухе, она продолжает наносить бомбовые удары.
— А когда встанет задача по освобождению Румынии и Болгарии, нам легче будет высаживать там десанты, — резюмировал Октябрьский.
— Хорошо, Филипп Сергеевич, — одобрительно отозвался нарком. — Я бы просил вас как можно скорее парализовать эти два больших порта Румынии. Таков приказ Ставки. Да, а что там на Дунае? Вчера вы ничего мне не сообщили.
— Послезавтра войска Третьего Украинского фронта начнут форсирование лимана, — пояснил комфлот. — Корабли и катера уже приняли на борт более восьми тысяч бойцов с оружием и боевой техникой. Я уверен, что операция пройдет успешно.
Однако случилась заминка. Десант был рассчитан на внезапность. Но гитлеровцам удалось обнаружить его, они открыли по нему огонь. Люди прижались к земле. Не поднять головы — рядом рвались мины и снаряды, казалось, горела сама земля. И тут десантников выручили артиллеристы Одесской военно-морской базы и 46-й армии. Своим огнем они взорвали вражескую оборону, и бойцы захватили плацдарм на западном побережье Днестровского лимана. Приморская группировка немцев стала отступать. Командующий фронтом генерал армии Толбухин вмиг сообразил, что надо отрезать врагу пути отхода. И сделать это должны моряки! Он тут же вызвал на связь командующего Дунайской военной флотилией контр-адмирала Горшкова и спросил, смогут ли моряки прорваться в дельту Дуная и высадить десант в тылу у немцев?
— Тяжелое это дело и рискованное… — начал объяснять Горшков, но Толбухин резко прервал его:
— Ты мне, моряк, на мозги не капай, сам знаю, что идете не на морскую прогулку. Скажи — да или нет?
У Горшкова вырвалось:
— Сможем, если надо!
— Тогда действуй, адмирал! Авиация прикроет твоих орлов…
Форсировать Килийское гирло Дуная… Горшков внимательно смотрел на карту и соображал, куда и какие направить корабли с десантом. Начальник штаба флотилии стоял рядом и ждал распоряжений.
