Срывая бас, Метель гудит по роще, И соловьи ушли за окоем. Но в стужу я сжимаюсь Только жестче, Чтоб испытанье Выдержать огнем. Сибирский я, Отмеченный, Кондовый. Я в землю врос Корнями кедрача. На мне и сталь Кольчуги ермаковой Под шубою – Не с царского плеча, А под мужичьей! Что по стати сшита, Что не берут Метельные штыки, Под той, что перед миром Знамениты, Когда в них шли Сибирские полки. 1974 Звенел апрель, шагая тропкой вешней, Косым лучом месил в сугробе снег. В селе развесил белые скворечни Апрельский день – хороший человек. Еще сугроб корявый, темнолицый, У кромки леса плакал, чуть живой, Он уходил, вернувшимся синицам Зеленою кивая головой. 1974 Блеском реклам затоплен, Город всю ночь кружит: Мчится то «Форд», то «Оппель», То полицейский «джип». Дышит в окно простудой Северная весна. Стихла. Но нету сна. Вспомнился – в лунном свете Сельский пейзаж простой, Наш участковый Петя С кобурою пустой, Неторопливой речки Шелковый говорок, Домик отца, крылечко С выбоинкой от ног. Сколько б ни жил на свете, Знаю – душа чиста – Чудится, будут эти Ласковые места: Галки над крышей храма, Лошади вдалеке И у калитки мама В майском своем платке. 1974 1 Чего он хочет, голос странный – В два тридцать ночи, черт возьми! – За телефонною мембраной, Как бы за темными дверьми? Всю душу вытянул по нитке, Я как привязан к проводам. И не выдерживаю пытки: – Ну что не спится вам, мадам? Распахнул окно пошире: Дождит нерусская весна. А может там, в полночном мире, Любовь, пожар или война? Гуляет поздняя пирушка Под сенью вымокших аллей. Вот так и вспомнишь: где же кружка, С которой сердцу веселей? 2 Настойчиво, гортанно Звонят мне без конца И снова за мембраной Не разглядеть лица. Теперь мне в ухо дышит Таинственно и зло. Заочно ненавижу «Клиента» моего. Ну что он в самом деле, Хоть трубку на куски! Ворочаюсь в постели, Зверею от тоски. Гляжу остекленело, Но думаю пока: «Хорошенькое дело – Незнанье языка!» Всю ночь в окошке узком Качается звезда... Послать его по-русски, Пусть думает – куда? 1973-1979 Грозны башни древнего колосса, Но за узким таинством дверей Пыль веков собрали пылесосом, Полумрак сбежал от фонарей. Гид ведет направо да налево, Непростые зрелища суля: – В этом зале – ложе королевы, Этот зал – покои короля... Сам король – с картины Смотрит строго: Безупречны локоны и стать, Молодой, наверно, равный богу, Так и ждешь – начнет повелевать! Голубая лента, эполеты! ... Я ж, признаться, думаю о том, Как он ночью шел на ложе это Мимо сонной стражи босиком. 1974 Как не приветить гостя: все ж сосед, Одним плетнем граничат огороды, Одной тропой бегут здесь наши годы – Его – в закат, мои еще в рассвет. Опять прознать все надо старику: – Со службой как? Не видно было что-то? – Был в отпуске... – А, понял, – в отпуску... – И это надо, коли заработал... Мы говорим, как будто ни о чем, Коль понимать не сердцем, а рассудком. А он – ладони в рупор над плечом – Мои слова улавливает чутко: – Да вот поездил, был в чужой стране, Да без забот пожил себе у моря... – Оно и мне случалось... на войне. И вдруг всерьез: – Что там о нас гуторят? – Да разное... – Киваю головой. – Так, так оно... – – Махру вдыхает злую, И узловатой жилистой рукой Оглаживает бороду седую. 1974 Тук-тук-тук – проснулся первый молоточек, Заиграл-запел над лезвиями кос! Тук-тук-тук – упало эхо на лужочек, Распрямись, трава! В деревне сенокос! Над оградами, домами, гаражами Звук старинный прокатился за версту. Как я вовремя приехал, горожанин, Нынче руки у деревни на счету. Ты отбей, Василь Ермилович, мне косу, Оселком поправлю, будет хоть куда! Я-то знаю, все вселенские вопросы Отступили перед временем – Страда! Вот идет она, На зорьке пламенея, Синевою умывая и бодря, Даже наш медовый месяц, не жалея, Приказала отложить до сентября. 1974 |
