Где-то с бубенцами Тронулась заря. Пахнет огурцами Сонная земля. Стынет у окошка В кружках молоко. Лунная дорожка Скрылась далеко. Нарядилось утро В голубую тень. Красным перламутром Заблестел плетень. Не звенит капели Тихая вода. Где-то отзвенели Юные года. 1962 Эх, дорога моя осенняя, Ну куда ты меня зовешь? Нынче я заболел Есениным, Не уедешь и не уйдешь. Не излечит ни друг, ни женщина, Все земные тщеты слабы. И не тот уж я деревенщина, Чтоб не чувствовать глас судьбы. Из печалей я радость выковал, Вот уж тесно словам в груди. Клен есенинский слезы выплакал, Просит: только не уходи! Эх, дорога моя осенняя... 1962 Знамена зари поднимает восток И в слабой прохладе полощет. И месяц истаял, и звезд туесок Просыпался в дальнюю рощу. Растекся малиновый свет по реке Но чудо мгновение длится. А локон тумана висит в ивняке, Но тоже вот-вот растворится. И мне хорошо, я расту и дышу, Как свеженький гриб на рассвете, И каждому утру в восторге спешу Излить откровения эти. 1962 Я машинам не семафорю, Сам дотопать хочу до цели, С сапогами в дороге спорю, Чтоб не жали и не скрипели. Ни к чему мне в пути сутулиться, Золотая томит забота: Мне ведь тоже на нашей улице Очень нужно любить кого-то... 1962 Проснулись весёлые улицы, Задрав тополей хвосты. От солнца и лужи жмурятся, Как мартовские коты. Концертом скворцов, их трелями, Разбужена глушь и тишь. Азартно звенят капелями Оркестры железных крыш. Где санки? В сарай заброшены! Утихла пурги пальба! Сельмаг – нарасхват! – галошами Торгует – аж пот со лба. Вот бабы – от баньки розовы, Сошлись языки чесать. И школьный колок березовый Торопится воскресать. 1962 Кузница копченая – До моха, до бревна. Железо раскаленное, Кривая борона. Плугов колеса смятые, Сухой стожок угля. Как на кресте распятая, Под кузницей земля. Огонь неукротимо Полощет языки. И выплывают дыма Белёсые клубки. В руках тугая сила Внушительно звенит. Кузнечное зубило С металлом говорит. Чтоб жили, полыхая, Пшеницы вороха, Кувалда огневая Клепает лемеха. 1962 Вымыл с мылом мазутные руки, Бросил трактор, в газету удрал. И ношу теперь узкие брюки – Те, которые я презирал. И не лирика властвует мыслями, Недосуг созерцать облака: Пообвешал меня коромыслами Двухпудовый надой молока. Обуял еще зуд агитации, Мое имя теперь на слуху. С умным видом строчу информации, Спохвачусь: ведь порю чепуху! С тайной думой о славе, о публике, Уж под утро зароюсь в кровать... Хорошо еще сдобные бублики Высылает посылкою мать. Хорошо, когда рифмами вспенится Непокорный – души! – уголок: И растет золотая поленница Упоительных звуков и строк. 1692 Оркестров медь, речей разлив, День в барабанном тонет громе. Морозец, лужи остеклив, Храпит, как конь на ипподроме. Багряный цвет поводья рвет, И все горды, что люди – братья. Вот хлынул в улицу народ, Как в распростертые объятья. Опять Авророва заря Взошла в наш утлый купол бледный. И я во славу Октября Провозглашаю тост хвалебный. И пусть убродно, зябко пусть! О, красный день, гори и жарься! Продрог в плащишке, но держусь, Пою о яблонях на Марсе. 1962 Пыль садится на кромки дорог, В этот час пригоняют табун. Задвигает засов у ворот Светлый первенец лета – июнь. Сеновал приготовил постель, И в ограде, напротив окна, Из бадьи, что поднял журавель, Долго пьет молодая луна. 1963 |
