Торгрим провел свой маленький, но хорошо вооруженный отряд по дощатому настилу до самого медового зала. Ночь была тихой, и шум внутри звучал все громче по мере их приближения. То был дикий гомон буйных мужчин, оказавшихся вдали от дома и вне тех немногих ограничений, которые накладывала на них домашняя жизнь. Торгрим слышал обрывки песен и стихов, смех, крики и вопли, как мужские, так и женские. Нахмурившись, он ускорил шаг.

Дверь распахнулась, и Торгрим шагнул внутрь, шагнул из темной спокойной ночи в освещенный огнем очага, наполненный звоном и грохотом медовый зал. Здание имело пятьдесят футов в длину и состояло из единственного зала, через который тянулся дубовый стол. В дальнем углу находился огромный очаг, масляные светильники свисали с потолка, заливая все вокруг оранжевым светом и подчеркивая глубокие тени.

Здесь собралось множество мужчин – крупных, хорошо вооруженных и пьяных. Они подносили кубки к губам, позволяя меду стекать в густые бороды. Блюда, которыми был уставлен стол, к этому времени почти опустели. Обглоданные кости, огрызки и куски хлеба – вот и все, что осталось от пира.

Женщин было меньше, но все же достаточно. Они двигались по залу, подносили еду и доливали мед в кубки, терпели грубые слова и не менее грубые прикосновения. Рабыни – некоторые с севера, некоторые местные. Торгримом настолько овладело мрачное настроение, что он даже не замечал, как красивы эти прислужницы.

Он шагал все дальше через зал. Его появление в сопровождении вооруженных воинов не вызвало у собравшихся ни малейшей реакции. Он видел, что члены его команды рассыпались по залу небольшими компаниями, предаваясь общему веселью. Если они уже знали, что их, горстку норвежцев, окружают многочисленные даны, то ничем этого не выдавали или же не считали это важным. Все они были викингами и занимались тем, что викинги умеют делать лучше всего.

Харальд сидел ближе к середине зала, и его румяное безбородое лицо выглядело здесь неуместно юным. Щеки паренька покраснели, глаза казались стеклянными. Грести как мужчина он уже научился, а вот в выпивке еще не приобрел должных навыков, особенно по сравнению с дедом.

Что касается разврата, то тут, по всей видимости, Орнольф не преуспел в обучении. На коленях Харальда сидела девушка – довольно юная, очень тощая, с грязными светлыми волосами. Харальд смеялся так, словно наслаждался каждой минутой проведенного с ней времени, но Торгрим знал своего сына и различал фальшивые нотки в его смехе, видел изрядное смущение под маской показного удовольствия.

– Харальд! – рявкнул он.

Харальд поднял взгляд и покраснел еще сильнее. Он что-то сказал девушке, столкнул ее с колен с такой силой, что та приземлилась на задницу, и заторопился к Торгриму.

– Отец! У нас проблемы? – Рука Харальда тут же рванулась к рукояти меча.

– Возможно. – Торгриму приходилось говорить громче, чем хотелось бы, чтобы перекрыть шум. – Где Орнольф?

Харальд умудрился покраснеть еще сильнее.

– Он… ну, в последний раз я видел его у очага…

Торгрим кивнул. Ему было плевать на то, чем занят Неугомонный. Торгрима давно ничто не смущало. Слишком многое он повидал с тех пор, как ему исполнилось пятнадцать.

Он двинулся в конец зала, пробираясь сквозь толпу и переступая через тех, кто растянулся на полу, тех, кто проиграл в поединке с выпивкой. «Сколько раз, – подумал Торгрим, – я уже оказывался в таком же окружении?» Это было похоже на Вальгаллу: буйный пир, повторяющийся из ночи в ночь. И теперь Торгрим гадал, не потеряет ли подобное времяпровождение своей привлекательности после смерти. В нынешнем настроении атмосфера зала никак на него не влияла.

В десяти футах от очага он уже ощущал жар огня на своем лице. Торгрим отошел вправо, к теням в дальнем углу. И там, среди разбросанных покрывал и сбитых мехов, обнаружил Орнольфа Неугомонного. Штаны ярла болтались на лодыжках. Взгромоздившись на девушку-рабыню, он яростно с ней совокуплялся. Тело девушки сотрясалось от каждого мощного толчка. Ее глаза были широко распахнуты, рот открыт, она явно задыхалась – то ли от страсти, то ли из-за того, что ее придавила туша Орнольфа.

Торгрим окликнул своего тестя. Тот с недовольным видом обернулся через плечо, но его лицо прояснилось, когда он увидел, кто к нему обращается.

– Торгрим! Рад видеть, что ты перестал болтаться дерьмом в проруби и пришел пировать!

– Нужно поговорить, – сказал Торгрим.

– Ну так говори… – откликнулся ярл, не теряя ритма.

Торгрим знал, что Орнольф вполне способен совокупляться, как северный олень во время гона, и при этом вести беседу, но, будучи в мрачном настроении, Торгрим подобного не выносил.

– Поговорим, когда закончишь, – сказал он и отошел.

Он остановился возле очага, на краю хаоса, царящего в зале, словно стоял на утесе над кипящим прибоем. Те, кого он привел с собой, уже растворились в толпе, присоединились к своим товарищам, ну и пусть. Силу нужно показать на дороге, а не в медовом зале. Если даны решат напасть, викинги все равно не сумеют отбиться.

– Эй, давай, выпей со мной! – взревел голос у него над ухом, так близко, что кричать уж точно не имело смысла.

Торгрима обдало вонючим дыханием, и он обернулся. За ним стоял великан, на шесть дюймов выше самого Торгрима и фунтов на пятьдесят тяжелее. Он протягивал кубок. Мед плескался через край.

Торгрим принял напиток, поблагодарив кивком.

– Вежливый муж предложил бы тост, – сказал верзила угрожающим тоном.

Торгрим почувствовал, как внутри нарастает злость, несмотря на все усилия ее удержать. Он отсалютовал кубком, что выглядело довольно неискренне.

– Ты что, слишком хорош, чтоб сказать тост в мою честь?

Верзила шагнул ближе. Он явно искал драки. Торгрим повидал уже много подобных ублюдков. Что ж, в эту ночь он выбрал не того человека и не в том настроении.

– Ну?

Торгрим глотнул еще меда и выплеснул остатки в лицо незнакомцу. Тот закашлялся, вытер глаза – и больше ничего не успел сделать. Торгрим рванулся вперед и ударил его в висок с такой силой, что боль отдачи прожгла руку от кулака до плеча, а верзила рухнул на пол, словно мешок без костей.

Торгрим разглядывал потерявшего сознание великана и пытался расслабить пальцы. Рука болела, но настроение явно улучшилось.

– Торгрим!

Он качнулся, подавшись вперед, словно голос Орнольфа ударил его физически, и лишь потом осознал, что Орнольф от души хлопнул его по спине. Другой рукой ярл поддерживал штаны. Он принялся их завязывать, не отвлекаясь от разговора.

– Я всей душой люблю ходить в набеги, – говорил Орнольф. – Но эти долгие морские путешествия… без женщин… тяжело они мне даются. – Совокупление всегда ввергало Орнольфа в задумчивость. – Тут полно женщин, выбери себе одну, – предложил он.

– Возможно, – ответил Торгрим. Сам он любил женщин не меньше, чем все остальные викинги, но в вечернем злобном настроении его воротило от одной мысли о спаривании. – Ты знал, что Дуб-Линн теперь датский порт?

Орнольф недоуменно прищурился.

– Норвежский, – ответил он.

– Уже нет. По крайней мере так мне сказал портовый смотритель. Даны под предводительством какого-то ублюдка Орма выгнали отсюда норвежцев уже больше года назад.

Орнольф удивленно оглянулся.

– Ну да, я заметил, что тут полно данов, но не знал, что они теперь контролируют порт.

– А у нас с тобой трюм набит крадеными датскими товарами.

Орнольф лишь махнул рукой в ответ.

– Не важно. Сыновья датских сучек такие же жадные, как и все. Дай им хорошую цену, и им будет плевать, пусть даже мы отняли свой товар у их матерей, хорошенько их трахнув на сдачу!

– Я сломал палец смотрителю порта. Или почти сломал, – сказал Торгрим.

– А, чтоб меня! Я-то уж начал думать, что ты сегодня не будешь развлекаться!

Торгрим отвернулся, злясь на нежелание Орнольфа видеть всю серьезность их положения.

«Или это я стал ворчлив, как старуха…» – подумал он.