- Я должен чувствовать ненависть за это, - шепчу я, проводя пальцами по шрамам на её предплечье. - Я должен злиться за это, потому что пережить подобное, это мучительно больно. Но по какой-то причине, когда я прикасаюсь к тебе… мне нравится как ощущается твоя кожа.

Я не был уверен, как Фэллон воспримет слова, которые только что вырвались из моего рта. Но это правда. Внезапно я почувствовал благодарность этим шрамам… потому что они являются напоминанием того, что всё могло быть ещё хуже. Она могла погибнуть в этом пожаре, и её не было бы сейчас рядом со мной.

Я опускаю руку на её плечо, провожу по руке, и поднимаю обратно. Когда наши взгляды встречаются, я вижу на ее щеке след от слезы.

- Единственное, о чем я всегда стараюсь себе напоминать, это то, что у каждого человека есть шрамы, - тихо признается Фэллон. – И многие из них ужаснее моих. Разница лишь в том, что мои шрамы можно увидеть, а большинства людей нет.

Я не говорю ей, что она права. И я не говорю ей, что мне остается лишь мечтать быть внутри таким же красивым, как она снаружи. 

- Чёрт. Фэллон! Чёрт, чёрт, чёрт, чёрт, чёрт, - я слышу Бена, который ругается как моряк, но не понимаю, почему. Чувствую его руки на своих плечах.

- Чёрт возьми, Фэллон, просыпайся!

Я открываю глаза. Он сидит на кровати, запустив руку в волосы, и выглядит злым. Я сажусь на кровати и протираю глаза ото сна.

Сон.

Мы уснули?

Смотрю на свои часы. Время восемь пятнадцать. Приглядываюсь, приближая часы к лицу. Это не может быть правдой.

Но это так. Сейчас восемь пятнадцать.

- Чёрт, - выдыхаю я.

- Мы пропустили ужин, - раздраженно произносит Бен.

- Я знаю.

- Мы проспали два часа.

- Да, я знаю.

- Мы потеряли два чёртовых часа, Фэллон.

Бен выглядит очень расстроенным. Милым, но расстроенным.

- Прости.

- Что? Нет. Не извиняйся. Это не твоя вина. - Бен в замешательстве смотрит на меня.

- Прошлой ночью я спала всего три часа, - оправдываюсь я. - Весь день была уставшей.

- Да, я тоже не выспался прошлой ночью, - говорит он, расстроено вздыхая, и падает на кровать. - Во сколько у тебя рейс?

- В половине двенадцатого.

- Сегодня?

- Да.

- То есть через три часа? - я киваю.

Бен стонет и трет лицо руками.

- Чёрт, - снова ругается он. - Это означает, что тебе уже нужно выезжать, - его руки опускаются на бедра, и он смотрит на пол. - И это означает, что я должен уйти.

Я не хочу, чтобы Бен уходил, но нужно, чтобы он ушёл. Мне не нравится это чувство паники, которое зарождается в моей груди. Мне не нравятся слова, которые я хочу ему сказать. Я хочу сказать, что передумала, и он может записать мой номер телефона. Но если я оставлю свой номер, то буду разговаривать с ним. Всё время. И я буду отвлекаться на него, на каждое его сообщение, на каждый звонок, а потом мы будем всё время созваниваться по скайпу. И не успею я опомниться, как уже не буду «Фэллон- Переломщицей». Я буду «Фэллон-Подружкой».

Эта мысль должна вызывать больше отвращения, чем происходит на самом деле.

- Мне следует уйти, - произносит Бен. - Ты, наверное, много чего еще должна сделать, до отъезда в аэропорт.

Вообще-то нет, я уже собралась. Но я молчу.

- Ты хочешь, чтобы я ушёл?

Я вижу, что он надеется услышать нет. Но Бен должен уйти по многим причинам, прежде чем я использую его в качестве предлога, не переезжать в Нью-Йорк.

- Я провожу тебя, - мой голос стихает и становится извиняющимся. Бен не сразу реагирует на мои слова, но, в конце концов, сжимает губы в тонкую линию и кивает.

- Да, - говорит он потеряно. - Да, проводи.

Я надеваю туфли, которые приготовила для похода на ужин. Ни один из нас не говорит ни слова, пока мы идём к двери. Бен открывает её и выходит из комнаты первым, поэтому я следую за ним. Я смотрю ему в спину, пока он идет по коридору, крепко сжимая шею рукой, и я ненавижу, что он расстроен. Ненавижу, что я расстроена. Ненавижу, что мы уснули и потратили впустую наши последние два часа.

Мы почти доходим до гостиной, когда Бен останавливается и оборачивается. Он выглядит так, будто у него что-то болит. Я стою на месте и жду, когда он заговорит.

- Может получиться хуже, чем в книге, но я должен это сделать, - Бен делает два быстрых шага ко мне, и его руки оказываются в моих волосах, а губы на моих губах. Я ахаю от неожиданности и хватаю его за плечи, но тут же делаю шаг навстречу и обхватываю руками его шею.

Бен прижимает меня к стене, а его руки, грудь и губы жадно прижимаются к моим. Он держит моё лицо, будто боится отпустить, а я пытаюсь дышать, потому что прошло очень много времени, с тех пор как я кого-то целовала. Думаю, что могла забыть, как это делается. Он отстраняется, как мне кажется, надолго, чтобы вдохнуть, а затем возвращается и … его руки, и… ноги, и … язык.

Боже мой, его язык.

Прошло два года с тех пор, как чей-то язык был у меня во рту, поэтому мне кажется, что я должна быть чуть менее решительной. Но в ту секунду, когда Бен скользит языком по моим губам, я немедленно раскрываю их и углубляю наш поцелуй. Мягкий. Завораживающий. Его рот в сочетании с руками, которые скользят по моим рукам, это всё слишком. Так много. В хорошем смысле. Так хорошо. Я тихо постанываю.

Как только с моих губ срывается стон, Бен сильнее прижимает меня к стене. Его левая рука ласкает мою щёку, в то время как правая обнимает за талию, и сильнее прижимает к его телу.

Я закончила сборы. Бен не должен уходить прямо сейчас.

Ведь так?

Он действительно не должен уезжать. Секс способствует выбросу эндорфинов, а эндорфины помогают людям дольше бодрствовать, так что секс с Беном на самом деле может быть полезным перед вылетом. За все свои восемнадцать лет у меня никогда не было секса, вообразите, сколько будет эндорфинов. Мы могли бы заняться сексом до моего отлета, и мне не придется спать весь день. Представьте, какой я буду продуктивной, когда окажусь в Нью-Йорке?

О, мой Бог, я тяну его назад в свою комнату. Если он вернётся в мою комнату со мной, то я уже не смогу отказать ему. Действительно ли я хочу заняться сексом с кем-то, кого больше никогда не увижу?

Я сумасшедшая. Я не могу заняться с ним сексом. У меня даже нет презервативов.

Теперь я толкаю Бена обратно в коридор, подальше от своей спальни.

Боже, он, наверное, думает, что я сумасшедшая.

Он снова прижимает меня к стене и ведёт себя так, будто последних десяти секунд нерешительности никогда не было.

У меня кружится голова. Я так ошеломлена, мне так хорошо, моя мама сумасшедшая. Глупо, безумно, абсурдно, и она не права. Зачем девушке пытаться найти себя и делать себя счастливой самой, если парень справится с этим гораздо лучше? Хорошо, теперь я становлюсь глупой. Но Бен заставляет меня чувствовать себя сейчас очень хорошо.

Он издает стон, и я боюсь потерять это чувство. Мои руки в его волосах, а его рот на моей шее.

Прикоснись к моей груди Бен.

Он полностью читает мои мысли и сжимает мою грудь.

Дотронься до другой.

Боже, он телепат.

Его губы с шеи возвращаются обратно к моему рту, но руки остаются на груди. Я почти уверена, что мои руки находятся на его заднице, и сильнее притягивают его ко мне, но сейчас я слишком смущена своим поведением, чтобы признать это.

- Я бы посоветовала вам пойти в комнату, но я думала, что вы уже все сделали за последние два часа.

Эмбер.

Вот стерва. Я ее изобью, как только Бен уйдет.

Не могу поверить, что только что об этом подумала. Она моя лучшая подруга.

Эндорфины - это плохо. Они злые и плохие и заставляют меня думать о неправильных вещах.

От звука её голоса Бен разрывает наш поцелуй. Он прижимается лбом к моему виску, и убирает руки от груди, уперев их в стену. Я выдыхаю действительно долго сдерживаемый вздох.