— Вы, собственно, кто? — Лицо у заместителя приняло такое выражение, будто он вот-вот кинется обнимать Безрукова.
— Человек, — брякнул Матвей.
— Понятно. Где вы работаете?
— В «Сельхозтехнике» заведую складом.
Хозяин кабинета ничего не мог понять.
— Может, организация уполномочила?
— Нет, я сам по себе. Море — это природа. Оно не понимает, на берег катится в шторм и подмывает кручу. Море-то не может осознавать уважение к мертвым. Это мы, люди, должны осознавать… Вот я и думаю, что кладбище переносить на другое место дорого, да и старое место сухое и высокое, опять же сердцу простор открывается.
— Простор тем, кто там лежит? Однако…
— Им порядок нужен, а простор тем, кто приходит туда. Живым, чтобы жизнь больше любили. Туда машин пять — десять скального грунта завезти — и еще сто лет никакой заботы. Холода вот-вот наступят, и самое время отсыпку сделать. Заборчик бы нужно соорудить.
— Вы-то чего? — сорвался хозяин кабинета. — Делать, что ли, нечего? У всех прямо зуд поучать других.
А на дело, за которое он сам отвечает, ему наплевать.
— Дело свое знаем. Они тоже на совесть работали, ну и, сами понимаете, не вечно жить… Тут морс и шторм. Кое-кто на Север приезжает за коврами и за машинами, а им-то, что там лежат, не это важно было. Они тут работали, тут навсегда остались. Тем-то, у которых совесть рублем заклеена, действительно все равно, как делать и что делать.
— Не об этом речь. Каждый должен заниматься своим делом. У одних государственные задачи, а у других, извините, примитивно-складские.
— Это как на какое дело поглядеть. Из мухи-то слона мы все можем раздувать.
Последние слова вывели хозяина кабинета из равновесия.
— Мне бумагу важную нужно составить, — размахивая руками, почти закричал он. — От этого отчета, между прочим, зависит многое: оценка нашей работы.
То, что заместитель перешел на крик, не смутило и не напугало Матвея Безрукова. На складе, когда выпрашивают запасные части, хлестче бывает.
— А когда перед своей совестью отчитываться будешь?
По тому, как спокойно держался вошедший, по тому, как он невозмутимо отвечал, молодой заместитель понял, что криком он просителя не напугает и не спровадит из кабинета.
— Делать вам, видно, нечего, — примирительно начал он, — вот и вступаете в полемику. Если ревизора на склад нужно прислать, так и говорите.
— Эк куда хватанули… Присылайте, я не из страха перед отчетом работаю.
Теперь сам Матвей покраснел. Обидело это его, крепко обидело. Хозяин кабинета, поняв, что такой разговор может слишком далеко зайти, миролюбиво предложил:
— Идите работайте, а мы во всем разберемся.
Безруков понял, что зря заходил к этому человеку.
«Кто это «мы» и в чем «разбираться» — ведь все ясно!» — выходя из кабинета, с горечью подумал Матвей.
Матвей утром встретил у склада старика Вестникова.
— Вроде не твой нынче черед дежурить? — спросил он.
— Не мой, да сменщик заболел. Говорят, ты вчерась по могильным делам в поссовет ходил?
Вестников стал пытливо, с прищуром смотреть на Матвея.
— Откуда знаешь? — искренне удивился Матвей.
— Я все знаю и даже чуть-чуть побольше. Рассказывай, что там сообщили, как там тебя встретили?
Матвей подробно рассказал о разговоре в поссовете.
— Он вот-вот упорхнет. — Старик наморщил лоб, сплюнул презрительно, добавив: — Ты с председателем поговори — этот толковый мужик. Народ его любит, а народ дурака не будет любить.
— Стыдно, что некоторые не понимают простого: если мы не будем уважать тех, кого в живых нет, то себя-то разве сможем уважать? — Глаза у Матвея светились возбужденно, и его, как и вчера в кабинете начальника, ударило в жар. — Люди из века в век друг на дружку работают. Мы спасибо говорим тем, кто до нас был, а нам спасибо скажут те, кто придет за нами следом. А если мы-то забудем все начисто, то и нас забудут, и нас не помянут добрым словом.
— Секретарша с пятном на щеке дружит с моей внучкой, так вчера у нас со старухой в гостях была и рассказала о твоем походе. Она весь разговор через дверь слышала. Смеется, говорит, мол, под старость все из ума выживают. Твоими могильными делами никто не будет заниматься.
— Это мы еще посмотрим, — погрозив кому-то пальцем, сказал Матвей. — Мы в толк вошли, и нет у нас права на отступление.
Дед почесал затылок:
— Только гляди, нынче люд пошел твердолобый, непонятливый…
Вот и прошло лето. В самом начале сентября пожухла трава. Начали опадать листья с чахлого кустарника. По утрам тундра серебрилась от инея. Схваченная ночными заморозками, опала морошка, голубика. Залегли в норы под мшистые кочки евражки. С севера, от Ледовитого океана ветер все чаще и чаще приносил снег, который оседал на крутые каменистые сопки.
Вскоре ударили некрепкие морозы. Тундра замерзла и гудела под ногами. Затем и в долинах выпал снег. И тут же хлестко, утомительно запуржило — Север погрузился в белый долгий сон.
Раза два ходил Матвей на поселковое кладбище, надеясь увидеть начало работы по отсыпке. В конце октября Безруков вновь пошел в поссовет. Теперь он добился приема к самому председателю.
Встретили и приняли Матвея вежливо. Председатель, невысокого роста, сухощавый, в больших очках, поздоровался за руку, усадил в мягкое кресло.
— Мне летом все о вас докладывали, — сразу начал он. — И я вам прямо должен сказать, что в этом году мы ничего не можем сделать. Денег-то нет. Хотим мы, не хотим, а… Деньги тут все решают. В будущем году тоже не обещаю сделать доброе дело. Мы думали, что и как предпринять, но когда дело упирается в деньги, то… Может, что-то еще и придумаем, мы постараемся…
Это «мы постараемся» прямо полоснуло Матвея ножом по сердцу.
— А если бы с вами так старались?.. — бурея лицом, начал он.
— Стоп, стоп, стоп… Давайте без эмоций. Я ж соглашаюсь, что вы правы. Но что поделаешь, коль средств нет…
Так и ушел Матвей, не добившись ничего.
Уже ближе к весне Матвей узнал, что старый председатель поссовета переведен на новую работу, а на место его избран бывший заместитель.
Матвей надумал еще раз сходить в поссовет.
Долго пришлось сидеть в приемной. Секретарша с родимым пятном на щеке ушла с докладом в кабинет нового председателя и назад вышла не скоро. Пряча глаза, она пригласила Безрукова пройти к председателю. Матвей понял, что в кабинете говорили о нем, видимо, не очень-то лестное.
— Что это вы, товарищ Безруков, — сразу накинулся на Матвея новый председатель, — не даете нам планово работать? Без вас голова кругом идет. Вот отопление лопнуло, два дома залило, и мы не знаем, что теперь делать. Занимайтесь своим делом и не докучайте нам. Есть у вас работа? Так работайте, а мы как-нибудь без вас со всем разберемся.
— Вы историю в школе изучали? — переминаясь неловко у порога, спросил Матвей.
— Ну? — не понял председатель. — Что с этого? Конечно проходил.
— В Древней Греции, я в одной книжке вычитал, прах погибших и усопших даже в войну берегли. У нас же, у русских, даже после битвы, на том же поле Куликовом, павшим отдавали великие почести. А что сейчас? Они тоже воевали, только на трудовом поле, за то, чтобы наша жизнь была лучше.
— Да уважаем мы, уважаем всех. Сейчас безвыходное положение: людей нет, и средств на это не отпущено. В следующем году что-то мы постараемся придумать.
«Опять «мы постараемся», — подумал Матвей.
Матвей поднял высокий воротник полушубка и боком, преодолевая тугую стену ветра, пошел домой. В эту ночь Матвей опять не спал.
Утром Безруков не стал открывать склад, написал в конторе заявление и занес в бухгалтерию Лесняку, который замещал заболевшего управляющего.
— Ты это серьезно? — прочитав заявление, спросил Матвея и поднял свои желтые вечно чем-то озабоченные глаза. — Так прямо в область и поедешь?
— Так прямо и поеду.
