Вся эта кутерьма с Призраком вращалась вокруг Капика, а Трис это место ещё не видела. Она слышала о нём, задолго до их прибытия в Тариос. Другие путник, узнав об их пункте назначения, пели Капику дифирамбы; его садам, его артистам, еде и вину. Лучшие артисты работали там в течение какой-то части их карьеры; видевшие их гости разносили их имена от Мыса Скорби на юге до Бухты Пылающего Льда на севере. Некоторые люди говорили о Капике с большей нежностью, чем о своих семьях. Трис полагала, что многие молодые люди, которых они встречали, копили деньги только на один праздник — в Капике.
Она, конечно, видела Капик, когда они въехали в Тариос, или, по крайней мере, его ярко окрашенные стены. Она так бы туда и не пошла. Хотя ей нравились музыка, театр, жонглёры и еда, она считала глупым платить за это, когда ей приходилось следить за каждым медяком. Однако сейчас шары Киса дали ей повод по крайней мере осмотреться.
Она присоединилась к реке посетителей, которые все двигались в одном направлении — пешком, в паланкинах, верхом на конях, на верблюдах или на ослах. Караванба́ш, с которым они с Нико приехали в Тариос, упоминал, что в Капик колёсный транспорт не пускали. Она подумала, а не приходится ли прасмуни выносить из Капика мусор, отходы и мёртвые тела на руках, без использования своих повозок. Она хотела спросить у прасмун, который тянул свою повозку через Улицу Стекла, так ли это, но вокруг было слишком много тариоссцев, расступавшихся перед повозкой и тянувшим её человеком, и большинство из них чертили у себя на лбу круг Всевидящего Бога.
Через несколько кварталов от «Базальтового Стекла», над захудалыми лавками, продававшими втридорога всякую всячину недавно прибывшим в город туристам, Трис увидела ярко-жёлтые колонны, обозначавшие вход в Капик. Они возвышались над стенами квартала, расписанными изображениями танцоров, музыкантов, кистей винограда, иллюзионистов, кувшинов вина, блюд с дымящимися кушаньями, акробатов и всех прочих лежавших за этими стенами прелестей. Стражи у ворот с бесстрастными лицами наблюдали за минующим их потоком туристов, на них не производили впечатление ни число, ни разнообразие посетителей.
Как только она миновала ворота, Трис почувствовала в воздухе прохладную влагу. Впереди лежало тенистое пространство, разделённое на островки ручьями и речушками, некоторые из которых были достаточно широкими, чтобы по ним могли проплывать лодки. В лодках сидели люди, они бездельничали, клевали фрукты, беседовали или проводили пальцами по воде. В имевших форму цветов чашах горели приземистые свечи, подобно светлячкам скользившие по по поверхности воды: правившие лодками гребцы уклонялись от свечей с выработанной долгой практикой лёгкостью. Там и тут по берегам росли деревья, закрывая проходившие под ними улицы от солнца. На островах она увидела изящные павильоны, освещённые фонарями и факелами, где музыканты, певцы и танцоры выступали для небольших групп.
В воздухе витали ароматы роз, жасмина, пачули, сандала, корицы. До её ушей доносились отрывки музыки и шелест фонтанов. Её ветерки, которые вернулись, когда она сняла защиту на стеклодельной мастерской, вились вокруг неё как маленькие дети, им не терпелось сбежать и исследовать лабиринт улиц и ручьёв. Она отпустила их, напомнив, чтобы они вернулись к ней. Глядя по сторонам, наблюдая за тем, как гости разбиваются на группы поменьше и расходятся по улицам, она почувствовала, как её внутреннее напряжение немного ослабло.
Ей потребовалось немного пройтись, чтобы миновать покрытую ручьями часть квартала. За ними она обнаружила улицы, где процветали различные заведения: закусочные, винные лавки, театры, чайханы, игорные притоны и лавки, продававшие безделушки, духи, шарфы и даже игрушки. Здесь тоже были здания, где артисты выступали для ещё более мелких групп, чем те, что были в театрах, во дворах и в ярко освещённых комнатах с кисейными шторами.
Трис видела яскедаси на перекрёстках, у множества фонтанов, на берегах ручьёв, во дворах, на островках, на балконах и верандах. Шесть акробатов стояли друг у друга на плечах, составив человеческую пирамиду, а потом прыгали в стороны, группируясь, переворачиваясь и приземляясь на ноги. Рядом с многоярусным фонтаном Трис послушала, как красивый юноша исполнял на арфе тоскливую песню. На другой стороне фонтана женщина постарше жонглировала горящими факелами. Стоявший под ивой иллюзионист вынимал у себя из рукавов цветы и птиц, в то время как собаки танцевали под руководством дрессировщика. В низко расположенном окне сидела обвитая огромной змеёй женщина, поглаживая свою питомицу. Увидев, что Трис на неё смотрит, она поманила пальцем, но Трис покачала головой и пошла дальше.
В окружённых колоннадами приземистых зданиях отдыхавшие на диванах женщины и мужчины беседовали, ели, пили и играли. Заглядывая через внутренние проходы таких зданий во дворы, Трис видела полуодетых танцоров обоих полов, исполнявших танцы под звуки арфы, флейты или иногда только барабана. Она слышала как пели в одиночку и хором, их голоса вплетались в исполняемую на инструментах музыку. В одном из дворов поэт декламировал стихи об искусстве любви. В другом — группа людей играла в жмурки.
Когда желудок напомнил ей, что уже почти сумерки, и что она уже довольно давно не ела, она нашла закусочную, меню которой обещало приличную трапезу. Она бы ахнула от цен, если бы не видела другие заведения, где те же блюда стоили ещё больше. Она выбрала стол снаружи, на улице, чтобы удобнее было наблюдать за толпой. Она не обращала внимание на чужие взгляды, полагая, что внимание привлекают её бледное лицо и рыжие волосы, а не её юность и тот факт, что она не походила на искательницу развлечений.
Официантка принесла ей ужин из зажаренной на шампурах баранины, сваренной с луком и лавровым листом чечевицы, сливового сока, лепёшек и сыра. Трис вежливо её поблагодарила, затем сосредоточила всё своё внимание на улице, пока ела.
«Почему яскедаси»? ‑ гадала она. Шестеро женщин мертвы, и все они были яскедаси — почему он выбрал их? Не из-за денег, насколько она поняла из услышанного. И почему только женщины?
Выбрали ли он их потому, что знал, что арурим не будут беспокоиться из-за убийства артистов, которых респектабельные люди считали сомнительными, а зачастую — бесчестными? Но если это было так, то почему он разместил двух последних в таких видных местах, вне Капика, где респектабельные жители из-за этого засуетились? Если он хотел быть совсем Призраком, то остался бы в пределах Капика, или даже направил бы своё внимание на трущобы Ходэникис, где очередной труп ни у кого бы не вызвал беспокойства.
Он хитёр, поскольку использовал тариосские верования насчёт смерти. Трис не раз помогала Нико, когда тот вызывал видение прошлого на месте, где недавно произошло какое-то событие. В Тариосе это было бы невозможно. Жрецы всегда незамедлительно объявлялись после обнаружения тела и стирали все магические следы, чтобы очистить место смерти от скверны. Благодаря им убийце было легко избегать поимки.
Глядя в чашку, в которой был заказанный ею сливовый сок, Трис лениво подумала, сможет ли она увидеть в ней убийцу. Но это было лишь праздной фантазией. Нико пытался научить всех четырёх тому, как вызывать видения на воде, масле, зеркалах и кристаллах. У Даджи получилось один раз, но только Трис оказалась способна каждый раз находить какое-нибудь видение. Они выводили её из себя. Она видела только обрывки образов, многие из которых не имели никакого смысла, и никак не могла управлять тем, что именно она видит. Отслеживая её успехи, Нико сказал, что её образы похоже целиком происходили из настоящего; она не могла увидеть ничего из прошлого или будущего. Сейчас она позволила своему сознанию поплыть, частично сфокусировав взгляд на тёмной жидкости в чашке, на её блестящей в свете факелов поверхности. На поверхность начали всплывать обрывки образов: Нико, оживлённо разговаривавший с тёмно-коричневым мужчиной в белоснежном тюрбане, Рыночная Площадь в Эмелане, пылающее деревянное здание с копошащимися вокруг него подобно вереницам муравьёв людьми, маленькая горная деревушка, где в кузнице трудился лохматый кузнец.
