– Спокойной ночи, Уинтерс.

– Спокойной ночи, Джер.

Но никто из нас не может уснуть. Ему неудобно на земле. Мой желудок все еще болит после сегодняшнего забега, а пребывание в одной палатке с ним заставляет меня хотеть обвиться вокруг его тела и положить голову ему на грудь. Не для того, чтобы переспать, а чтобы согреться. Но не хочу, чтобы он подумал, будто я начинаю что-то. Его дыхание сбивается каждый раз, как я шевелюсь. Вдобавок к этому Ник с друзьями все еще шумно пьют пиво и рассказывают скабрезные шутки.

Джереми проверяет время на своем телефоне. Два часа ночи.

– Боже, они заткнутся когда-нибудь?

– Маловероятно, – говорю я. После кемпинга Ник никогда не приезжает домой раньше обеда в воскресенье.

– Я знал, что должен был установить эту палатку подальше.

– Ты имеешь в виду, я должна была установить палатку подальше?

Он недовольно ворчит.

– Не понимаю. Как может деревенский парень вроде тебя не знать, как собирается палатка? – спрашиваю я.

– Мы с братом всегда хотели такую, когда росли, но у нас никогда не было денег. Отец – учитель, а мама – пастор, и у них было пятеро детей. Важнее было иметь еду на столе, чем вещи вроде палаток. – Джереми начинает хихикать.

Отсутствие денег не кажется мне поводом для смеха.

– О чем ты думаешь? – спрашиваю я.

– Когда мой брат впервые встретился с Кейт, он работал в лагере. И тоже не знал, как собирать палатку – в том лагере были отличные домики, поэтому когда они с Кейт ускользали ночью, чтобы потискаться, он просто растягивал на траве этот гигантский парашют, и они спали на нем.

– Погоди. Такой большой парашют, каким мы пользовались, занимаясь в тренажерном зале?

– Именно. – Джереми снова смеется. – Мэтт говорит, она находила это очень романтичным… Конечно, позже, той осенью, она узнала правду – они поехали в кемпинг, и ей пришлось устанавливать палатку, потому что он не знал, как.

Я широко улыбаюсь этому, устраиваюсь поглубже в своем мешке и закрываю глаза. Утренний забег изнурил меня, и я умоляю сон прийти ко мне, но не могу отключиться, слишком напряжена – думаю о своей ноге, гадая, действительно ли она болит или я перетренировалась сегодня. И какого черта происходит с моим желудком? Мое тело болит повсюду.

И тогда я слышу их разговор:

– Кто этот парень? – спрашивает Эван. – Он не ходил в нашу школу, верно?

– Не-а, – отвечает мой брат. – Джер живет в Белл Бакл.

– Они встречаются?

– Не думаю, – говорит Ник.

– Она собирается когда-нибудь снова встречаться с кем-то? – спрашивает Алиша.

– Ты видел шрамы этого парня? – спрашивает Эван. – Имею в виду, ты не можешь позволить парню вроде него зависать с твоей сестрой.

Джереми напрягается в своем спальном мешке рядом со мной, продолжая прикидываться мертвым, словно опоссум.

– Я думаю, что он секси, – заявляет Кимберли своим я-выпила-тонну-пива голосом. – Даваааай, Энни! – Отлично, мы перешли к голосу чирлидерши.

– Можем мы поговорить о чем-нибудь еще, кроме личной жизни моей малышки-сестренки? – спрашивает Ник.

– Я просто вроде как удивлен, – отвечает Эван. – Имею в виду, я думал, что у меня мог быть шанс.

– Что? – шипит Алиша.

Ник стонет:

– Лучше бы это была пьяная болтовня, чувак.

– Она мне нравится, – продолжает Эван.

– О, боже, – бормочу я. Джереми все еще прикидывается бревном.

– Но я не приглашал ее, потому что никогда не видел, чтобы она открывалась после смерти Кайла, а теперь она заявляется с каким-то случайным парнем, о котором никто из нас прежде не слышал?

– Давайте не будем разговаривать о Кайле, – говорит Ник.

– Это так патетично, что она все еще в полуобморочном состоянии из-за него, – говорит Алиша. – Сколько уже прошло? Год?

Я стремительно прикрываю рот.

– Заткнись, – слышу я, как шикает мой брат. – Эван, если Алиша не может держать рот закрытым, забери ее домой.

Кто-то бормочет что-то, но мне не слышно.

– Плевать, насколько поздно сейчас, – говорит Ник. – Она заткнется или поедет домой.

Джереми садится прямо и дергает молнию палатки, готовый накинуться. Я тянусь, хватаю его за плечо и трясу головой, беззвучно говоря, что оно того не стоит. Я не испорчу день рождения Ника только потому, что какая-то тупая сука – тупая.

Я делаю глубокий вдох, втягивая нижнюю губу между зубами. Сжимаю их, чтобы почувствовать боль.

Джереми закрывает палатку и искоса смотрит на меня.

– Мне нравится твой брат. Но если бы та девчонка сказала что-то о Лэйси или Дженнифер, я бы макнул ее головой в унитаз и спустил воду. Ник явно намного дипломатичней, чем я.

Я фыркаю в подушку, сама желая смыть голову Алишы в унитаз. Она даже близко, нахрен, понятия не имеет, каково это – терять человека, с которым разговаривал каждый день в течение трех лет.

Это самое тяжелое. Для всех остальных жизнь продолжается. Но что касается меня – часть меня застряла в чистилище вместе с Кайлом… и в каком-то смысле мне хочется остаться там. Я скучаю по нему. Моя вина, что он погиб. Я делаю еще один глубокий вдох, надеясь, что он поможет мне продержаться какое-то время. У меня нет сил, чтобы дышать.

– Ты в порядке? – приглушенным голосом спрашивает Джереми, ложась обратно рядом со мной.

– Никто никогда не говорил мне такого дерьма в лицо, – шепчу я. – Вот что они думают – что я патетична. Но они не имеют гребанного понятия, каково это.

Наступает неловкая пауза.

От моих громких слов мне легче.

Джереми закидывает руки за голову и упирается взглядом в верхнюю часть палатки.

– Они просто завидуют.

– И что это должно значить? – восклицаю я.

– Ты была влюблена. Они наверно завидуют этому. Я…

– Ты никогда не был влюблен?

– Не-а.

Я делаю паузу.

– Но хотел бы?

– А кто не хочет?

Разговор о том, чего ты нечасто слышишь от парней.

– Ты не встретил никого? – спрашиваю я, приподнимаясь на локте.

Он перекатывается на бок, лицом ко мне. Затем медленно качает головой.

– Я много встречался, – тихо признается он. – И, ну, иногда поначалу я ощущаю всплеск чувств, но затем он проходит… даже когда я не хочу, чтобы чувства уходили, это происходит.

– Так ты никогда не был близок с девушкой?

– А что ты имеешь в виду под близок? – спрашивает он с нервным смехом.

– Это когда ты держишь запасную зубную щетку в ее комнате в общежитии. Или чешешь ей спинку. – Я издаю стон. – Боже, я скучаю по этому.

– Разве не продаются специальные штуки, чтобы самому себе чесать спину?

– Это не то же самое, – надуваю я губы.

– Это ты мне так сейчас намекаешь, что хочешь, чтобы я почесал тебе спинку?

– А ты мог бы? – поспешно спрашиваю я, поворачиваясь к нему спиной. – Слева, сверху.

Он посмеивается, а затем аккуратно почесывает мою левую лопатку.

– Теперь ниже, – говорю я. – Теперь правее. Теперь левее. Немного вверх. Теперь вниз. В середине спины. Вот здесь. Да. Теперь выше.

– М-да, теперь я вижу, что это намного эффективней, чем чесать самому, – саркастично говорит он.

– Давай обратно выше и левее. Да, там, – стону я.

– Иисус. Это займет всю ночь.

– Тебе нужно еще где-то быть?

– Не-а. – Его пальцы все еще на моем плече. – Так могу я быть следующим, кому почешут спину?

***

В понедельник, когда мы с Мэттом встречаемся у врача, его взгляд немедленно бросается к моему колену.

– Оно не выглядит слишком опухшим, – говорит он, отставая от меня на шаг, когда мы идем через парковку.

– И тебе привет.

– Как ты себя чувствуешь?

– Сегодня не болит.

Он запускает руку в свои светло-каштановые волосы.

– Я тревожусь о том, что будет на рентгене.

– Надеюсь, что, как Джереми и сказал, я просто перегружаю его. Не думаю, что я разорвала что-то или растянула связки. Болит только когда я долго бегаю.