– Бег з-занимает много времени.

– А знаешь, что было самым ужасным? Я смотрела фильм «Стильная штучка» на ТНТ. Тот самый, с Риз Уизерспун. И я была такой уставшей, что рыдала словно младенец, когда Риз возобновила отношения со своим сексуальным бывшим мужем.

Я улыбаюсь Лизе. Мне нравятся ее личные качества, и мне приятна ее болтовня – она меня отвлекает. Она продолжает:

– Полагаю, фильм сподвиг меня на всю эту фигню, типа осознания-кто-твоя-истинная-любовь и все такое. – Внезапно Лиза затихает, и у меня такое чувство, словно ей есть что еще сказать. – Тренировки – это здорово. Оказалось, что для моего здоровья полезно выбираться из офиса. В мыслях проясняется.

– Бег и со мной это делает.

Лиза болтает о деле, ради которого ее прислала юридическая фирма. Это крупномасштабный судебный иск о сексуальных домогательствах, поданный группой женщин на компанию общенациональных коммуникаций.

– Я не могу обсуждать подробности дела, – начинает она, – но позволь сказать, Энни, я никогда не думала, что мне придется так часто использовать слово «пенис».

Она говорит об этом как ни в чем не бывало, и мне приходит в голову, что она не стала бы рассказывать мне о своей работе, если бы не убедилась, что я достаточно взрослая для этого. Я улыбаюсь.

– Привет, – говорит голос. Я смотрю через плечо и вижу Эндрю, этого высокого парня средних лет из нашей команды. Вместо сумки на поясе, как у Лизы, или гидратора, как у меня, он держит в руках громоздкую пластиковую бутылку с водой. Он пристраивается позади нас.

– У тебя будут неприятности с Мэттом, из-за того что ты носишь наушники, – дразню я.

– И чего вы, девушки, так носитесь с ним? Мэтт говорит то, Мэтт говорит это, – шутит Эндрю.

– Эм, ты его видел вообще? – спрашивает Лиза.

– Он не в моем вкусе, – говорит Эндрю. – Я больше по невысоким кудрявым брюнеточкам.

Боже, он что, клеится к ней прямо передо мной? Она поднимает брови, глядя на меня, и я пожимаю плечами. Он неплохо выглядит, полагаю, для кого-то, кто в отцы мне годится. Мэтт подбегает к нам трусцой. Эндрю выдергивает свои наушники, прячет их под футболку, и Мэтт усмехается и трясет головой.

– Энни, давай добежим до финиша вместе, – говорит Мэтт. – Нам нужно поговорить.

Я хватаю ртом воздух. Он знает, что было между мной и Джереми на прошлой неделе? Мое тело напрягается.

– Ты должна дышать во время бега, иначе потеряешь сознание, – говорит он.

Я вспоминаю о дыхании.

– Ну же, Энни, – говорит он. – Давай сделаем несколько скоростных рывков. Они сделают тебя сильнее.

Он жестом показывает миновать Лизу и Эндрю и срывается с места словно ракетный ускоритель.

– Побежали, – зовет он, и я бросаюсь вслед за ним.

Он заставляет меня тридцать секунд бежать на максимальной скорости. Офигеть, это заставило мои ноги гореть огнем. Я задыхаюсь, когда он позволяет вернуться к легкому бегу.

– Контролируй свое дыхание, – говорит он.

Я вдыхаю через нос, выдыхаю через рот. Дышу, дышу.

– Хорошо, – говорит он. – Давай немного пробежимся трусцой, а затем сделаем еще несколько рывков.

Я смотрю на него с я-на-грани-нервного-срыва выражением на лице.

– Ты можешь сделать это, Энни. Я подталкиваю тебя, потому что знаю, что ты можешь сделать это.

После того скоростного рывка бежать трусцой легче. Но я не способна на еще один. Это безнадежно!

– Расслабь руки и плечи, – говорит он, перебирая ногами рядом со мной. – Отпусти напряжение. Оно сдерживает тебя.

Я вращаю плечами и встряхиваю руками.

– Так я хотел поговорить с тобой…

И мои руки и плечи снова напрягаются.

– На этой неделе тебе нужно делать скоростные рывки каждый день во время бега. И я хочу, чтобы ты начала добавлять больше орехового масла и яиц в твою диету. Ты становишься слишком худой и тебе нужно больше есть, раз наши забеги становятся все длиннее и длиннее.

Он об этом хотел поговорить? Ореховое масло и яйца?!

– Я могу сделать это.

Он улыбается мне. Думаю, он не знает.

– Готова к очередному броску?

Я трясу головой. Он тоже трясет головой в ответ.

– Давай, Энни. Соберись.

Я бегу со всех ног сквозь кизиловые деревья. Мэтт во время всего спринта остается рядом, подгоняя меня. Мы делаем еще три броска. Из-за этого моя грудь болит как сумасшедшая – моему сердцу не нравятся повторяющиеся рывки и остановки. Так или иначе, я добираюсь до финиша и с потом, стекающим по лицу, падаю на колени.

– Ну же, Энни, – мягко говорит Мэтт. Он помогает мне встать на ноги. – Ты великолепно справилась. Серьезно, великолепно.

Я вращаю плечами и сглатываю. Оглядываюсь, высматривая, здесь ли Джереми. Его нет. Мэтт сжимает мою руку:

– Расслабься. Отпусти напряжение.

«Отпусти», – говорю я себе.

Отпусти.

***

Я едва успеваю добраться до туалета, когда меня снова рвет.

Мне пришлось дважды останавливаться по пути домой и блевать у обочины. Встаю на колени и стискиваю сиденье на унитазе, глубоко дыша. Меня опять стошнило. И опять. Почему мой желудок так сжимается? Из-за сегодняшних скоростных рывков мне хуже, чем когда тренер Вудс застала меня бегающей словно бабуин вокруг стадиона. В конце концов, я же приняла ибупрофен. Насколько плохо мне было бы, если б я этого не сделала?

Дверь ванной открывается со скрипом, обнаруживая маму, стоящую там с полотенцем. Она садится на корточки рядом со мной и гладит по спине, пока меня тошнит. Молочная кислота, разливающаяся под моей кожей, вызывает дрожь и не в хорошем смысле. Если я не могу даже десять миль пробежать, не чувствуя себя так отвратительно, как же я пробегу двадцать шесть?

– Ты финишировала? – тихо спрашивает она, поглаживая мое лицо полотенцем.

– Да. Десять миль.

– Ух ты. Он бы гордился тобой.

– Мама, не надо. Не сейчас.

Я чувствую, как она напрягается рядом, и мы обе отводим взгляд. Слышу, как она всхлипывает. Мне плохо, из-за того что я рыкнула на нее, правда плохо. Но нужно ей было сейчас напоминать о Кайле?

– Я ничего не могу поделать с этим, – говорит она. – Я только знаю, что он был бы изумлен. Это вредно – никогда не говорить о нем, милая. Тебе нужно отпустить это.

Я наклоняюсь над унитазом, положив голову на руки.

– Я позвоню Стефани, – говорит мама тихо, убирая волосы с моего лица. – Скажу ей, что ты не выйдешь на работу сегодня вечером.

– Нет! – вскрикиваю я, и меня вновь тошнит. Хватаюсь за унитаз и ненавижу свой желудок. Ненавижу его. – Мне нужны деньги.

– Ты не сможешь обслуживать столики в таком состоянии. Людям нравится, когда их официантка здорова.

Она права. Если я покажусь на работе вся потная, с красным лицом и с приступами рвоты через каждые две минуты, Стефани в любом случае не позволит мне обслуживать столики. Но если я не пойду, то потеряю из-за этого как минимум семьдесят пять долларов чаевых. Это же моя прибыльная ночь!

– Мама, – плачу я, – я не смогу оплатить свои тренировки. Я не смогу скопить деньги на колледж. Сейчас у меня всего около трехсот долларов.

Она тянет меня в свои руки и обнимает.

– Я знаю, малышка. Но ты не можешь пойти на работу в таком состоянии. Хотела бы я, чтобы ты не взваливала столько на себя. Хотела бы я суметь заплатить за все. Ты же знаешь, я бы сделала это, если бы могла.

Я знаю. Я знаю.

***

Мой будильник вопит словно сигнал пожарной тревоги.

Дотягиваюсь и бью по кнопке повтора. Пять утра. Я закончила работать в полночь, а сейчас должна ехать в Нэшвилл ради семимильной пробежки? Или, как Мэтт и Джереми назвали бы это, дня отдыха.

Опять раздается звон будильника. Не может быть, чтобы я проспала еще пять минут! Я стону в подушку.

Последствия забега в прошлую субботу, после которого меня тошнило четыре часа подряд и из-за чего я пропустила работу, были настолько ужасающими, что я не бегала всю неделю. Я пропустила три коротких забега и не ездила на велосипеде во время кросс-тренинга, как должна была.