— Как тебя зовут? — стараясь не шевелиться, спросил Вителлий.

— Аполлоний, — внимательно приглядываясь к своей модели, ответил грек. — Мой дед, носивший это же имя, был сыном знаменитого Нестора из Афин… Жестоко он покалечил тебя.

— Байбус?

— Да.

— Пустяки. У вас, греков, великолепные врачи. Надеюсь, ты изобразишь мое лицо не таким, какое оно сейчас.

— А каким же еще я могу его изобразить? Суровое, усталое лицо — лицо настоящего гладиатора.

Поликлит поддержал грека и добавил, что перед тем, как скульптура будет отлита в бронзе, у скульптора будет возможность еще раз присмотреться к своей модели. Вымолвив это, Поликлит вздрогнул, подумав, что Вителлию, быть может, не суждено увидеть свою статую.

В амфитеатре Флавиев кипела такая лихорадочная деятельность, что никто не обращал внимания на двух мужчин, которые снова и снова обходили овал арены, затем пересекали его, проходя от главного входа до императорской ложи, и опять начинали все сначала. На первых порах Поликлит держал гладиатора за руку, направляя его, обращая внимание на каждый выступ стен, каждую нишу и каждую дверь, поворачивая его голову так, чтобы она была обращена к первому, второму, третьему или четвертому ярусу трибун. Постепенно Вителлий начал сам успешно справляться со всем этим. На пятый день слепой гладиатор уже вполне уверенно чувствовал себя на арене, был в состоянии указать направление, в котором расположены императорская ложа и места для почетных гостей, и мог самостоятельно найти дорогу к выходу.

— Что это за звуки доносятся словно с неба? — спросил Вителлий у своего наставника.

Поликлит взглянул на четвертый ярус, где моряки императорского флота натягивали над огромным овалом цирка прочные, толщиной в руку, канаты.

— Это ветер, — сказал Поликлит, — гудит в канатах, которые натягивают, чтобы закрепить на них полотнище, защищающее зрителей от солнца. Император специально для этого направил сюда тысячу моряков своего флота. Они создают над ареной подобие паутины, на которую будет натянуто полотно. Опасная работа — ежедневно пара матросов срывается с головокружительной высоты.

Вителлий поднял голову вверх, словно мог рассмотреть переплетение канатов и цепляющихся за них матросов. Он не мог видеть чудо света, строительство которого завершали сейчас пятнадцать тысяч мастеров и простых рабочих, но он слышал их и ощущал атмосферу гигантской стройки. Каждый голос, каждый звук на арене… Слух его должен обостриться так, чтобы он способен был услышать даже подкрадывающегося льва.

Римляне с нетерпением ожидали открытия нового цирка. Тит, сменивший на престоле своего отца Веспасиана, объявил в зачитанном на всех перекрестках эдикте, что открытие амфитеатра Флавиев — такое название было дано ему в честь семьи императора — будет сопровождаться стодневным праздником. Было собрано девять тысяч диких зверей — среди них сотня львов, тигры, слоны, крокодилы и гиппопотамы. Вступить в схватки готовы были пять тысяч гладиаторов. Перед зрителями должен был разыграться даже морской бой. Бывало ли когда-нибудь что-либо подобное?

Над тремя ярусами трибун, которые предусматривал план, утвержденный еще отцом, Тит повелел воздвигнуть четвертый, изрядно поспорив при этом с зодчим Эвмаром, с большой неохотой согласившимся добавить нагрузку на легкие арочные своды трех нижних ярусов.

— Этот амфитеатр, — сказал Вителлий, в который уже раз меряя шагами арену рядом с Поликлитом, — станет великолепнейшим зданием мира. Сражаться здесь должно быть великой радостью!

На ходу Вителлий продолжал шепотом отсчитывать шаги.

— Я не могу, — возразил Поликлит, — примириться с мыслью, что, потеряв зрение, ты все же хочешь еще раз выйти на арену. Мне кажется, боги воспримут это как кощунство.

Вителлий остановился.

— Ночь окружила меня по воле богов. Почему они не решили просто убить меня? Слепой гладиатор — это ведь то же самое, что мертвый гладиатор. Я хочу либо продолжать сражаться, либо умереть. Веспасиан сказал, что хочет умереть стоя, как подобает императору, и умер стоя, опираясь на руки своих друзей. Я хочу, когда боги пошлют мне смерть, встретить ее на арене. Там и только там!

Поликлит был человеком жестким, которого не так-то просто было вывести из равновесия, но эти слова тронули его. Положив руку на плечо Вителлию, он посмотрел в его незрячие глаза.

— Твое желание — закон для меня, пусть даже оно идет против моих убеждений.

— Жди меня здесь, — жестом остановив наставника, сказал Вителлий.

Поликлит с изумлением наблюдал, как гладиатор направился к центру арены, повернулся на девяносто градусов, прошел к ограждению, свернув налево, обошел половину овала арены и оттуда вернулся прямо к исходному пункту.

— Невероятно, — покачал головой ланиста и, когда Вителлий подошел к нему, проговорил: — Ты разгуливаешь по арене так, словно родился и вырос на ней.

С первого яруса трибун за этой сценой наблюдал, покачивая головой, Корнелий Понтик, секретарь Вителлия. Только он, Поликлит, греческий врач и четверо рабов знали о слепоте гладиатора. Уже несколько недель они прикрывали Вителлия, чтобы ни у кого не могло возникнуть подозрений. Даже Плиний, посетивший Вителлия и рассказавший ему о смерти своего дяди при извержении Везувия, ничего не знал о беде, постигшей гладиатора.

— Он и впрямь величайший гладиатор Рима!

Корнелий Понтик поднял глаза. Рядом с ним стоял Эвмар. Секретарь испугался, сообразив, что зодчий, судя по всему, уже какое-то время наблюдает за гладиатором.

— Сейчас, надо полагать, он старается свыкнуться с размерами новой арены, — добавил Эвмар.

Корнелий согласно кивнул.

— Ему пошел уже сорок девятый год, и он считает, что в силу возраста должен готовиться к поединкам тщательнее, чем кто бы то ни было.

— Он победит любого из своих противников, — сказал Эвмар. — Гладиатор, так серьезно относящийся к своей профессии, — это истинный дар богов. О нем можно не беспокоиться. Последний бой заставил меня поверить в непобедимость Вителлия.

— Ты видел этот бой?

— Конечно. Никогда не забуду, с каким спокойствием он выдерживал страшные удары Байбуса. Любой другой на его месте лишился бы чувств от первого же из них.

Со своего места мужчины наблюдали за странными упражнениями, которые выполнял гладиатор под руководством своего наставника.

— Временами Поликлит обращается с ним, как с малым ребенком, — заметил Эвмар.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ну, посмотри же! Он вертит им и подталкивает его, словно неуклюжего новичка.

Корнелий Понтик занервничал.

— Может, это и есть секрет его успеха в качестве наставника…

— Возможно, — ответил Эвмар.

Секретарь гладиатора облегченно вздохнул, когда кто-то позвал зодчего во внутренние помещения трибуны.

Тем временем Поликлит и Вителлий вернулись к торцу арены. Наставник непрерывно кружил вокруг своего воспитанника, то топая ногой, то едва слышно переступая по песку. Прислушиваясь, Вителлий каждый раз поворачивался лицом прямо к ланисте.

— Неплохо, — похвалил подопечного Поликлит.

Когда наставник имитировал нападение, Вителлий парировал его, сделав шаг назад, а если ланиста пробовал отступить, немедленно следовал за ним. Немалым удобством было то, что арена, под которой находился заполненный водою бассейн, была сооружена из засыпанных песком досок. Каждое движение противников сопровождалось глухим звуком и чуть заметным колебанием досок, позволявшим Вителлию ориентироваться в происходящем. Так они упражнялись целыми неделями до тех пор, пока последний рабочий не покинул амфитеатр, оставив новое чудо света дожидаться, когда в нем будет разыгран небывалый спектакль.

Прошло почти полгода с того дня, когда Вителлий потерял зрение. Помимо узкого кружка посвященных, о постигшем гладиатора несчастье не знал никто. Поликлит и Корнелий Понтик снова и снова пытались убедить Вителлия отказаться от мысли еще раз выйти на арену, но чем они были настойчивее, тем с большим упорством и ожесточением гладиатор продолжал готовиться.