Толкаясь и работая локтями, Вителлий проложил себе путь сквозь орущую толпу и, миновав наконец привратника, растворился в темноте.
Храм Нептуна, воздвигнутый Агриппой в память об одержанных им на море победах, располагался неподалеку. Вителлий не знал, кто ждет его за этим храмом, хотя и догадывался. Пробежав последний отрезок пути, он осторожно обогнул здание. При его появлении из-за колонн выскользнула какая-то тень.
— Кто ты? — спросил Вителлий.
— Ребекка, — услышал он негромкий ответ.
Ребекка! Так Вителлий и думал. Ребекка! Стало быть, она не забыла его. Он подошел к девушке, обнял и поцеловал ее.
— Ребекка, как я рад видеть тебя! Но… что свело нас здесь в такой поздний час?
— Вителлий, — заговорила девушка, — я уже давно ничего не слыхала о тебе. Я искала тебя, расспрашивала о тебе, но ты как сквозь землю провалился. Я уж решила, что ты вернулся в Бононию, потому что так и не сумел найти здесь работу.
— Нет, — проговорил Вителлий, — дело совсем в другом.
— Я знаю, — сказала Ребекка.
— Откуда?
— Сегодня на каждом углу можно прочесть твое имя. Всюду вывешены афиши, где указаны имена тех, кто встретится в поединках на арене Большого цирка.
— О боги! Вот, значит, как ты нашла меня.
— Поверь, Вителлий, для меня это был удар, причинивший большую боль, чем розги моего господина Гортензия.
— Старик бьет тебя?
— Уже не бьет. Он умер.
— Умер? Стало быть, ты свободна, Ребекка!
— Да, я свободна. Я вольноотпущенница и могу делать все, что захочу. Вдова Гортензия взяла меня к себе экономкой. Мне теперь хорошо платят.
— Я рад за тебя!
Вителлий увидел появившиеся на глазах девушки слезы.
— Ребекка! — Он слегка встряхнул девушку за плечи. — Что с тобой?
— Вителлий, — всхлипнув, проговорила Ребекка, — ты не должен сражаться, не должен, слышишь!
— Не говори так, Ребекка. Я принес присягу и обязан выполнить свой долг.
— Нарушь присягу, но сохрани свою жизнь! Достаточно того, что моему отцу пришлось умереть. Неужели я должна потерять и тебя?
— Ты не потеряешь меня, Ребекка. Я буду сражаться и сумею одержать победу. Я добьюсь ее ради тебя!
— Ты говоришь то же, что говорил мой отец перед своим последним боем.
— Я силен и молод, Ребекка!
— Да, ты молод и неопытен, а Пугнакс одержал уже двадцать побед.
— Пугнакс?
— Да, Пугнакс.
— Ты полагаешь, что я буду сражаться с Пугнаксом?
— Так написано повсюду. Пугнакс, двадцать побед, против Вителлия из Бононии, новичка.
— Да смилуются надо мной Марс и Юпитер, — пробормотал Вителлий.
Пугнакс, непревзойденный Пугнакс! Еще ни разу Вителлию не удавалось победить Пугнакса в учебных поединках. Пугнакс равносилен для него смертному приговору! Кто подбирал пары соперников? Несколько мгновений Вителлий стоял, не произнося ни слова. А затем в голове у него мелькнуло: Мессалина! Он, Вителлий, проявил неблагодарность и тем оскорбил императрицу. Вот и ответ на вопрос.
— Люди, — заговорила Ребекка, — удивлены, естественно, столь необычным подбором соперников. Одни говорят, что новичок необычайно талантлив и способен победить даже Пугнакса, другие хотят знать, не был ли ты осужден и не замена ли это назначенной судом смертной казни… Почему ты пошел в гладиаторы?
— А что еще мне оставалось делать? У меня не было выбора.
Заливаясь слезами, Ребекка обняла юношу.
— Ты не должен был это делать! Разве тебе мало примера моего отца? Но он не по доброй воле взял в руки трезубец. Он сделал это ради меня. Ты же стал гладиатором добровольно. Преступно так играть своей жизнью.
— Нет, Ребекка, я сделал это не добровольно. Не спрашивай меня, почему я был вынужден так поступить.
— Ты говоришь загадками…
— Сейчас я ничего не могу тебе сказать. Может быть, скажу, если мне удастся победить…
Ребекка припала к груди Вителлия.
— Поверь мне, ты не сможешь победить. Ты должен бежать, иначе уже завтра будешь лежать в споларии Большого цирка — там, где укладывают трупы убитых гладиаторов.
— Бежать? О чем ты говоришь? Меня начнут разыскивать, я стану беглым, любой будет вправе задержать меня. И это жизнь?
— Я все приготовила. У меня были сбережения, и я заплатила людям по ту сторону Тибра, в иудейском квартале, — они спрячут тебя, не задавая лишних вопросов. Отправляйся в четырнадцатый округ, спроси там Каату, и тебе помогут.
Ребекка на мгновение прижалась губами к губам Вителлия.
— Удачи тебе, — проговорила она и растворилась в темноте.
— Ребекка! — негромко позвал Вителлий. — Ребекка!
Ответа не было. Сердце юноши готово было выскочить из груди. Пугнакс, проклятый Пугнакс! Бежать?.. Куда?.. Домой, в Бононию?.. Бессмысленно, там его будут искать в первую очередь… За Тибр, к евреям?.. На какое-то мгновение эта мысль показалась ему привлекательной, но затем он отбросил и ее.
Вителлий побежал, бесцельно побежал по улицам города, побежал так, словно за ним уже началась погоня. Бежал, однако, он лишь от самого себя, от необходимости принять какое-то решение. Перед глазами Вителлия еще раз промелькнула его совсем короткая жизнь. Беспомощность и нищета детства, мальчишеские игры со сверстниками, темная мастерская лудильщика, скудные заработки, решение отправиться в Рим, бурная, захватывающая жизнь этого города, встреча с Мессалиной, сам он, лежащий обнаженным на ее ложе, учеба в школе гладиаторов, раны, борьба за выживание.
И вот появляется Ребекка, маленькая стройная девушка, хрупкая, как статуэтка из терракоты, и ее темные глаза полны тревоги о нем. Она пожертвовала своими сбережениями, чтобы найти убежище для него. Почему она это сделала? Потому что любит его — тут не может быть иного ответа. Ребекка любит его! И все же ее предложение для него неприемлемо. Поступая в школу гладиаторов, он принес торжественную присягу, признав право своего хозяина, а им теперь стал император, распоряжаться его жизнью и смертью. Он обязан сражаться.
Мужество отчаяния направило шаги Вителлия в сторону низины, где была расположена школа. Было уже далеко за полночь, когда он осторожно толкнул дверь своей каморки и, настороженно прислушиваясь, остановился в темноте. Изнутри доносился отвратительный храп. Храп этот Вителлий слышал каждую из проведенных здесь сотни ночей. Это был Пугнакс. Он спал. Мысль о том, что один из них не переживет наступающий день, показалась Вителлию невыносимой. Он осторожно притворил за собою дверь.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Громко постукивая на ухабах большими колесами, повозки, следуя по Виа Триумфалис, направлялись к Большому цирку. Прямая, как стрела, улица, обычно служившая местом триумфальных шествий в честь полководцев и императоров, сегодня заслуживала, скорее, название улицы Смерти, потому что по ней длинной вереницей двигались к арене повозки с гладиаторами — по четверо бойцов на каждой повозке. Впряженных в повозки мулов вели под уздцы рабы. Вместо приветствий и радостных криков гладиаторов встречали враждебные выкрики и оскорбления, лишь изредка можно было услышать подбадривающие возгласы. Те, кому не удалось получить доступ в цирк, толпились у обочин, чтобы хоть оттуда увидать обреченных на смерть.
Вителлий стоял в одной повозке с Пугнаксом, Феликсом и Валенсом. В то время как Пугнакса, хорошо известного римлянам по многим боям, встречали одобрительными возгласами, Валенса зеваки удостаивали лишь презрительным смехом. К Вителлию вновь вернулось спокойствие, он стоял с бесстрастным видом, и лишь взгляд его непрерывно скользил по лицам толпившихся на обочинах людей. Он искал Ребекку.
Они проезжали под новым акведуком императора Клавдия, когда послышался похожий на приглушенный треск звук. Повозки застыли на месте. В толпе послышались крики. Все смотрели на колесо повозки. Только сейчас Вителлий понял, что произошло. Охваченный отчаянием Валенс сунул голову в спицы огромного колеса, и оно, продолжая вращаться, сломало ему шею.