К сожалению, НКВД до последнего времени стоял в стороне от этого дела. Само собой разумеется, что аппаратом только наших партийных организаций раскрыть до конца всю эту сволочь невозможно. Проверка дает только зацепку, а органы НКВД должны раскопать дело до конца. Только за последние месяцы мне удалось их оперативно втянуть в эту работу и это уже начинает давать свои результаты. Люди, кажется, начинают понимать, что проверка им дает огромную возможность преодолевать недостатки в своей работе в части выявления врагов.
Если бы Вы ничего не имели против — я хочу сговориться с Аграновым и собрать небольшое оперативное совещание по преимуществу центральных работников НКВД, разобрать все факты обнаруженных в партии шпионов, троцкистов и т. п., с тем, чтобы соответствующим образом проинструктировать людей и направить их на поиски троцкистских и шпионских образований. Думаю, что такое инструктивное совещание было бы во всех отношениях полезно.
в) Что касается общего уровня проверки, то она сейчас идет на довольно высоком уровне и особенно больших претензий к местным партийным организациям мы не предъявляем, поправляя их все время на ходу.
Безусловно удалось раскачать Украину, в отношении которой Вы особенно беспокоились и были совершенно правы. Повторная проверка на Украине (Чернигов, Винница, Одесса, Молдавия), дает огромное количество фактов засоренности партийных организаций, где и Пилсудский, и Румыния, и немцы нашли в массе своих людей. Украинцы теперь это поняли. Тов. Постышев теперь почти ежедневно мне звонит по этим делам.
Подробнее обо всех этих делах сообщу в ближайшее время в очередной сводке.
г) Начинаем серьезно готовиться к вопросу предстоящего обмена партийных билетов. Тут возникает очень много практических вопросов, о которых я сообщу особо.
Один вопрос, который требует Вашего согласия уже сейчас, заключается в следующем: мы не наведем никакого порядка в учете членов партии, не сможем гарантировать по-настоящему порядок выдачи партийных билетов и их сохранность без того, чтобы коренным образом не преодолеть той кустарщины в учете и статистике, которой насыщен партийный аппарат сверху донизу. Кустарщина в этом деле царит несусветная, в том числе и в аппарате ЦК. Вся статистика и учет ведутся вручную. Вы себе представляете, когда люди ворочают двумя миллионами партийных билетов и подсчитывают без машин. Статистика же вся основана на совершенно неполноценных данных, которые присылают нам местные партийные организации. Все подсчеты тоже ведутся вручную. Работники страшно малоквалифицированные. Многие из них «выдвиженцы» из уборщиц ЦК и т.п. На этом деле, конечно, должны сидеть люди квалифицированные, знающие статистику и учет по-настоящему. Кроме того, без механизации всего учета, статистики, ничего сделать путного мы не сможем. Я созывал несколько совещаний со специалистами о постановке дела у нас. И мы все пришли к заключению, что необходимо организовать у нас машинную, учетную статистическую станцию с соответствующим комплектом машин. К сожалению, эти машины у нас в стране не производятся, и я вынужден ставить вопрос об импорте. Речь идет, примерно, о сумме в 25–30 тысяч долларов. Я говорил с тов. Чубарь, он считает, что эту сумму отпустить вполне возможно, так как у нас германские кредиты полностью не использованы и имеются трудности в их использовании. Если Вы это дело санкционируете, я соответствующее предложение внесу в ЦК ВКП(б)[114].
№ 5. Письмо Н.И. Ежова И.В. Сталину в Сочи о самоубийстве М.П. Томского{833}
9 сентября 1936 г. Дорогой т. Сталин!
В конце процесса троцкистов т.т. Каганович и Серго предложили мне выехать в Сочи и проинформировать Вас о делах с троцкистами с тем, чтобы получить ряд указаний. На днях т. Каганович мне сообщил, что поездка отпадает и посоветовал проинформировать Вас по некоторым делам письменно.
Ограничиваюсь пока делами следствия.
1. О самоубийстве Томского. После известия о самоубийстве Томского на совещании в ПБ было решено послать меня на дачу Томского в Болшево. До этого там были чекисты и в частности Молчанов, который изъял и представил в ЦК посланное Вам предсмертное заявление Томского.
Мне было поручено объявить семье об установленном нами порядке похорон и, если жена Томского захочет сообщить мне какие-либо дополнения к заявлению Томского, ее выслушать.
После выполнения всех поручений я имел личную беседу с женой Томского. Из беседы выяснилось следующее:
А). Прежде всего крайне странное впечатление производит вся обстановка самоубийства. Оказывается Томский говорил с женой о самоубийстве еще с вечера. Говорил долго, как бы убеждая ее в необходимости с этим примириться. Писал предсмертное заявление, видимо, тоже в присутствии жены. Во всяком случае приписка Томского в конце заявления о том, что он поручает своей жене сообщить Вам лично фамилию товарища, который играл роль в выступлении правых, предполагает, что жена не только знала, но и согласилась на самоубийство Томского. Я попытался выяснить, был ли накануне самоубийства вечером или в день самоубийства утром кто-либо из посторонних. Был его близкий друг и товарищ некий Боровский. Он, видимо, тоже знал о замыслах Томского. Таким образом получается впечатление какого-то сговора. Во всяком случае никто Томскому не попытался помешать. Если было бы такое желание, то, зная заранее о намерениях Томского, они бы за ним следили. Меж тем Томский спокойно взял оружие, пошел утром один гулять и в дальнем углу парка застрелился.
Очень странная обстановка.
Б). Как Вы помните, в конце заявления Томский через свою жену хотел сообщить Вам фамилию товарища, игравшего роль в выступлении правых. В дальнейшей беседе Томская мне жаловалась на Молчанова за то, что он усиленно ее допрашивал и настаивал на сообщении фамилии упомянутого в заявлении товарища. Молчанову назвать фамилию она отказалась, заявив, что сообщит ее только лично Вам. Ввиду продолжавшихся настойчивых допросов Молчанова она будто ограничилась заявлением, что это не член Политбюро.
Мне она назвала фамилию Ягоды. По ее сообщению, Томский просил передать Вам о том, что т. Ягода играл активную роль в руководящей тройке правых и регулярно поставлял им материалы о положении в ЦК.
Все это относится к годам их активной фракционной драки против ЦК.
Это сообщение Томской странным образом совпало с предположениями самого Ягоды. Еще до моего посещения семьи Томского Ягода в разговоре с Аграновым (после прочтения в ПБ привезенного Молчановым заявления) высказал предположение, что Томский назвал его фамилию. Мотивировал он свое предположение тем, что несколько раз бывал у Томского.
Что это, контрреволюционный пинок Томского из могилы или подлинный факт, — не знаю.
Лично думаю, что Томский выбрал своеобразный способ мести, рассчитывая на его правдоподобность. Мертвые — де не лгут.
Обо всем этом я сообщил т.т. Кагановичу и Серго, которые дожидались моего возвращения в здании ЦК. Больше никому не говорил. Они предложили мне сообщить этот факт Вам письмом.
О правых. В свете последних показаний арестованных роль правых выглядит по-иному. Ознакомившись с материалами прошлых расследований о правых (Угланов, Рютин, Эйсмонт, Слепков и др.), я думаю, что мы тогда до конца не докопались. В связи с этим я поручил вызвать кое-кого из арестованных в прошлом году правых. Вызвали Куликова (осужден по делу Невского) и Лугового. Их предварительный допрос дает чрезвычайно любопытные материалы о деятельности правых.
Протоколы Вам на днях вышлют. Во всяком случае, есть все основания предполагать, что удается вскрыть много нового и по-новому будут выглядеть правые и в частности Рыков, Бухарин, Угланов, Шмидт и др.
3. Пересмотрели сейчас все списки арестованных по настоящему делу и всех привлеченных в свое время по делу Кирова и другим. Предварительно докладывали в П.Б. Выделили комиссию для окончательного просмотра в составе Ежова, Вышинского, Ягоды. Арестованных и ссыльных по мерам наказания в основном разбили на пять категорий.