Начиная с лета 1937 года избиения и пытки стали широко применяться с санкции руководства партии, хотя существуют свидетельства, что пытки стали внедрять чуть ли не с начала 1937 года. Например, арестованный в 1953 году по «делу Берии» С.А. Гоглидзе на допросе заявил, что «в начале 1937 года» Берия вернулся из Москвы в Тбилиси (после встречи с Ежовым, как полагал он), собрал в ЦК компартии Грузии руководящих чекистов, включая начальников районных отделов НКВД, и сказал: «Идет борьба с врагами и можно бить если не сознается»{487}. Когда об этом же спросили на допросе Берию, он заявил, что действительно проводил такое совещание с участием 10 грузинских чекистов после приезда из Москвы и полученных там указаний ЦК «об усилении борьбы с троцкистами и правыми» (хотя он не помнил, встречался ли по этому поводу с Ежовым), но бить указаний не давал; об избиениях тут же уточнил, что «это было позже, когда эта система была введена Ежовым»{488}.
То, что пытки начали активно и повсеместно применять с 1937 года, подтверждается самим Сталиным. В январе 1939 года он специальной шифротелеграммой оповестил региональных руководителей партии и НКВД, что «применение физического воздействия [к арестованным] в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК ВКП(б)». Согласно Сталину, эта мера применялась «в отношении лишь таких явных врагов народа, которые, используя гуманный метод допроса, нагло отказываются выдать заговорщиков, месяцами не дают показаний…» Сталин считал это «совершенно правильным и целесообразным методом», который был «загажен» такими «мерзавцами, как Заковский, Литвин, и Успенский», — добавил Сталин после того, как эти высокопоставленные служащие НКВД были арестованы. Они превратили этот метод «из исключения в правило», применяя его к «случайно арестованным честным людям»{489}.[49] Безусловно, они действовали по указаниям Сталина, и с ними, да и с самим Ежовым, расправились, когда нужда в них отпала.
Сталин не делал секрета из своих намерений. По словам Генерального секретаря Коминтерна Георгия Димитрова, 7 ноября 1937 года на торжественном обеде по случаю 20-й годовщины Октябрьской революции Сталин произнес тост, в котором неожиданно похвалил русских царей за то, что они «сделали одно хорошее дело — сколотили огромное государство — до Камчатки», и грозно подытожил, что не пощадит никого, кто попытался бы это государство разрушить: «И мы будем уничтожать каждого такого врага, был [бы] он старым большевиком, мы будем уничтожать весь его род, его семью. Каждого, кто своими действиями и мыслями (да, и мыслями), покушается на единство социалистического государства, беспощадно будем уничтожать. За уничтожение всех врагов до конца, их самих, их рода!»{490}
Деятельность Ежова на посту наркома внутренних дел Сталин одобрял и находил чрезвычайно полезной. На товарищеском ужине для депутатов Верховного Совета СССР 20 января 1938 года он особо отметил его ведомство, провозгласив тост: «За органы бдительности во всесоюзном масштабе, за чекистов, за самых малых и больших. Чекистов у нас имеются десятки тысяч — героев и они ведут свою скромную, полезную работу. За чекистов малых, средних и больших… Я предлагаю тост за всех чекистов и за организатора и главу всех чекистов — товарища Ежова»{491}.
Глава 5.
Апогей
«Кто барсов отважней и зорче орлов, —
Любимец страны, зоркоглазый Ежов!»
Джамбул Джабаев, 1938 год
{492}.
17 июля 1937 года Центральный исполнительный комитет с одобрения Политбюро наградил Николая Ежова орденом Ленина «за выдающиеся успехи в деле руководства органами НКВД по выполнению правительственных заданий»{493}. Через десять дней, в разгар подготовки к массовым операциям, председатель ЦИК Михаил Калинин торжественно вручил ему орден в числе других 120 работников НКВД. Ордена получили Вельский, Берман, Дагин, Фриновский, Гендин, Леплевский, Литвин, Реденс, Цесарский, Заковский и многие другие. Калинин тепло обнял Ежова, отметив, что тот «принес партийность, большевизм в работу Наркомвнудела», и назвал его образцом настоящего чекиста{494}.
Несколько дней спустя газета «Известия» опубликовала известную карикатуру Бориса Ефимова «ежовы рукавицы». Карикатура изображала утыканную иголками рукавицу, которая сокрушает рептилию, испещренную словами «террор» и «шпионаж»; в углу — Троцкий с сыном, с перепуганными лицами{495}.[50] Позднее в том же году появился плакат Ефимова с фигурой Ежова в той же рукавице, сжимающей ядовитую змею-олицетворение «врагов народа»{496}. Влияние Ежова достигло своего апогея. 12 октября 1937 года по предложению Сталина Центральный Комитет на своем пленуме избрал Ежова кандидатом в члены Политбюро (вместо Яна Рудзутака, который был к тому времени арестован, а в следующем году расстрелян){497}.
На выборах в Верховный Совет в декабре 1937 года в списке кандидатов имя Ежова стояло сразу за Сталиным, Молотовым и Ворошиловым{498}. Везде были расклеены плакаты с «ежовыми рукавицами»{499}. Ежов был зарегистрирован кандидатом в депутаты от города Горького, в котором он за три дня до выборов выступил на встрече с 75-тысячной аудиторией{500}. В своей речи он высоко оценил успехи, достигнутые в ходе социалистического строительства в области индустриализации, коллективизации сельского хозяйства, ликвидации безработицы, повышения материального благосостояния, обеспечения бесплатного образования, равноправия наций и равных прав для мужчин и женщин. Однако он отметил, что без борьбы этих успехов было не добиться, и борьба эта не закончена:
«Чем сильнее мы становимся, чем мы становимся богаче, тем больше злобы мы вызываем у оголтелой своры фашиствующей буржуазии, которая готовится к войне с нами и которая пока что засылает к нам пачками шпионов, диверсантов и вредителей. Они вдохновляют на борьбу с трудовым народом советской страны недобитые остатки капиталистических классов, мобилизуя под своими фашистские знамена жалкие остатки кулаков, уголовников и троцкистско-бухаринских выродков. Самые грязные, самые темные, самые чудовищные пакости применяет в борьбе с нами вся эта отвратительная свора троцкистско-бухаринских выродков для того, чтобы как-нибудь приостановить победоносное движение нашего народа вперед к коммунизму…
От нашего умения распознать эти изощренные методы борьбы классового врага с нами, от нашей воли окончательно очистить советскую землю от всех этих гадов будут зависеть не в малой степени наши дальнейшие успехи…
Наш советский народ уничтожит всех до единого этих презренных приказчиков господ капиталистов, подлых врагов рабочего класса и всех трудящихся»{501}.
Разумеется, Ежов был выбран в Верховный Совет вместе с Фриновским, Вельским и еще шестьюдесятью двумя другими функционерами НКВД; кроме того, тридцать два сотрудника НКВД были избраны в Совет Национальностей{502}.