Ежов попросил Секретариат ЦК, чтобы в дополнение к тем, кого пригласили на заседание по должности, на пленум были бы также приглашены еще 19 высокопоставленных сотрудников НКВД. Среди них был и его первый заместитель Агранов, выступивший с речью и использовавший эту возможность для восхваления своего шефа. Как он заявил, с назначением Ежова «у нас повеяло крепким, оздоровляющим партийным ветром» и с этого времени «органы госбезопасности начали быстро скрепляться крепким партийно-большевистским цементом»{278}. В прениях также выступили чекисты Л.М. Заковский, В.А. Балицкий, С.Ф. Реденс, Е.Г. Евдокимов, Л.Г. Миронов, а кроме них М.М. Литвинов, А.Я. Вышинский и И.А. Акулов. Ягоду обличали все. С покаянной речью обратился к участникам пленума Ягода, его прерывали репликами и едкими комментариями. Особой злобой против Ягоды отличалось выступление Е.Г. Евдокимова, его в свое время Ягода вытеснил с работы в ОГПУ. И вот теперь Евдокимов заявил, что он «горит от стыда и обиды» за сложившееся тяжелое положение в НКВД, и «главным виновником этого является Ягода». «Я думаю, — подытожил Евдокимов, — что дело не кончится одним Молчановым». Ягода воскликнул: «Что вы, с ума сошли?». Евдокимов предложил вывести Ягоду из ЦК, лишить звания Генерального комиссара госбезопасности и привлечь к ответственности{279}. По окончании прений и заключительного слова Ежова вдруг то ли с вопросом, то ли с предложением выступил И.П. Жуков: «Почему не арестован Ягода?», но в зале зашумели, закричали «не надо ничего принимать», и предложение не прошло{280}.
В резолюции пленума от 3 марта по докладу Ежова особо говорилось о необходимости удаления из ГУГБ «разложившихся бюрократов, потерявших всякую большевистскую остроту и бдительность в борьбе с классовым врагом». Также констатировалось, что НКВД на четыре года опоздал в разоблачении троцкистско-зиновьевского блока. А бывший начальник секретного политического отдела ГУГБ Молчанов был объявлен одним из главных виновников «позорного провала» органов госбезопасности в борьбе против зиновьевцев и троцкистов. В духе ежовского выступления отмечалось, что «полит-изоляторы находились в особо благоприятных условиях и больше походили на принудительные дома отдыха, чем на тюрьмы». Тезис о том, что политические враги слишком вольготно чувствуют себя в тюрьмах, Ежов стал развивать еще на декабрьском совещании (1936) руководящего состава НКВД[31]. Аппарат ГУГБ, — говорилось в постановлении, — надлежит усилить новыми партийными кадрами, а его реорганизацию, начатую 28 ноября 1936, следует продолжить, чтобы превратить его в «действительно боевой орган», способный обеспечить безопасность советского государства и общества{281}.
Со своим знаменитым докладом «О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников» Сталин выступил на пленуме 3 марта. Он представил свое видение разворачивающегося террора. По его мнению, «зиновьевско-троцкистский блок» превратился в «шпионскую и диверсионно-террористическую агентуру германской полицейской охранки» и находился в некоем альянсе с окружающими буржуазными государствами — Финляндией, Балтийскими странами, Польшей, Румынией, Турцией и Японией — при поддержке Франции и Великобритании, который всегда ставил целью сокрушение СССР. В соответствии со своим планом троцкисты подрывали советское государство путем шпионажа, терроризма и диверсий, чтобы создать условия для иностранной военной интервенции. Все это было достаточно ясно, однако некоторые руководящие товарищи в партии оказались слишком «беспечными, благодушными и слепыми», чтобы увидеть это, и помогли иностранным агентам пробраться на высокие посты{282}. Однако, теперь наступило время покончить с диверсантами без всякой жалости.
Резолюция пленума давала Ежову карт-бланш на разворачивание чистки и арестов в самом НКВД. кое-какие шаги в этом направлении Ежов сделал еще до пленума. Заместитель начальника УНКВД по Саратовской области, Игнатий Сосновский, поляк по происхождению, уже был арестован в ноябре 1936 года, и за его арестом последовала серия арестов других сотрудников НКВД польского и немецкого происхождения, которых Ежов подозревал в том, что они «агенты иностранных разведок» — это делалось широкомасштабно и повсеместно. В феврале 1937 года его заместитель Агранов запросил из региональных управлений списки бывших троцкистов, зиновьевцев и правых, работавших в НКВД{283}.
19–21 марта 1937 года Ежов созвал актив ГУГБ в главном здании НКВД, чтобы сообщить им об итогах февральско-мартовского пленума. Такие же активы по итогам пленума собрали во всех партийных организациях и наркоматах. Но о своем активе в ГУГБ НКВД Ежов, хвастаясь, говорил: «У меня актив был наиболее острый, потому, что у меня прямо с актива выписывались ордера и садились люди. Едва ли в другом наркомате было такое положение»{284}.
После актива чистка НКВД и методичные аресты проводились во все возрастающем масштабе. Постепенно «вырисовывался» предательский заговор коварного Ягоды. Дело разрасталось. 29 марта был арестован и сам Ягода вместе с начальником своего секретариата П.П. Булановым. Два дня спустя Сталин сообщил членам ЦК, что выявлены «антигосударственные и уголовные преступления», совершенные Ягодой в бытность главой НКВД и позднее. Ввиду «опасности оставления Ягоды на воле хотя бы на один день» Политбюро оказалось «вынужденным дать распоряжение о немедленном аресте Ягоды», а уже после этого оно попросило ЦК санкционировать его исключение и арест{285}.
11 апреля настала очередь бывшего заместителя Ягоды (с 29 сентября 1936 года заместитель наркома связи) Г.Е. Прокофьева. Также были арестованы начальники отделов К.В. Паукер (отдел охраны, 17 апреля), A.M. Шанин (транспортный отдел, 22 апреля), Г.И. Бокий (специальный отдел, 16 мая) и М.И. Гай (бывший начальник особого отдела, а с ноября 1936 начальник Восточно-Сибирского УНКВД, 1 апреля). В апреле начальник контрразведывательного отдела Л.Г. Миронов был отправлен в командировку с целью разгрома «шпионов и вредителей» на Сибирской и Дальневосточной железных дорогах. Он даже успел принять участие в допросе Ягоды, но 14 июня был арестован сам.
4 апреля, сразу после сообщений в печати об аресте Ягоды, принадлежавший к его ближайшему окружению начальник УНКВД по Горьковской области М.С. Погребинский застрелился. Весной 1937 года по НКВД прошла волна самоубийств, вызванных страхом. Так, 17 апреля заместитель начальника контрразведывательного отдела И.И. Черток выбросился из окна. В мае Ежов продолжил чистку НКВД от людей Ягоды. 17 мая Агранов был смещен с поста заместителя наркома (ранее, 15 апреля, он. потерял посты первого заместителя и главы ГУГБ — их вместо него получил Фриновский) и назначен начальником УНКВД Саратовской области после того, как его предшественник Р.А. Пилляр был арестован как агент «ПОВ». Агранов был арестован 20 июля, затем осужден и расстрелян 1 августа 1938 года.
Ежов придавал большое значение допросу Ягоды, заботясь о том, чтобы его собственные ставленники не предстали в невыгодном свете. Это было непросто, так как за ходом расследования следил сам Сталин, и Ежов был обязан без промедления отправлять в Кремль протоколы допросов наиболее важных подследственных. Хотя руководить допросами Ягоды было поручено Фриновскому, в них также принимал участие начальник УНКВД по Ленинградской области Л.М. Заковский вместе с В.М. Курским, Л.В. Коганом и Н.М. Лернером. В соответствии с указаниями Ежова и Фриновского, имена некоторых служащих НКВД высокого ранга изымались из материалов следствия — так было, например, с материалами на Люшкова{286}. Показания Ягоды поначалу давали небогатый материал, вырисовывались лишь «антисоветские разговоры» среди чекистов{287}. Этого было явно недостаточно, ведь Сталин хотел, чтобы Ягода был представлен настоящим заговорщиком, и планы совершения государственного переворота были приписаны не только ему, но и его ближайшим сотрудникам, таким как Гай, Паукер, Бокий, Артузов, Сосновский, Пилляр, Прокофьев и Шанин[32].
