- Благодарю, Госпожа. Буду Анид. Не помню я того имени. Буду зваться, как вы велели.

- Как знаешь. Вспомнишь если, скажешь. Переписать ведомости недолго.

Гляжу на неё. Походная форма удобством отличается, а не красотой. Но Анид выглядит засунутой в мешок. Ничего, ушьёт потом. Роюсь в кошеле. Найдя медную звёздочку, цепляю ей на наплечник.

- Вот. Мой знак. Солдаты его хорошо знают и обижать не будут.

Не объяснять же ей всю нашу систему чинов и званий. Я и в самом деле имею право производить в старшие солдаты и десятники. Или лишать этих званий. Звездочку десятника Анид и прицепила. Теперь если кто и полезет - ссылка на меня вполне достаточна.

- Есть хочешь? Бери!

Опять испуг в глазах. Что на этот раз? Она выглядит какой угодно, только не недокормленной.

- Это... Из кладовых господина. Это только для него и его гостей.

- Да ну?

Подхватив из корзины большое яблоко, откусываю. Потом ещё раз.

- Видишь? Со мной ничего не произошло.

- Но вы теперь здесь госпожа.

- Только не говори, "ничего подобного не ела", не поверю.

- Ела. Но кладовки для нас не здесь.

- Теперь это тебя волновать не должно.

Руку протягивает осторожно, будто боится, я шучу и сейчас ударю. Берёт что-то и садится на пол у моих ног. Кому-как, а мне противно, когда человек ведёт себя словно собака.

- За стол иди. Я приду скоро. Если кто зайдёт, назовёшь моё имя и покажешь знак.

На этот раз, за мной не увязалась.

Солдаты заняты - очищают погреба от содержимого.

- Где Верховный?

- Второй этаж заняла.

- Двое за мной.

Велела им притащить в комнату Анид два кресла и столик. Та лишь испуганно глянула, но ничего не сказала.

- Поела?

- Да, госпожа.

Хм. А то я не понимаю, "нет" хозяину она говорить просто не умеет. Опять стоит передо мной с опущенными глазками.

- Анид, садись.

Озирается по сторонам. Показываю на кресло.

- Мне нельзя в нём сидеть.

- Почему?

- Это для господ.

- Я же сижу.

- Но вы госпожа.

- Тогда зачем оно здесь?

- Если господин зайдёт.

- Порядочки тут у вас... За год так и не сидела?

- Почему? Сидела, когда звал на коленях посидеть, или...

- Можешь не продолжать. - похоже, она пока только одно обращение понять способна.

- Так, Анид, я - Осень, твоя госпожа, приказываю тебе сесть вон там.

Осторожно устраивается на самом краешке.

- Ты где так хорошо научилась по-нашему говорить?

- Всегда умела. Там, где родилась. Много жило, кто умел. От страшной Рыжей Ведьмы сбежали когда-то. Играли детьми.

- Ясно, святоши с первых двух войн.

Анид молчит.

- Продолжай.

- Потом... Мне много говорили, "забудь имя, но не вздумай забывать язык". Кто два языка знает - дороже стоят. Меня и купили в подарок потому что лучше всех по-грэдски говорю и петь умею. Ну и самая красивая тоже.

Впервые какое-то чувство, кроме страха, в голосе мелькает. Насчёт красоты права. Она искренне меня за мужчину приняла. И не в доспехах тут дело. Тяжело признавать, но на её фоне смотрюсь откровенно так себе. Да и остальные были ей под стать.

Видимо, то, чему человека учат, накладывает отпечаток на внешность. У нас-то, как и Рэдрии, фигуры и к старости останутся девичьими. А их красота сойдёт за пять, ну, пусть десять лет. Если род занятий не сменят. Потом за рисовый шарик отдаваться будут, ибо больше не даст никто.

- Господин любил по грэдски говорить. Песни ему нравились...

- Когда он тебя рвал, больно было?

- Что? Да... Очень... Везде... Сказал "чему учили, покажешь потом. Я тебе, сука, покажу твое место, чтобы навек запомнила. Заплачешь - убью вообще". Потом долго за мной не посылал. Говорили, я умереть могла. И некоторые умирали. Но я понравилась, человек, подаривший меня получил, что хотел.

- Вот такой он, песенок любитель! - умней ничего не придумала. По словесному портрету, этот храат ростом с Линка. Чуть ли не с конским достоинством. При этом ведёт очень благочестивый образ жизни. Вот, значит как ведёт.

- Госпожа, спросить можно?

Киваю.

- Вы ведь сюда войной идёте?

- Ну да.

- И много вас идёт?

- Все, сколько нас за Линией живёт. Про Рыжую Ведьму знаешь. Нас её внучка ведёт.

- Господин так и говорил, "на нас войско женщин идёт. Объясним им, каковы настоящие мужчины!"

- После того, что ты мне сказала, я очень сильно сомневаюсь, был ли твой прежний хозяин настоящим мужчиной, да и вообще был ли человеком. У нас за сделанное с тобой, ему сперва отрубили бы хрен, а потом голову... Нет, вру, голову за убийство рубят, а за это - в дерьме бы утопили. Тех, кто тебя продавал, тоже бы на голову укоротили. И думаю, скоро так и сделаем.

Смотрит во все пребольшущие глаза. Кажется, мир её рушится. Угу, и чем скорее, тем лучше.

- Правда, Госпожа?

- Сама подумай. Кто-то болтал о войске женщин. Однако, это мы у стен его столицы, а не он у нашей. Сбежал, как трус, велев рыбок да птичек перебить. Не так? Отвечай!

Молчит. Опять слёзы на глазах.

- Не ныть! Я солдат, слёз вытирать не умею.

- Простите. Нам при них нельзя было плакать. Всегда весёлыми должны были быть. Плакали, когда их не было. Вы девушка, вот и не удержалась. Он никого не отпускал. Говорили, другие господа разонравившихся дарят более младшим господам. Очень редко даже женятся. Он же не делал так никогда. Кто надоедала... Они исчезали. Шептались - тут больше трёх лет не прожил никто.

"Олений парк, мать твою растак, генерал, олений парк!"

- Мы его убить пришли. Сегодня причин стало больше.

- Правда?

- Да. Надоела уже!

Дёргается, как от удара.

- Что опять?

- Ничего, госпожа. Мы... Я боялась, когда так говорили. Потом... Могли наказать. Могла и вовсе пропасть.

- А я за двое суток спала три часа. И чувствую, с тобой, и сегодня не высплюсь.

- Вы меня захотели?

Показываю ей кулак.

- Я только сказала, что и сегодня не высплюсь.

- Я могу... Учили делать так, чтобы человек просто быстрее засыпал.

- Нет уж, обойдусь. Раз свободна, то просто напьюсь. Книг тут, кроме этой нет?

- Наверху были. С картинками. Как люди друг с другом, по всякому, даже с животными. Отвести вас туда?

- Нет уж, пусть солдатики над ними ржут. Я вина лучше выпью. Его тут много, может, засну.

Доносится какой-то шум. Это ещё что? Солдаты уяснили, это крыло Госпожа мне отдала. И что отсюда выносить, только мне решать.

- Да где она? - гремит голос Динки.

- Тут!

Вваливается в сопровождении обеих Линки. Все три в доспехах, но без шлемов. Динка в алых, Динни в золотых, Кэрри - серебряных. У Кэрри на голове свежая повязка. В бою, или пьяной с коня свалилась?

- Здорово, сестрица!

У Анид глаза квадратные, но шепчет вполне человеческим голосом.

- Так значит, это правда? Вы все женщины!

Плюхается в свободное кресло.

- Ма говорила, ты любовницу храата поймала. Глянуть охота. Это она что ль?

Дина переглядывается с сёстрами. Потом смотрит на меня. Хлопает себя по лбу.

- Ах да, это кобель её брехал, что на него армия женщин идёт. Вот и добрешется скоро. А подстилка уши развесила.

- Не называй её так.

- Да? А как? И если она не подстилка, то кто?

- Разницу между жёнами, любовницами, наложницами, девочками из цветочных и рабынями для удовольствий объяснить?

- Сама знаю. Она кто?

- Была рабыней.

- А теперь?

- Знака не видишь?

Хмыкает.

- Быстро карьеру сделала. Она по-нашему говорит хоть?

- Да, госпожа.

- Звать как?

- Анид Ерт, госпожа.

- Странное какое-то. Откуда?

- Я сегодня придумала.

- Понятно... Над ма пошутить охота... Значит, она совсем не местная дама?

- Нет.

- Тогда, ей повезло. А Кэр грозилась, как подналовим, сначала их всех солдатам раздать поиграться, потом обрить, в мешковину обрядить и отправить самые грязные нужники чистить да камни с полей таскать.