Когда демонстранты двинулись к Белому дому, объявив, что начинают «Поход против смерти», полковник решил, что это не для него, надо выбираться из толпы, а то еще, чего доброго, попадешь в полицию и доказывай потом, что ты оказался здесь случайно. Ничего себе будет сенсация: старший офицер разведки США вместе с левыми, а может, даже коммунистами, протестует против войны во Вьетнаме, после того как сам провел там многие годы, удостоен высоких наград, ветеран кампании. Он стал протискиваться поближе к обочине и вдруг услышал замечание явно в свой адрес:
— Видишь, уже первые дезертиры появились. Побывал бы во Вьетнаме, не струсил бы, а? Как ты думаешь, Том?
— Да, где-нибудь в районе Фусани. Тогда не струсил бы, это точно.
Смита точно обожгло: значит, тут даже есть те, с кем он был в Фусани. Он обернулся и заметил насмешливый взгляд двух молодых парней, смотревших в его сторону. Ничего не оставалось делать, как самому перейти в атаку.
— И долго вы были на базе, что так геройски рассуждаете? — язвительно спросил он.
— Два года, — ответил тот, который говорил первым, — но голос у него уже стал другим: не насмешливым, а вроде бы извиняющимся: только те, кто был в Фусани, называли ее просто база, и вопрос Смита сразу поставил все на место.
— А я пять лет. С первого витка колючей проволоки вокруг базы.
— Извините, — сказал тот же парень, — мы не знали. Видим, что вроде бы кто-то спешит оторваться от основных сил, вот и обменялись мнениями. А вообще-то бывших фусаньцев тут много.
— И вы думаете чего-нибудь добиться этим маршем?
— А вы? — снова с оттенком подозрения спросили его.
— Я ничего не добиваюсь и ни в чем не участвую. Просто друга детства увидел, захотелось встретиться.
— Как же в такой каше увидели друга? — в голосе бывшего однополчанина вновь просквозило подозрение.
— А он фигура заметная. Тот оратор, без руки, Ричард Стрейтон.
— Ого, — проговорил фусанец. — Да вы знаете, что он член Национального комитета борьбы за прекращение войны во Вьетнаме? Этот парень знает, что делает. Его уже ФБР держит на прицеле, но он ничего не боится.
— Вьетнамская закалка, — поддержал его приятель, — уж кто оттуда вернулся и решил сказать: хватит! — того ничем не напугаешь.
Вот теперь полковник по-настоящему ощутил беспокойство. «Да, — подумал он, — кажется, действительно впутался в скандальное дело».
Он решил все-таки выбраться из толпы, но тут как раз взлетели в небо черные шары — символ солдат, погибших во Вьетнаме, и Смит решил остаться. Нет, не для протеста. Ему просто очень захотелось встретиться с Ричардом.
Юджин пробрался к нему поближе. В голове мелькнула озорная мысль, и он ею воспользовался.
— Ричард-хвостик! — окликнул он, как прозвал младшего брата покойный Джон.
Ричард остановился так резко, будто ему выстрелили в спину, и круто обернулся. Сейчас, когда демонстранты уже расходились, на улице было не так тесно.
— Кто это? — стал осматривать Ричард близстоящих людей.
— Я, Ричард, — сказал Смит.
Тот подошел к нему, посмотрел внимательно в лицо.
— Это ты, Юджин? — голосом, перехваченным от волнения, спросил он и, не дожидаясь ответа, обнял его одной рукой.
Смит тоже обнял товарища.
Наконец Ричард отстранил Юджина от себя и стал внимательно осматривать с головы до ног.
— Вон какой ты стал, Юджин. Таким был бы теперь и Джон.
— Да, Ричард. Но что поделать — судьба. Как ты-то живешь, где тетушка Кэтрин?
— Тетушки Кэтрин уже нет, Юджин. Для ее сердца испытания оказались слишком тяжелы: отец, Джон, да и со мной, как видишь… — показал он на пустой рукав.
— Ты живешь в Вашингтоне? Есть жена, дети? — спрашивал Юджин.
— Да, живу в Вашингтоне. Есть жена, есть двое детей. Жена работает, дети учатся, а я, как видишь, воюю, только по другую сторону фронта.
— На стороне противника, что ли? — спросил Юджин.
— Нет, на стороне американского народа, парни которого гибнут во Вьетнаме. А как ты оказался в наших рядах?
— Случайно. Хотел проехать на Арлингтонское кладбище, посмотреть могилу друга, но увидел тебя и решил встретиться.
— Спасибо, Юджин. А кто это у тебя на кладбище героев похоронен?
— Друг. И виделись-то с ним один вечер.
— Где?
— Во Вьетнаме.
— Ну там и один вечер мог быть равным годам. А разве и ты был там, Юджин?
— Был. И очень долго.
— Ну, тогда нам есть о чем поговорить.
— У меня сегодня свободный день, Ричард. Может, поедом ко мне домой — ни жены, ни детей у меня нет, никто не помешает посидеть.
— Согласен. Только одну минуточку подожди, — Ричард позвал высокого мужчину и что-то тихо сказал ему.
— Хорошо, — ответил тот, — позвоню, обязательно позвоню. А тебе в помощь никто не нужен?
— Да нет, спасибо, — улыбнулся Ричард и сразу стал похож на того Ричарда-хвостика, которого Смит знал много лет назад.
Выбравшись из потока людей и найдя машину, они через четверть часа были уже в квартире Смита. Увидев полковничью форму с орденскими планками, Ричард удивленно уставился на Смита.
— Это твоя форма, Юджин? — спросил он наконец.
— Да, так вот получилось, дружище.
— Ведь это тянет на командира дивизии, Юджин, не так ли?
— Может, и тянет при соответствующих обстоятельствах, но я служу в другой области, Ричард. Стратегическая разведка.
— А я с тобой так запросто разговариваю, Юджин, даже как-то неудобно.
— Ну, о чем ты говоришь, Ричард? Разве я тебе показался другим?
— Нет, этого я не скажу. Но… — он замялся, будто не решаясь задать внезапно возникший в голове вопрос.
— Что за «но» привело тебя в смущение? Ты садись вот в это кресло. Виски? Вино?
— Пожалуй, не помешает глоток виски, Юджин, спасибо, — Ричард явно был смущен. — Но, — продолжал он прерванную мысль, — как же ты оказался на Пенсильвания-авеню, Юджин?
— Я же сказал — случайно. Увидел тебя на трибуне, и появилось желание поговорить со старым другом. Лед? Воды?
— Спасибо, только лед.
Звякнули в стакане куски льда.
— Давай выпьем за нашу старую дружбу, Ричард, за то, чтобы в наших отношениях установился ее прежний дух, хотя, если говорить откровенно, ты иногда доставлял нам с Джоном много хлопот. Но и об этом я вспоминаю сейчас с самыми теплыми чувствами.
— Выпьем, Юджин, — подняв стакан, сказал Ричард и сделал большой глоток. — Мне как-то трудно сразу, Юджин, принять твое предложение, мы ведь, как я понимаю, разделены сейчас очень глубоким рвом. Ты, наверное, слышал, о чем я говорил. Это ведь прямо противоположно тому, что ты отстаиваешь и защищаешь. И тебе далеко не безопасно водить компанию с человеком, за которым тянется след подозрений в антиамериканской деятельности.
— Но ты же не тянешь меня на трибуну говорить речи, подобные твоей и сенатора Гудвилла, хотя, опять откровенно, кое-что в них отвечает и моим настроениям.
Ричард удивленно посмотрел на Смита, будто проверяя себя: не ослышался ли он?
— Ты мне задаешь загадки, Юджин. Но, увидев тебя там, на демонстрации, и помня тебя по годам детства, я не удивился. Подумал: Юджин остался таким же честным, каким был раньше. Ведь все, кто были вокруг тебя, тоже люди, наделенные высоким чувством ответственности за судьбу родной нам Америки. Теперь-то я понимаю, что твое положение не могло привести тебя в ряды протестующих против гибели наших парней во Вьетнаме, — несколько колюче произнес он.
— Судьба наших парней во Вьетнаме, Ричард, мне тоже небезразлична, — сказал Смит после раздумья. — Я видел там их героизм и ничем не оправданную жестокость, видел, как мы стараемся отстоять наши принципы, наши идеалы, и часто приходил в отчаяние от методов, которыми мы это делаем. Может быть, надо что-то делать для устранения этих противоречий, но ваш радикализм граничит с обвинением той самой Америки, судьба которой, как ты говоришь, вас волнует. Как бы она ни поступила, мы не можем быть ее обвинителями.