Вспоминая этот совет, Абрамс видел, что он был добрым, но тоже нереальным. Обстановка со времени Харкинса изменилась. Первые попытки осуществить план защиты городов и баз привели к потере большой территории. «И что наблюдается сейчас? — думал генерал. — Мы отвели войска из бесперспективных районов, а Вьетконг, заняв их, создав там новую администрацию, местные силы самообороны, приблизился как раз к крупным городам и базам. Теперь уже уязвимыми стали самые решающие пункты».

Абрамс пробежал глазами сводку: под огнем врага, под изматывающими атаками противника находятся сейчас 41 аэродром и 57 укрепленных районов.

Раздался телефонный звонок.

— Это полковник Мэрфи, господин командующий. Разрешите зайти по срочному вопросу.

«Полковник Мэрфи никогда не тревожит по пустякам, — подумал Абрамс, — значит, опять что-то случилось». Он посмотрел на часы: восемь часов вечера.

— Извините, господин генерал, что оторвал от работы, но мне только что сообщили, что на улице Ле Ван Зует разгромлен штаб южнокорейских десантников. Нападающие сняли часового, ворвались в здание и забросали его гранатами. Убито семнадцать человек, из них девять офицеров.

— Я давно уже знаю, что ни с незначительными, ни с хорошими новостями вы ко мне не приходите, Джим, — устало произнес Абрамс.

— Что делать, сэр, такая служба.

— Дерзко, дерзко, — проговорил генерал, — ведь только восемь часов, на улицах еще полно людей, значит, было много свидетелей.

— Полагаю, что так, сэр. Однако нападающим удалось скрыться, а свидетелей, настоящих свидетелей я имею в виду, нет. «Слышали стрельбу, говорят, но сейчас так много кругом стреляют, что уже привыкли». Перепуганные южнокорейцы лепечут еще более беспомощно. Хотя говорят, что несколько налетчиков убито. Но честно говоря, я в это плохо верю.

— Какие ваши предложения, Джим?

— Надо выразить соболезнование, сказать какие-то слова утешения, исполнить долг внимания к союзникам.

— Переговорите об этом с генералом Макрейтоном и сделайте все, что полагается в таких случаях, — генерал всмотрелся в лицо Мэрфи. — А ведь чувствует мое сердце, что вы еще не все новости выложили из своего запаса.

Полковник изобразил подобие улыбки на печальном лице.

— Вы угадали, сэр. Есть и еще новости, но опять неприятные. Приятную новость я оставил напоследок.

— Ну выкладывайте до конца все неприятные.

— Небольшая моторная лодка, на которой решили совершить прогулку по реке Сайгон пятнадцать наших морских пехотинцев, взорвалась от подложенной в нее мины. Три человека погибли, остальных выловили невредимыми. Начали расследование и проверку вьетнамцев, которые могут быть причастны к диверсии.

— Заранее можно сказать, что расследование ничего не даст. Мы находимся будто в окружении духов, которые, нанося нам удары, остаются невидимыми и неуловимыми. Какой-то парадокс, Джим: чем больше мы тратим средств на подготовку местной полиции, тем больше становится диверсий прямо под окнами полицейских участков. Неужели после всего вами сказанного у вас еще найдется что-то светлое?

— Извините, сэр, но мне на ум пришел анекдот, который в годы моей учебы был очень популярен. Он, пожалуй, подходит для этой обстановки.

— Ну, расскажите хоть анекдот.

— Одного тяжело больного человека привезли в больницу, нужна была срочная ампутация ноги, чтобы спасти жизнь. Хирург быстро справился со своим делом, больного положили в палату для реанимации. Через несколько дней, когда ему уже стало лучше, к нему пришел лечащий врач и сказал: «У меня для вас, уважаемый Джон, две новости: одна неприятная, другая приятная. С чего начинать?» — «Конечно, с худшего». — «Так вот, Джон, я должен сообщить, что мы тебе отрезали левую ногу, а надо было, оказывается, правую». У того, конечно, обморок, шоковое состояние. Только на следующий день врач снова пришел в палату. «После вашего сообщения, доктор, я уже не верю, что вы можете чем-то обрадовать». «Не скажи, Джон, — весело произнес доктор, — ты даже не знаешь, как это было чертовски трудно, но мы все-таки нашли покупателя на ботинок с твоей левой ноги».

— Юмор, конечно, мрачный, — улыбнулся генерал, — но соответствующий моменту. Так кому вы продаете мой ботинок?

— Мне сообщили, сэр, что президент Никсон начинает новую китайскую политику, которая может оказаться чертовски выгодной.

— Да, Джим, вы действительно предлагаете мне выручку за ботинок с отрезанной ноги. Нам здесь вряд ли помогут эти шаги президента, да и в Китае, судя по печати, сейчас творится полная неразбериха. Еще неизвестно, чем кончится их «культурная революция», куда повернется руль китайского корабля.

— Как мне сообщают, сэр, президент получил какие-то обнадеживающие сигналы из-за Великой китайской стены. Если все будет хорошо, Китай может повлиять на Ханой самым решительным образом.

— Ладно, с этим подождем. Только я боюсь, Джим, что пока плод, о котором вы говорите, созреет, как бы не пришлось нам продавать ботинок и с другой ноги.

— И теперь я вам сообщу, сэр, уже нейтральную новость, не касающуюся непосредственно наших военных дел.

— Наверняка неприятная, — сказал Абрамс.

— Что вы, сэр, для меня так очень приятная: ведь я собираюсь распрощаться с Вьетнамом, месяца через два прибудет новый человек — и даже, как мне сообщили, в генеральском звании.

— Эта новость, Джим, хотите знать мое мнение, — самая для меня неприятная. С вами так легко работать, приятно беседовать, у нас хорошие взаимоотношения. И вы хотите покинуть Вьетнам в такое трудное для нас время?

— Что поделать, сэр, шестой год — срок слишком большой, даже для меня, который не любит менять часто кресло. Пора отдохнуть от всего, что я тут видел и пережил.

— Ну, а если я вмешаюсь, Джим?

— Не надо, сэр. Благодарю вас, но не надо. Как говорится в священном писании: «Время бросать камни и время собирать их».

Дин Раск, бывший государственный секретарь США, позвонил Линдону Джонсону на его техасское ранчо:

— Господин президент…

Джонсон прервал его:

— Дин, какой я президент? Я просто отдыхающий фермер.

— Для меня вы навсегда останетесь президентом, сэр. Вы помните не такую уж давнюю встречу с японским заместителем премьер-министра?

— Да, конечно, не помню только, как его звали, — дипломатично ответил Джонсон, хотя хорошо помнил имя человека, сначала вызвавшего недобрые к себе чувства, а потом подарившего Джонсону целый миллион долларов. Правда, тот миллион японский бизнесмен с лихвой покрыл за счет бюджета Пентагона. Но для Пентагона это была не потеря — капля из моря.

— Его звали Кисиро-сан, господин президент.

— Да, да, вспомнил, действительно что-то в этом роде. А что произошло, Дин?

— Вы помните, о чем вы говорили тогда?

— Подождите-ка, я напрягу свою обленившуюся память. Вспомнил. Кажется, он поставил тогда вас в тупик, Дин, когда стал рассуждать о провозглашении нового государства в Южном Вьетнаме и как будут строиться отношения вокруг него. Не так ли?

— Совершенно верно, — подтвердил Раск. — Я хочу вам сообщить, сэр, что такое государство провозглашено шестого июня и образовано его Временное революционное правительство, опубликована его программа на будущее.

Джонсон долго не отвечал. Раск уж подумал, что разговор прервался, но тут услышал голос своего далекого собеседника. Ему показалось, что в голосе прозвучали плохо замаскированные злорадные нотки.

— По-моему, Дин, нашему другу Ричарду эта новость будет не особенно приятной. Как вы думаете?

— Я, господин президент, когда прощался с Белым домом, оставил своему наследнику очень ценный подарок на этот случай.

— Что же это за подарок, Дин?

— Таблетки от головной боли, сэр. Они ему могут пригодиться.

В трубке раздался раскатистый смех Джонсона.

— Вы хорошо придумали, Дин, а я вот не догадался.

— Ничего, сэр, ваш преемник найдет их в любой аптеке.