Горлинка села на услужливо пододвинутый кем-то из проводников стул, по-хозяйски расположилась за столом.

— Ну продолжайте, мы послушаем…

Стась, бледный, с нервно бегающими глазами, попытался оправдаться:

— Да мы ж хотели, как лучше… Чтобы не беспокоить вас — ведь осталось уточнить детали…

— Бросьте, Ярмаш! Лучше докладывайте. Мы ведь пришли к началу, не так ли?

Стафийчук собрался с духом.

— Подготовка к операции «Гром и пепел» в основном закончена. Остается окончательно согласовать план действий… — Стась развернул карту. — Вот Зеленый Гай… — Палец Стафийчука ткнул в точку на краю лесного массива. — Справа от села, километрах в двух, глубокий овраг под названием Сухая балка. К двадцати трем часам все наши наличные силы скрыто сосредоточиваются в балке и отсюда охватывают Зеленый Гай кольцом. Ровно в полночь по общему сигналу приступаем к операции. Задача: жителей уничтожить, село сжечь, сровнять с землей…

И хотя присутствующие были давно посвящены в задуманное, у многих прошел мороз по коже. Тревожил «масштаб» — вырезать жителей целого села! Жалость, конечно, здесь была ни при чем — привыкли убивать детишек, женщин, безоружных селян. Но к сердцу подступил страх перед возмездием — никто не простит им подобного злодеяния…

Стась источал ненависть. Он ненавидел всех — и людей, и землю, и жизнь. Годами скапливалась в нем эта звериная злоба — дикая, трусливая, прикрываемая цитатами из библии, иезуитскими разглагольствованиями о любви к отчизне-неньке. Бандеровец деловито, будто речь шла о чем-то обыденном, а не о кровавой расправе над мирными жителями, рассказал, для чего понадобилась эта акция.

…В последнее время на международной арене шансы украинских националистов резко упали. Закордонная общественность больше не верит в то, что украинское население создало «повстанческие» отряды против Советов. Наоборот, многочисленные делегации из-за рубежа, имевшие возможность детально познакомиться с жизнью населения Западной Украины, убеждаются в обратном: люди ненавидят националистов. В этих условиях необходимо найти новые возможности для решительной смены настроений. Операция «Гром и пепел» должна послужить великой цели: убедить широкую общественность в том, что движение националистов не утратило своей силы. Наоборот, оно успешно развивается, и именно поэтому коммунисты обрушиваются на него массовыми репрессиями. Зеленый Гай должен стать «жертвой большевистского террора». Буквально на следующий день на пепелище нагрянут иностранные «корреспонденты», которые знают, о чем и как писать. Чтобы облегчить их задачу, следует оставить в бывшем Зеленом Гае вещественные доказательства: пилотки со звездочками, гильзы советских патронов и т. п. «Работать» «боевики» будут в советской военной форме. Буржуазные газеты, поддерживающие националистов, широко расскажут своим читателям о «зверствах» большевиков, о «героической борьбе» безоружных селян против регулярной армии. В международные организации последуют запросы… Об одном только умолчал Стафийчук — о том, что за успех операции «Гром и пепел» ему обещана безбедная жизнь в одной из маленьких западноевропейских стран… Когда все было обговорено, Стась сказал:

— Я буду находиться…

— На базе, — перебила Горлинка.

— Как? Мне не доверяют? Отстраняют от командования?

— Совершенно правильно, Ярмаш, — невозмутимо подтвердила Горлинка. — Вам нельзя больше доверять. Вы любите ссылаться на божье слово, позвольте и мне напомнить, что сказано в Соборном послании святого апостола Иакова: человек с двоящимися мыслями нетверд во всех путях своих… Что вы решили, Розум?

— Решать буду не я, другие. Им доложу. А пока… — Розум помедлил, прикинул что-то в уме, коротко скомандовал. — Взять!

Один из хлопцев, стоявший ближе всех к Стасю, у него за спиной, резко взмахнул рукой, ребром ладони рубанул Ярмаша по шее. Тот, икнув, мешком опустился на пол. Хлопец подобрал автомат Стася, волоком подтащил отяжелевшее тело к выходу. Джура вскочил.

— Сиди! — прижал его к табуретке другой из помощников Розума. — Не рыпайся.

Остальные молча смотрели на расправу. Видно, каждый мысленно благодарил господа бога, что не он оказался на месте Стася.

— Со Стасем все, — деловито сказала Горлинка. Она походила по комнате. Лицо холодное и властное, непроницаемое. — Очень важно обеспечить отход. Сами понимаете: как только станет известно об операции «Гром и пепел», весь район будет немедленно оцеплен, и ни одна живая душа отсюда не выйдет. Сейчас я сообщу вам маршруты отхода, новые базы и явки. Подготовьтесь к эвакуации.

Мария подошла к Джуре, посмотрела ему в глаза:

— На вас ложится самое трудное — будете выводить людей. Перестрелять десяток баб и изнасиловать деревенских девок и дурак сумеет. А вот скрыться, замести следы — для этого нужна ваша школа, Джура.

Заметив, что тот собирается возражать, Горлинка жестко, решительно сказала:

— Все. Пререкаться запрещаю. Кстати, — повернулась Горлинка к националистам, — никто не должен попасть в руки чекистов: раненых и отставших… словом, сами знаете, как с ними поступать. — Ее рука начертила в воздухе крест. — Все! Командовать операцией будет Розум…

…Остап пристроился за разлапистым кустом. Автомат положил рядом. Памятник панским музыкантам отсюда был виден как на ладони — глыба камней вросла в пригорок. Вокруг никого. Только однажды ему показалось, что треснула ветка под чьим-то чужим шагом. Он потянулся к автомату. Но треск не повторился: видно, почудилось.

Тот, к кому он пришел ни связь, не появлялся, хотя по всем расчетам давно уже должен бы быть здесь. «Может, спугнул чем?» — встревожился Остап.

— Ну, долго будем играть в прятки? — неожиданно послышался чей-то веселый голос.

Остап промолчал, только теснее прижался к земле, ощупывая взглядом все вокруг. Ишь ты, спрятался так, что и с собаками не отыщешь.

— Поднимайся, хлопче, я уже час за тобой смотрю. Не иначе, как ко мне пришел.

Остап нехотя встал — автомат в руке. Не понравилось ему, что обвел тот, неизвестный, вокруг пальца. И тотчас из соседнего кустарника выбрался невысокий хлопчина: рука в кармане куртки, взгляд хотя и дружелюбный, но настороженный. Обменялись паролями.

— Значит, буря завтра? — переспросил хлопчина.

Остап кивнул: именно это просил передать Розум.

Интересно, откуда он, этот парень? Не местный, точно. Остап узнал бы его. В кармане, ясно, пистолет.

— Дай закурить, — попросил Остап.

Хлопец достал пачку «Шахтерских».

Нет, не местный, такие папиросы здесь не курят, дорогие для селянского кармана. Устроились у памятника, закурили.

— Я пошел, — сказал Остап немного погодя.

— Теперь тебе торопиться некуда, — протянул хлопчина. — Это мне надо спешить. Наверное, здорово погода испортилась, если бурю обещают завтра. Ты ничего не перепутал?

— Нет. Сказал тебе то, что сказали мне.

— Добре. Сейчас куда?

— Туда. — Остап кивнул в сторону леса.

— А-а-а, вот ты из каких, — понимающе ухмыльнулся хлопчина.

— А ты из каких?

— Потом познакомимся. При хорошей погоде. А сейчас — все. Пока! — Хлопец решительно зашагал к селу.

Остап повернул к лесу. Необычное поручение выполнено. Надо выбираться к своим. Что-то там теперь с Горлинкой?

Операция «Гром и пепел» началась успешно.

Как только стемнело, из лесной угрюмой глухомани, из потайных берлог начали пробираться по направлению к Сухой балке группки националистов. Было их немного, но каждый, давно потерявший человеческое обличье, мог причинить людям тяжелое, непоправимое горе, лихую беду. Ударная группа была одета в форму солдат Советской Армии, вооружена советскими автоматами и винтовками. Именно она должна была ворваться в Зеленый Гай и учинить расправу. Задача остальных — оцепить село кольцом, чтобы никто не выбрался живым. «Уничтожить всех» — так требовал приказ.

Не спят бандиты. Еле приметными тропками пробираются они к Сухой балке — тщательно отработаны маршруты, пересекаются они у памятника панским музыкантам — там стоят, прислонившись к холодным каменным плитам, Горлинка и Розум. Внимательно следят, сколько прибыло «боевиков», все ли направились к Сухой балке. Подошел мрачный Джура. Одет для дальней дороги. Спросил: «Сколько?» Горлинка ответила.