— Сергей Васильевич! Куда держите курс?

Лебзяк не сразу узнал Анку. Он никогда не видел ее в военном костюме. Перегнувшись через борт, пристально всмотрелся и наконец пробасил:

— А-а-а, председательница Бронзокосского сельсовета?

— Я, Сергей Васильевич! Куда идете?

— На Бронзовую Косу.

— И я домой возвращаюсь. В госпитале почти девять месяцев провалялась.

— Как же ты туда попала?

— Из партизанского отряда.

— Вот как! — и, обернувшись, Лебзяк приказал: — Спустить штормтрап!

Матросы в одно мгновение спустили по борту к баркасу веревочную лестницу с деревянными ступенями. Через две-три минуты Орлов с Анкой были уже на палубе. Пароход тронулся.

— Спасибо, товарищ! — крикнул рыбаку Орлов.

— А вам счастливого плавания! — он, брасуя парусом, развернулся и однокрылой птицей помчался обратно к своему берегу.

— Как же уцелела «Тамань»? — спросил Орлов.

— Я выбросил ее на мель возле Кагальника, под Азовом. Механик произвел некоторую порчу в машинном отделении. Жители рассказывали, что немцы осмотрели «Тамань» и махнули на нее рукой. Старая, мол, рухлядь. А мы ее подремонтировали и вот, как видите, вышли в море. «Тамань» еще сослужит нам службу! — с гордостью заключил капитан.

— Да! — спохватилась Анка. — Знакомьтесь, Сергей Васильевич Орлов, бывший летчик авиации специального назначения. Он разведывал с воздуха рыбные косяки.

— До войны я почти каждый день видел ваш самолет над взморьем и побережьем, — сказал Лебзяк.

— И я часто встречал «Тамань» в открытом море и в портах, но с ее капитаном мне ни разу не пришлось обменяться рукопожатием.

Летчик протянул руку.

— Орлов Яков Макарович.

— Лебзяк Сергей Васильевич. Ну, а теперь как? Опять на самолет?

— Обязательно! Я непременно…

— Не верьте ему, Сергей Васильевич, — перебила Анка. — Он уже отлетал свое. Комиссия признала его инвалидом третьей группы…

— Разве это инвалидность? — усмехнулся Орлов. — Третью группу дают для передышки. А там — перекомиссия и снова в воздух.

— Пожалуй, вы правы, — согласился Лебзяк, бросая зоркий взгляд вперед. — А вот и ваш берег плывет навстречу. Скоро будете дома, — улыбнулся Анке капитан и пошел на мостик.

Очертания извилистого с горбатинами побережья заметно проступали сквозь мглистую дымку утреннего тумана. Его уже разгоняли лучи восходящего солнца. Анка и Орлов перешли на носовую часть палубы, сели на решетчатую скамейку, прислоненную спинкой к передней мачте. В машинном отделении гулко стучали двигатели, и от этого весь корпус парохода содрогался. «Тамань» шла полным ходом, оставляя позади себя две белые кружевные ленты шипящей пены. За пароходом неотступно следовали чайки. Они то падали вниз, скрываясь между гребнями волн, то взмывали вверх и оглашали воздух резким писклявым криком. Орлов с интересом наблюдал за легким, изящным полетом белокрылых птиц, а вся преобразившаяся Анка не отводила блестящих глаз от родного берега, который все четче вырисовывался, будто действительно сам плыл, покачиваясь, навстречу «Тамани».

Густая облачность, затянувшая восточный небосклон и разрываемая ветром, раздвинулась вдруг, и показавшееся солнце ослепительно засияло над побережьем. Узкая песчаная полоса отмели, далеко врезавшаяся в море, отливала на солнце золотистым блеском, напоминая огромную, старательно начищенную бронзовую стрелу. Засверкали белизной стен знакомые курени хутора. Анка узнала школу, Дом культуры, медпункт, сельсовет, контору правления колхоза.

— Смотри, Яшенька, все в хуторе на месте. И холодильник цел, стоит на берегу.

— Надо полагать, фрицы драпали сломя голову и не успели ничего разрушить.

— Интересно… — начала было Анка, но внезапно смолкла.

Орлов вопросительно взглянул на нее:

— Ну, ну? Что ты хотела сказать?

— Успел ли удрать… «атаман»?

— Конечно, он не дожидался прихода тех, кто должен был бы повесить его, — засмеялся Орлов.

— Да, этого немецкого палача сами хуторяне повесили бы.

Гудок «Тамани», продолжительный и торжественный, прервал их разговор. Анка и Орлов видели, как на улицах и в проулках хутора заметались женщины, старики и дети. Они группами спешили к берегу. Взрослые оставались наверху, а дети кубарем скатывались по крутому склону к пирсу, у которого стояла на приколе окрашенная белой краской моторка «Чайка», когда-то принадлежавшая «атаману».

— Видишь, Аня? Тебя всем хутором встречают, — сказал Орлов.

— Да никто ж не знает, что я на борту. Это они вышли встречать «Тамань». Она ведь в первый раз после изгнания немцев идет сюда.

Над слабо дымившей трубой «Тамани» снова забелели клубы вырвавшегося на волю пара, и мощные звуки сирены огласили усеянный людьми берег. Бронзокосцы отвечали на гудки «Тамани» взмахами рук, широкополых шляп и разноцветных платков. От пирса отошла «Чайка» и устремилась в море. Ныряя в бурунах и переваливаясь с боку на бок, «Чайка» промчалась слева по борту «Тамани», вспенивая воду, развернулась, догнала пароход и пошла рядом у правого борта. За рулем моторки сидел Сашка Сазонов. Он приветливо махал бескозыркой с развевающимися черными лентами. На нем была полосатая тельняшка, в зубах торчала неизменная трубка. Анка сразу узнала его.

— Яша, да ведь это Сазонов… наш моторист… — она перегнулась через бортовые поручни, крикнула:

— Сашок! Здравствуй!..

— Анка!? — изо рта Сашки выпала трубка, рассыпая ему на колени искры. — Товарищ Орлов? Вот так-так! Эх-те… А вас оттуда, из Мариуполя, ждут. Думали, поездом приедете.

— Значит, письмо мое получили?

— Васильев всему хутору на собрании читал. Бирюк-то каким гадом оказался, а?

— Он получил по заслугам — с облегчением вздохнула Анка. — А ты почему не на фронте, Сашок?

— Отвоевался. По чистой вышел. Эх-те!.. Я птицей, Анка, на торпедном катере летал. Да вот… потерял ступню правой ноги. Только два фашистских судна и успел пустить ко дну, — с горечью сказал он.

— Не так уж мало! — одобрил Орлов.

— Про Жукова ничего не слышно? — спросила Анка.

— Как же, Андрей Андреевич еще в сорок первом году попал под бомбежку, когда скот помогал угонять. Лечился где-то в приволжском городе. Там работал, жену разыскал. Теперь опять в Белужьем. С августа работает секретарем райкома.

— Вот радость-то какая! А на Косу приезжал?

Но Сашка не услышал ее. Взревел мотор, и «Чайка», рассекая буруны, вырвалась вперед. Вот она причалила к пирсу. Сашка сказал что-то ребятишкам, и они побежали вперегонки наверх, где стояла толпа бронзокосцев. Анка заметила, как какая-то полная женщина, держа за руки двух девочек, стала торопливо спускаться вниз по крутой тропке. За ней шли еще две женщины.

Анка ухватила Орлова за руку, а сама не отрывала глаз от берега:

— Яшенька, узнаешь, кто спускается к пирсу?

— Нет, не узнаю.

— Евгенушка!.. А с нею Галочка и моя Валюша… И Акимовну и Дарью Васильеву не узнаешь?

— Нет.

— Да какой же ты, право… Ну, смотри, смотри… — показывала она рукой, но сама уже ничего не различала — хлынувшие из глаз слезы радости заслонили перед ней берег…

На берегу, у пирса, гудела толпа. Впереди всех были Евгенушка, Дарья и Акимовна, около них стояли Валя и Галя. Все они хорошо видели стоявшую на палубе Анку. А она нетерпеливо ждала той минуты, когда пришвартуется пароход. Никогда еще не испытывала она такого сладостного волнения, причаливая к родному берегу. Секунды казались Анке долгими часами, а бойкие проворные матросы — неуклюжими и медлительными.

Но вот закреплены швартовы, сброшен трап. Анка, на ходу поблагодарив капитана, первой сбежала по трапу на пирс. На берегу ее встретили радостными возгласами:

— Мама! Мамочка!..

— Подруга! Милая!..

— Аннушка!..

— Голубонька моя!

Евгенушка, Дарья и Акимовна кинулись к Анке, поочередно расцеловали ее.

— Ну вот, опять вместе! — улыбнулась Евгенушка, а по ее круглым щекам градом катились слезы.

— Вместе, подруга, вместе, — Анка опустилась на чемодан, посадила к себе на колени Валю и прижала к сердцу худенькие плечи. — Рыбка золотая… Звездочка моя ясная… Как я по тебе соскучилась! — говорила Анка, вновь и вновь целуя дочь.