Литмир - Электронная Библиотека

«Бывшие фронтовики, — догадалась Анка. — Тоже, наверное, имеют инвалидные группы…»

Моторы тракторов заглохли, и в поле воцарилась тишина. Анка полной грудью вдыхала в себя терпкий запах земли, смешанный с солоноватым морским воздухом. Она то смотрела задумчиво вдаль, то поднимала глаза вверх. Голубое небо, очищенное от вражеских самолетов, стало как будто прозрачнее и выше. И небо, и море, и поле — все вокруг дышало миром и спокойствием. Казалось, что давно смолкло последнее эхо жестоких боев и что на всей советской земле прочно установилась пора мирного труда.

Но когда на полевом стане гармонист, сидя в кругу товарищей, растянул меха баяна и зазвучали первые грустные аккорды, оборвались и девичий смех, и шутки. Гармонист играл фронтовую песню, его товарищи тихо подпевали. Нежные, с мягкими переливами, неторопливые звуки баяна, близкие сердцу слова песни и страстные, дышавшие глубоким чувством голоса бывших фронтовиков будили в душе Анки недавнее прошлое… В памяти оживали поход в предгорье и схватки с гитлеровцами, густые леса с опадающей бронзовой листвой и снежные бураны, срывающиеся с горных вершин, завьюженные ущелья, колючие зимние ветры и ласковые очаги в пещерах, в кругу боевых товарищей…

Анка тряхнула головой: рано предаваться воспоминаниям. Война все еще продолжается, днем и ночью не затихают ожесточенные бои на огромном протяжении фронта от Ледовитого океана до Черного моря.

— Тебе нездоровится? — обеспокоенно спросил Орлов. Он заметил, что глаза Анки потускнели, лицо стало печальным.

— Нет, Яшенька, я здорова… Песня навеяла грустные воспоминания… — Анка встала. — Пойдем-ка лучше, в дороге и грусть развеется…

С пригорка показался поселок. На месте разрушенных и сожженных бомбежкой жилищ рыбаков поднимались из руин и пепла новые хаты. Кумураевцы залечивали раны, нанесенные поселку войной. Жизнь возрождалась и на берегу, и в море. Там уже разгуливали по синему простору рыбацкие баркасы, приветливо покачивали косыми парусами.

На высотке, усеянной пустыми патронными гильзами, позеленевшими от времени, Анка задержалась.

— Здесь наш отряд принял боевое крещение… На этой высотке оборвалась жизнь отважного дедушки Кондогура… У того куста был смертельно ранен Кострюков. Он сразу же скончался… А вот в той лощине фельдшер Душин склонился над раненым, да так и умер с бинтом в руке… Не успел перевязать раненого.

— И все это дело грязных рук Бирюка, — проговорил Орлов, окидывая взглядом лощину.

— Его, паразита…

Анка и Орлов спустились с пригорка в поселок. Кумураевцы встречали и провожали их любопытными взглядами. В центре поселка они постояли несколько минут над братской могилой, где были похоронены Кострюков и Душин. Потом Орлов надел фуражку, и они направились к хате, в которой Анка квартировала. Хозяйка, узнав Анку, встретила ее со смешанным чувством испуга и радости.

— А наши-то рыбаки, которые возвернулись из отряда, сказывали, будто ты одного там, в горах, стрельнула, другого ножом пырнула и к немцам перекинулась. Своим, гляди, и не поверила бы, а то и ваши бронзокосцы о том же поговаривали.

— Я заколола ножом одного немецкого наймита, это правда. А тот летчик, что я будто бы застрелила…

— Ага, ага, именно летчик, сказывают.

— Так этот летчик стоит перед вами.

— Батюшки! — всплеснула руками хозяйка. — Это он, значит, сердешный и есть? Ничегошеньки понять не могу. А ну, выкладывайте все по порядку. Садитесь.

— Потом, хозяюшка, потом, — Анка очень волновалась. — Здесь оставалась моя девочка, отец… Что с ними?

— Живы, голубка… Все живы. И дочка ваша, и отец, и Евгенушка, и Дарья. Васильев и Краснов заезжали за ними. Давно уже дома. А вот вас-то, надо полагать, и не ждут.

— Ждут. Я писала им. Ох! — Анка прижала к груди руку.

Орлов взял ее за плечи, повернул лицом к себе.

— Что с тобой, Аня? Не надо так волноваться…

Она посмотрела на Орлова влажными глазами, припала головой к его груди, горячо прошептала:

— Яшенька, они живы… Родные мои… Живы!..

— Вот видишь, все будет хорошо. Успокойся.

…С вечера стали сходиться в хату рыбаки, которые были вместе с Анкой в отряде. Они вспоминали партизанские будни, с затаенным дыханием слушали рассказ Анки о том, как был разоблачен, судим и расстрелян Бирюк. Расходились уже в полночь, Анка тронула за рукав знакомого рыбака, спросила:

— Не знаете, когда отправляется поезд из Ейска на Ростов?

— А зачем вам, сестрица? — и рыбак, к удивлению Анки, засмеялся. — Понимаете ли… по старой привычке все сестрицей зову. Я тоже был ранен. Помните, вы ухаживали за мной, рану перевязывали?

— Такими братьями, как вы, можно только гордиться.

— Так зачем вам поезд? — переспросил рыбак.

— Домой добираться. Хочется поскорее к родному берегу причалить.

— Скорее меня никакой поезд не доставит вас до дому. Первое — поездом круг большой давать надо. Второе — на узловых станциях пересадки. Да к тому же в вагонах тесно, душно. А я вас на своем баркасе вмиг перекину на тот берег. И не жарко, и не пыльно, и воздух чистый, для здоровья пользительный.

— Спасибо вам большое. Только совестно столько беспокойства вам доставлять, — сказала Анка.

— Сестрица, мы вам в горах куда больше доставляли хлопот. А это что — прогулка! Словом, дело решенное. Спокойно отдыхайте. Завтра на зорьке разбужу. Пойдем под парусом, за милую душу, морским воздухом подышите. Покойной ночи.

На рассвете рыбак поднял старый в заплатах парус, и баркас отчалил от берега. Орлов и Анка сидели на банке и смотрели на шаловливые волны, вперегонки бежавшие за бортом. Баркас, разрезая грудью волны и покачиваясь, мчался быстро и легко, подгоняемый попутным ветром. Анка, очутившись на просторе родной стихии, вся преобразилась. Лицо ее зарумянилось, глаза засветились радостью.

— Яшенька, правда хорошо на море?

Орлов утвердительно качнул головой.

— Лучше, чем в пустом поднебесье? — лукаво спросила она.

Он улыбнулся и неопределенно пожал плечами.

— Ничего, — утешала его Анка, — привыкнешь. Еще как полюбишь море. Оно любого покорит…

С восходом солнца порывы ветра усилились, волны закурчавились белыми барашками. Баркас то взмывал носом кверху, то, вскидывая кормой, падал между бурунами, будто намереваясь нырнуть в морскую пучину. Соленые брызги обдавали лицо. Орлов поморщился. Анка засмеялась.

— Страшно?

— Нет.

— А чего ты так пугливо смотришь по сторонам?

— Просто немного мутит.

— Это без привычки.

Орлов вытер платком лицо, сказал:

— Нет, Аня, в воздухе, пожалуй, безопаснее. Там, в случае аварии самолета, кувыркнулся за борт, развернул парашют и спокойненько приземлился. А тут попробуй за бортом очутиться… бррр!.. Сразу волной тебя захлестнет.

Анка весело хохотала:

— Где же твоя отвага, Яшенька? А еще солдаты присудили тебе такую замечательную девушку как Ирина.

— Смейся, смейся. Вернусь на самолет, подниму тебя выше облаков и посмотрю, как ты будешь смеяться.

— А что? И полечу. С тобой я не боюсь никакой высоты.

Орлов хотел сказать ей что-то, но тут рыбак, указывая рукой, удивленно воскликнул:

— Пароход?! Наверно, ночью прошел из Таганрога на Ейск.

Судя по направлению, пароход шел на Бронзовую Косу. Из его широкой трубы валил густой дым.

— Да ведь это ж «Тамань»! — радостно закричала Анка.

— Похоже, что она, — подтвердил рыбак. — Давно не было видно старушки.

— Вот бы пересесть на пароход! — вырвалось у Орлова.

Через несколько минут «Тамань» усердно и часто хлюпая широкими плицами, поравнялась с баркасом. Анка вскочила, замахала пилоткой. Она узнала стоявшего на капитанском мостике Лебзяка.

— Сергей Васильевич! — крикнула Анка, поднеся ко рту сложенные рупором ладони. — Товарищ Лебзя-а-ак! — и еще энергичнее замахала пилоткой.

Поднял над головой фуражку и Орлов. «Тамань» замедлила ход, колеса перестали вращаться. Баркас подошел к борту парохода.

118
{"b":"545753","o":1}