Жена его никогда не умела одеваться со вкусом, а в пятьдесят лет, как считал Леонид Владимирович, совсем потеряла голову: молодилась, чрезмерно красилась и, будучи сверх меры полной, рядилась в брючные костюмы, того не понимая, что выглядит в них карикатурно. Однако говорить ей об этом было бесполезно: сама она считала себя женщиной интересной, производящей впечатление на окружающих.

Дав понять жене, что не желает с нею разговаривать, Леонид Владимирович повернулся к переборке, забыв, что снова укладывается на левый бок.

И как раз тогда в каюту постучали.

— Да-да, войдите-е! — сказала Лиза нежно-поющим голосом, каким часто пользовалась на людях.

Дверь отворилась.

— Здравия желаю, — вежливым баритоном произнес за дверью мужчина. — Прошу документы.

— Одну минуточку… Пожаалуйста, — снова пропела жена. И вдруг трагическим шепотом прибавила: — Я вас очень прошу, говорите тихонько. У мужа час назад был сердечный приступ, и он уснул… Вот наши паспорта…

Леонид Владимирович слышал, как к дверям подошел еще кто-то: видимо, другой таможенник. Наступила пауза: очевидно, таможенники изучали их заграничные паспорта. По жена тут же вновь заговорила, возвращаясь к более нормальному голосу и наполняя его какой-то плачущей скорбью, которой обыгрывала его мнимый сердечный приступ.

— Вы, конечно, слышали о моем муже, — скорбно говорила она. — Он руководил здесь рыбной промышленностью. Нас прекрасно знает ваш начальник таможни Мирон Савельевич… Он чудесный человек… А вы давно в таможне? Я вас раньше не видела, хотя многих знаю. Вы такие молоденькие ребята…

— Нет… почему?.. — неопределенно произнес обладатель баритона и умолк, зашелестел бумагой.

Тогда жена быстро заговорила тоном раскаявшейся грешницы:

— Вы знаете, я так виновата перед вами!.. Но поверьте мне, здесь половина вещей не наших. Вы понимаете, ведь каждый просит что-то передать домой. Муж, конечно, ни за что бы не взял, а я не могу… Конечно, по закону я не имела права, но я взяла на свой страх и риск. Был бы здесь Мирон Савельевич, я бы ему объяснила…

Леонид Владимирович понял, что Лиза пошла ва-банк, решив опередить действия таможенников. Значит, нахватала и напаковала гораздо больше того, что дозволено везти согласно нормам, и опасается, что станут проверять чемоданы. Ему сделалось не по себе: если это случится — спросят с него, а врать он не сможет, ибо могут сделать запрос и установить, что никто никаких вещей с ними не передавал. Меж тем жена продолжала говорить:

— Вы знаете, если бы вас попросил о такой маленькой услуге посол или консул, вы бы тоже не отказали… Все мы люди, и нужно хорошо относиться друг к другу, правда?..

Таможенники молчали. Но жена не могла остановиться:

— Да, я забыла сказать, с нами едет контейнер с мебелью… он в трюме, — торопливо говорила она. — Если у вас есть сомнения, пожалуйста, вскройте его и посмотрите… Там только часть гарнитура. Вообще-то мы купили пятикомнатный, он занял четыре контейнера, но…

«Дура! — мысленно возмутился Леонид Владимирович. — Кто ее спрашивает о контейнерах?!»

Он не мог снести ее глупости и привстал на койке. На пороге каюты стояло двое молодых парней: пограничник в форме и таможенник в штатском.

— Лиза, в чем дело? — спросил он так, будто только что проснулся.

— Ничего, ничего, это проверка… Лежи, пожалуйста, тебе нужно лежать, — ответила она, снова придав голосу жалобное звучание.

— Вы — Леонид Владимирович Сапожков? — спросил парень в штатском, державший в руках его заграничный паспорт.

— Да я, — строго ответил Леонид Владимирович и строго спросил: — Где мы стоим, у входного маяка?

— У маяка, — ответил парень.

— И какая нас ждет в городе погода? — тем же тоном спросил он.

— Хорошая погода, — ответил парень.

— Ямщиков тоже на борту? — спросил Леонид Владимирович о начальнике таможни, которого действительно хорошо знал.

— Нет, Ямщиков в отпуске, — сказал парень. Протянул Леониду Владимировичу оба паспорта и вежливо добавил: — Счастливого захода в порт.

Пограничник молча козырнул, и они с таможенником направились к соседней каюте. Лиза закрыла дверь и с вымученной улыбкой посмотрела на мужа. Лицо ее и сейчас было испуганным, длинный нос покрылся испариной, проступившей сквозь крем и пудру.

— Не думай, что ты меня спас, — шепотом сказала она с той же вымученной улыбкой. — Ты спас и себя.

Она села на нижнюю койку и молчала — видимо, приходила в себя. Потом щелкнул замок ее сумочки, и каюта вновь стала наполняться приторным запахом косметики — жена занялась своим лицом. Снова щелкнул замок сумочки, и Лиза сказала:

— Можешь делать, как хочешь. Уходи, я тебя не держу. Но не забывай, что ты серьезно болен, а там за тобой некому ухаживать. Да и зачем ты нужен дряхлым старикам? Им самим пять минут до смерти.

Леонид Владимирович лежал на спине и смотрел в потолок. Ему не хотелось вновь касаться этой темы, так как для него все было решено. И все же, не выдержав, он спокойно сказал:

— Недавно ты уверяла, будто я абсолютно здоров, и не хотела уезжать. Теперь, оказывается, я серьезно болен?

— Просто я так думаю, — ответила она с нижней койки. — Но я тебя все равно не держу, вольному — воля. Но если ты собираешься лежать и сойти на пирс в пижаме, то пожалуйста, — без всякой связи сказала она и вышла из каюты.

Леонид Владимирович спустился с койки, переоделся и присел перед открытым иллюминатором, вглядываясь в видневшийся слева по борту город.

Был двенадцатый час дня. Корабль уже входил в гавань. Солнце золотило застывшую воду залива, неподвижность которой путь тревожил и лохматил идущий на малом ходу «пассажир». Город наплывал своей северной окраиной, В осеннем разливе желто-восковых деревьев ярко краснели острые черепичные крыши и солнечными запинками взблескивали стекла мансард. Потом зубцы красной черепицы осели вниз, на смену им поднялись высокие белые коробки панельных домов. Затем показался и порт, с кирпично-красным элеватором и с огромным белым холодильником, возвышавшимся над мелкими портовыми строениями и крупными океанскими кораблями, застывшими у главного причала.

Леонид Владимирович ждал, когда «пассажир» пришвартуется, чтобы сразу же взять свои чемоданы и сойти на причал. Была минута, когда он подумал, что это не совсем порядочно — не помочь жене при выходе и оставить ее одну с десятком тяжелых чемоданов. Но он тут же решил, что при ее находчивости, она вполне обойдется без него.

Когда «пассажир» замер у стенки и Леонид Владимирович, так и не зная, куда подевалась жена, взял чемоданы, готовясь выйти, дверь каюты отворилась, и он прямо-таки опешил, увидев перед собой загорелого, улыбающегося сына. За ним появились, тоже сияя улыбками, начальник порта Агеев и старый знакомый Коржов, с которым Леонид Владимирович прежде работал в здешнем управлении. Здесь же была и жена, и ее племянник Виктор, здоровенный парень, мастер спорта по вольной борьбе. Леонид Владимирович совершенно потерялся, увидев их всех, но оставаться в состоянии растерянности ему не дали: с ним стали целоваться, стали трясти его руку и поздравлять с возвращением. Чемоданы тут же разобрали по рукам, вынесли на пирс, начали грузить в багажники и на сидения двух такси, стоявших на причале.

Таким образом, Леонид Владимирович оказался на заднем сиденье такси, Алик сел рядом с шофером, а Лиза с племянником устроились в другой машине. Он сном-духом не предполагал, что сын и племянник жены — один из Одессы, другой из Керчи — явятся их встречать и нарушат все его планы. В такси он не мог обдумывать, как ему быть дальше, так как всю дорогу разговаривал с сыном.

— Ну, как ты, пап, как себя чувствуешь? — спрашивал Алик, обернувшись к Леониду Владимировичу с переднего сиденья.

— Ничего, вполне сносно, — отвечал Леонид Владимирович. — А как ты? Ты что, в отпуске?

— Нет, взял неделю за свой счет. Ты что, забыл? — отпуск я отгулял в июле. Я ведь вам писал из Крыма.