— Себя пусть жалеет, — сказала Соня. — Все шофером ездит?

— Что ты, турнули его давно. Теперь скотником на ферме. А жадюга — снегу зимой ее выпросишь. — Она умолкла на секундочку. Потом шумно вдохнула, шумно выдохнула и быстро проговорила: — Сонь, чего скажу тебе… Мне ваш Миша два письма из Сибири прислал. Сперва я ему написала, у мамы его адрес выпросила. Думала, промолчит, а он — пишет… Вернуться в Сосновку собирается.

— Я знаю, он и мне написал, что домой его тянет, — сказала Соня и обняла Сашу. — Ну, побегу я, засиделась у вас… До свидания. — И пошла вниз по лестнице.

— Сонь, а чемоданы? — крикнула он сверху Саша. — Подожди, я снесу!

— Ну их! Выбрось куда-нибудь это старье!.. — махнула рукой Соня и побежала вниз, решив, что больше она цветами заниматься не будет: вдруг опять знакомые встретятся — сгоришь от стыда.

На другой день Соня, взбудораженная встречей с односельчанами, не спавшая после этого едва ли не всю ночь, отправилась восстанавливаться в сельскохозяйственный институт, давно покинутый ею. Да и как было его не покинуть, когда родился Вовка и на нее навалилась масса всяких сложнейших житейских забот, заставивших забыть об учении и оттеснивших от нее светлые, радужные помыслы, связанные с институтом и с его окончанием.

Ее принял в большом кабинете проректор — довольно молодой мужчина в ослепительно белой рубашке и темном костюме. На стене, за его спиной, висел портрет Тимирязева. Сидя за столом, проректор листал тонкую папку, принесенную ему секретаршей, и, шевеля бумажками, говорил Соне:

— Видите ли, мы ничем не сможем вам помочь. Во-первых, вы не оформили академический отпуск, во-вторых, четыре года — большой перерыв. Вы все науки забыли.

— Я помню, я повторяла, — робко сказала Соня.

— Сомневаюсь, — ответил он, продолжая листать папку. — Но главное, зачем вам институт не по профилю?

— Я уеду, — тихо сказала Соня. — В село уеду.

— Все обещают, когда поступают. А потом агрономы и зоотехники идут приемщиками в «Химчистку» или в обувное ателье.

— Оно мне снится, — сказала Соня.

— Снится? — не понял проректор и лишь теперь посмотрел на Соню.

— И речка, и туманы на лугу, и как на дойку идут…

— Сниться может все, — усмехнулся он. — Особенно в ваши годы. И все-таки — почему вы бросили институт? Два курса, хорошая успеваемость. — Он поворошил бумажки в папке. — И так просто бросить? Не понимаю.

— У меня сын родился, — сказала Соня.

— Сын — это хорошо, но… Ваш муж тоже железнодорожник?

— У меня нет мужа, — ответила Соня.

— А-а… Да-а-а… И все-таки выход у вас один: поступать снова на первый курс на общих основаниях. Но конкурс нынче возрос: в прошлом году было три абитуриента на место.

— Я буду поступать, — упавшим голосом ответила Соня.

И, поняв, что разговор закончен и время пребывания ее в этом кабинете истекло, она поднялась и пошла к дверям, испытывая какую-то великую вину перед собой.

— Парень, парень, ты куда? Посторонним нельзя! — встала из-за столика старушка-вахтерша, когда Миша уже прошел мимо нее.

— Мне в справочном сказали: здесь Соня Быховец живет, — вернулся к ней Миша.

— Живет, в тридцать первой. Только я не пущу… — Начала было старушка, но в это время в дверь ввалилась толпа парней и девушек, и старушка переключилась на них: — А вы куда?

— На танцы! Бабуся, здесь танцы?..

— За угол, за угол ступайте. Там наш клуб железнодорожный, — выпроваживала их вахтерша и, оглянувшись, крикнула Мише: — Куда пошел, ее дома нету!

Но Миша уже был на лестнице и сделал вид, что не слышит.

Когда в дверь постучали, Вовкин «поезд», составленный из стульев и табуретки, был у самой двери. Вовка толкнул стул, и «паровоз» врезался в дверь, открыл ее.

— Ты к нам? — спросил Вовка Мишу и сказал: — А меня нет дома, я в поездке, видишь?

— Вижу, — ответил Миша. — Это какая комната, тридцать первая?

— Ага, — кивнул Вовка.

— А Соня где живет? Тетя Соня Быховец.

— Мамка? Здесь! Она сейчас в свой институт поехала, — деловито объяснил Вовка. — Она уже все экзамены сдала, только узнать надо: прошла или провалилась.

— Постой, постой… Ты что же, сын ее? — растерялся Миша.

— Сын, — ответил Вовка, возясь с «вагонами». — А ты думал!

— Вот как… — с прежним изумлением сказал Миша.

Он перешагнул через табуретку, вошел в просторную, солнечную комнату. Хорошая мебель была в комнате, красивые шторы висели на окнах.

— Значит, ты один дома? — Миша с интересом оглядывал Сонино жилье.

— Один.

— И не боишься?

— Я ничего не боюсь, я Гагарин, — серьезно ответил Вовка и предложил: — Хочешь покататься?

— Я тяжелый, поезд не пойдет, — улыбнулся Миша.

— Да ты понарошку садись, а сам стул толкай, — объяснил Вовка.

— Ну, давай, — согласился Миша, берясь за ножку стула.

Они потащили «поезд» по комнате.

— Чух-чух, пых-пых!.. Ту-ту!.. — усердно выкрикивал Вовка, затем объявил: — Стоп, выходи, Горловка! — Он вскочил на ноги и стал раскланиваться по сторонам: — Здравствуйте… Привет, привет!.. Аллочка, какой загар!.. Как мы рады, как мы рады!..

— Ну, здравствуй, — засмеялся Миша. — Тебя как зовут?

— Вовка, — ответил тот и спросил: — Знаешь, куда мы ездили?

— Знаю, в Горловку.

— А вот и нет, мы в Сосновку ездили, — хмыкнул Вовка. — Это село такое, больше города.

— Точно, — подтвердил Миша. — Я сам в Сосновке живу.

— Так ты приехал? — удивился Вовка.

— Приехал.

— А где твои вещи?

— На вокзале оставил, в камере хранения.

— Из самой-самой Сосновки приехал? — слова спросил Вовка, как-то странно поглядывая на Мишу.

— Нет, братка, сейчас не из Сосновки. Я немножко в Сибири жил, работал там, деньги зарабатывал.

— А-а, — разочарованно протянул Вовка, потом спросил: — А у тебя много денег?

— Много, целая куча, — улыбнулся Миша.

— А у нас мало, — сообщил Вовка. — Видишь, мы какую мебель купили? Всю мамкину заначку бухнули. Теперь всегда до получки стреляем.

— Это плохо, — сказал Миша, поражаясь недетской речи Вовки. Достал папиросу и спросил: — У вас можно курить?

— Можно, — разрешил Вовка. — Я окошко открою.

Он внимательно смотрел, как прикуривает Миша, вдруг спросил:

— Ты водку тоже пьешь?

— А почему ты спрашиваешь?

— А зачем тогда куришь?

— Ну, как тебе сказать? Курю, и все.

— А мамка не курит, — похвастался Вовка. — Она у меня чудачка.

— Почему же?

— А-а, ей каждый день похожий сон снится.

— Да ну?

— Ага, — кивнул Вовка. — Как поспит, сразу говорит: «Опять мне, Вовочка, наша речка снилась. И петухи снились, и папка твой снился», — пискливо проговорил Вовка.

— А где твой папка? — осторожно спросил Миша.

— Он в Сосновке живет, его Юра зовут, — похвастался Вовка. — Он разные задания делает, потом поделает и скоро приедет.

— Да?.. — задумался Миша.

— Да, — хвастливо ответил Вовка. — А ты думал!

— А вот и я! — сказала Соня, входя в комнату, и замерла на пороге. — Господи!.. Откуда ты взялся?! — бросилась она к Мише.

Они обнялись и расцеловались. Вовка во все глаза смотрел на них.

— Ну, дай я на тебя погляжу!.. — взволнованно говорила Соня. — Вот не думала, не ждала тебя!..

— Неправда, еще как ждала! — крикнул Вовка. — Это же папа! Это папа Юра из Сосновки, он немножко в Сибири жил. Сама говорила, а теперь не помнит! — Вовка подбежал к Мише, обнял его за колени.

— Глупый ты мой, глупый! Это твой дядя! — Соня подняла Вовку на руки. — Смотри, какой у тебя дядя… Дядя Миша.

— А зачем тогда целуетесь, если не папа? — насупился Вовка.

— Дурачок, ничего-то ты еще не понимаешь. Ну, погуляй в сторонке, погуляй… — Все тем же прерывистым, взволнованным голосом говорила Соня, опуская Вовку на пол. И спросила Мишу: — Ты насовсем?

— Насовсем, — ответил тот. — Надоело в стороне от дома, как Млечный путь, болтаться. И договор по вербовке как раз кончился.