Неужели Никишов? — поднялся Колосов. Встал и Марин.

Вахтёр выглянул из проходной и, вытянувшись, отрапортовал:

— В производственную зону приехал заместитель начальника Дальстроя товарищ Петраков. Пропущен по служебному удостоверению.

Петраков был высокий мужчина с добрым и умным лицом. Отличали Его простота и душевность. Ходил он в штатском, хотя и имел звание.

Петракова они нашли за складами, там, где, скрытая от глаз гостей, пряталась свалка. Вся остальная территория мастерских ласкала взгляд чистотой, зеленью, порядком. Высокая фигура Петракова виднелась за грудами пустых Ящиков, завалами боя кирпича и обрезками металла.

— Иди, иди, директор! — увидел он Колосова и остановился. — Что ж это ты одну шею вымыл?

— Да ведь, Иван Григорьевич, всё сразу не уберёшь, — ответил Колосов, здороваясь.

— А ты начинай с белья, тогда и шею — не хочешь, а вымоешь!

Марин доложил, что приступил к формированию прииска, и молча пошёл сзади.

Петраков внимательно осмотрел склады, проверил у кладовщика, как обстоит дело с маркировкой металла, и пошёл к механическому цеху.

— Сколько стоит по смете? — спросил он, прикидывая на глаз кубатуру здания.

— Да как сказать, тут всё хозяйственным способом. С миру по нитке, — смутился Колосов, не зная, можно ли быть откровенным.

— Тут миллиона три. Так, что ли?

Юрий что-то невнятно промямлил.

Петраков, не замечая смущённого вида Колосова, рассматривал бутовую кладку стен. Он даже поковырял швы, проверяя прочность раствора.

— Это хорошо, что используешь местные материалы. Знаешь про пористый бетон? Нет? — Петраков показал глазами на отвалы. — Из промытых эфелей и бетонного раствора получается пористая масса. На стены годится. Видел в Чехословакии. Подумай! Во сколько обходится тебе кубометр стен? — неожиданно спросил он.

Колосов ляпнул наугад. Он так и не удосужился разобраться в затратах.

Петраков строго посмотрел в лицо.

— Не знаешь, это плохо. Ты руководитель и обязан знать. — И пошёл к складам полуфабрикатов.

Он шёл туда, куда меньше всего хотелось Колосову. Рабочие-грузчики сами строили небольшой навес для мелких отливок. Колосов не вмешивался: было не до них. Петраков долго смотрел, как рабочие укладывают дровяник между стойками, воздвигая стены. А потом неожиданно подошёл к углу, навалился плечом, и вся стена рухнула.

— Иван Григорьевич, да вы что?! — воскликнул растерянно Колосов.

— Это труд, материал, деньги! Пусть не капитальное строительство, но кто дал вам право строить дрянь? Весь Дальстрой ютится в хибарках, построенных как попало. Затрачены сотни миллионов рублей, а всё рушится. Сделать как следует стоит немногим дороже. Понял, почему я сломал это сооружение? Хватит нам всякого дерьма, мы и так развели Его больше чем достаточно.

Рабочие посмеивались.

— Учти. Любую клеть, уборную, сторожку делать по-хозяйски. Ты, Юрий Евгеньевич, в бараках рабочих часто бываешь?

— Когда как.

— Тоже плохо, надо заходить постоянно. Пройдём в тот домик, а потом проведёшь меня в кузницу.

Побывали в старых, оставшихся от женского лагеря бараках, которые рабочие разделили на комнатушки, отремонтировали и жили. Потом долго Ещё ходили по посёлку, цехам. Петраков разговаривал с рабочими, знакомился с мастерами. Сначала беседа не клеилась, не привыкли люди к такому обращению. Но слух, что заместитель Никишова — человек простой и сердечный, разнёсся стремительно, и скоро их уже сопровождала огромная толпа.

— Ну как/ директор на собраниях критикует, наверное, только вас, а Его — упаси бог? — спрашивал он рабочих.

— Да что вы? Хороший директор. Вон как тут всё ворочает.

— Вы не бойтесь, поправляйте директора, Если что.

Обратил Петраков внимание на сквер, посаженный у мастерских.

— Деревья сажаешь, это хорошо, а вот склады у тебя плохие. Не бережёшь ценности.

— Да ведь денег, Иван Григорьевич, не дают. Рабочие живут кто где. Какие там склады!

— Это было вчера, сегодня другое время. И жить будем по-другому и работать по-другому. Понял? — Петраков посмотрел па покосившиеся бараки, лицо Его потемнело. — Это всё надо будет убрать. Строить так уж строить! — Он что-то пометил в своей записной книжке. — Денег просишь, много не обещаю, а кое-что наскребём. Скоро будем распределять средства на капитальное строительство будущего года, так что готовь заявку.

— Никишов всё равно вычеркнет, — безнадёжно махнул рукой Колосов.

— Не вычеркнет, — заверил Петраков.

Попрощались. Глядя вслед машине, Колосов заметил:

— Иван Григорьевич — толковый и заботливый хозяин. Совсем не похож на Никишова.

Марин, наклонившись к Его уху, шепнул:

— Поговаривают, Никишова того. Не то поднимут выше, не то — наоборот. Он срочно выезжает в Москву.

— Пое-ха-ли!.. — крикнул Колосов, рванул верёвку, перекинутую через плечо, и побежал вниз. Затрещали сучья, запрыгала вЯзанка, оставляя на снегу чёрный след.

— Ее-ха-ли!.. — разнеслось по сопке, и помчались по всему склону такие же сучковатые вязанки обожжённых таёжными пожарами сухих коряг.

Желнин бежал с вязанкой недалеко от Колосова. Они соревновались, и за их работой следили все. Колосов приволок свою вЯзанку, сложил в штабель, замерил — ровно восемь кубометров, норма. По всему подножью сопки/ пунктирными чёрточками темнели такие же штабеля.

Притащил свою вЯзанку и замполит.

— А ты задал сегодня всем жару. Видимо, подлечили тебя доктора. Как ни старался, а тебя не обскакал, — засмеялся Колосов, заботливо сбивая с Его куртки мусор.

Желнин до приезда Петракова не работал со всеми на дровозаготовках, ссылаясь на болезнь сердца. После разговора Петракова с рабочими/ замполита покритиковали на собрании. Он тогда промолчал, но с тех пор стал работать.

За кустами уже разворачивался и сигналил автобус, надо было торопиться. Когда автобус выскочил на трассу и покатил по ровной дороге, Желнин наклонился к Юрию:

— Может быть, в отдельных вопросах и был неправ. Но ты не можешь сказать, что не чувствовал моей, принципиальной поддержки.

— На старое наплевать. Сегодня я доволен. — Колосов засмеялся. — Давно бы так. Я стремился… — Он недоговорил. Автобус резко затормозил. Юрий посмотрел в окно.

Впереди стоял грузовик со спущенными баллонами. В кузове лежали вещи. Водитель, опустив голову, сидел на подножке крыла, попыхивая махоркой. Приземистый человек стоял на трассе с поднятой рукой. Плащ Его был распахнут, на груди поблёскивал орден Трудового Красного Знамени.

— Лёнчик, Алексеев! — узнал Его Юрий и распахнул дверку. — Ты куда это?

— Еду с семьей на Индигирку. Только что из отпуска. Да вот сразу два колеса. Выручайте.

— Садись к нам. За машиной пришлём, отбуксируем! — Колосов попросил рабочих перетащить вещи. Он знал из газет, что Алексеев работал всё это время начальником участка на Западе. Считался неплохим горняком. Награждён. Оказалось, что у него уже было двое детей школьного возраста, мальчик и девочка. Жена, худенькая женщина, Явно им командовала.

Валя тепло приняла семью Алексеевых.

За ужином, когда Лёнчик потЯнулся за второй рюмкой, жена так на него посмотрела, что он смутился, отставил спирт и пить решительно отказался.

— Заезжал на Оротукан. Всё Ещё тянет, — говорил Лёнчик. — Постоял у памятника Татьяне. Ухаживают за ним, — Он вздохнул. — Вот мы постарели, поседели, а она на барельефе такая же молодая и такой останется всегда. Любил Её Сашка Копчёный, а так и не решился сказать.

— Ты что-нибудь знаешь о Копчёном и Шайхуле? — спросил Колосов. Он потерял их из виду с тех пор, как они убежали на фронт.

Алексеев засмеялся.

— Да их и смерть испугалась. Живы оба. Интересно, какими вы их себе представляете?

— Думаю, Копчёный образумился, ну а Шайхула… — задумался Колосов. — Нет. Даже не могу и предположить.

— Копчёный живет под Ростовом, старший механик машинно-тракторной станции. Не узнаешь. Здоровый как бык, вся грудь в орденах, но потерял руку. Всё холостяк. — Лёнчик вытер кулаком губы (так и осталась эта лагерная привычка). — А Шайхула женился. Учится на вечернем отделении металлургического техникума, работает технологом на литейном заводе. Целый выводок детей. Всё собирается на Колыму, тоскует. Получит диплом и приедет. Усы отпустил, галстук носит — не подступись…