— Да уж, сказал. Выхлопотал мне в служебную аттестацию такую запись, что всю жизнь будут коситься. Да я не в претензии. — Колосов усмехнулся. — Разные мы люди и по-разному смотрим на свои обязанности.
— И без этих людей строить будешь. Отдашь всех. Что делать, раз так надо.
— Не отдам! — вспыхнул Колосов. — Да я, чёрт возьми, всю ссуду на индивидуальное строительство в расчёте на освобождающихся у Дальстроя забрал. Добился средств на вызов членов их семей. Все лагеря объездил, собирая специалистов. Значит, пусть инженеры работают забойщиками, а мастерские будут проходным двором? Ну нет. Голову сложу, а людей не отдам. Мне завод доверен…
— Не забывайся, это Колыма.
Сверху посыпался бой кирпича, мусор. Желнин закрыл голову руками и отскочил под незакрытый просвет крыши. Юрий поднял глаза и заметил мелькнувший горбатый нос Цыбанюка. С бригадиров Его сняли за драки и грубость, и теперь он работал каменщиком. Над головой снова мелькнула тень, сломав луч солнца. Юрий только и успел наклониться. ТЯжёлый кирпич, скользнув по затылку, скатился по спине и рассыпался под ногами.
Перед глазами поплыли жёлтые круги, но Юрий справился с собой. Глянув вверх, он снова встретился с насторожённым взглядом Цыбанюка.
Желнин шарахнулся к стене.
— Видишь? — прошептал он, бледнея, и ушёл.
Юрий тоже вышел за ворота. Он понял, что кирпич упал не случайно. Но в кого хотели? За что? Он догнал Желнина.
— Чего ты лезешь туда, где ведутся работы? Здесь случайно и жизни можно лишиться.
— Нет, это не случайно. Это подарочек тебе. Чтобы помнил, с кем имеешь дело, — прошептал Желнин, всё Ещё озираясь.
В проём окна влетела ласточка. Под карнизом старого здания было Её гнездо. Неизвестно, каким образом сохранили Его рабочие. Желнин испуганно отпрянул.
— Брось ты, честное слово. Ласточка это, — засмеялся Юрий. — Если бы и верно что-то хотели, то ведь на крыше Есть бут, тот уже наверняка…
— Ну, гляди, тебе жить. Хотя Если случится что-нибудь с тобой, опять же я в ответе. — И Желнин ушёл, оглядываясь.
И снова тревожные мысли вернули Колосова к происшествию. Не подать вида и уйти? Подумают — испугался. СтрЯхнув с тужурки следы кирпича, Юрий подобрал обломок и поднялся на крышу.
Цыбанюк, кося глазами, прилежно ровнял мастерком слой раствора, не замечая Колосова. Его подручный, плотный парень, укладывал на леса плитки бута.
— А пожалуй, неумно, Цыбанюк. — Юрий бросил обломок кирпича на кладку. — Уж Если за что-то берёшься, старайся делать квалифицированно, — сказал он так, чтобы не понял подручный.
Цыбанюк метнул глазами по сторонам и тихо ответил:
— Да вы что? Не моя это работа, кругом же люди.
— Не надо, мы не дети. Твой нос немудрено распознать.
Цыбанюк бросил мастерок.
— Ну вышло не по адресу. Идите, пожалуйтесь. Да все вы на одну колодку, — махнул он рукой и, повернувшись к помощнику, заорал — Чего стоишь? Где камень? Иди тащи, гад!
Тот подхватил носилки и бросился к подъёмнику.
— Умер один, пришли другие, а что изменилось? — продолжал Цыбанюк. — Где правда? Ну был националистом? Ну помогал. А сколько мне было лет тогда? Расстреляли бы, уж Если так виноват. А то двадцать пять лет и вечная ссылка!
— Что за шум? — подбежал бригадир, услышав голос каменщика. Заключённые прекратили работу, насторожились.
— Неосторожно вы тут. Люди под вами ходят, — спокойно ответил Колосов. — Вот и говорю, как бы не наделать беды.
— Зачем ходят, там же написано. А отвечать? За что отвечать? Уже заплачено за всё сполна, — озлобленно проворчал Цыбанюк.
— Это между нами, Цыбанюк? Ты многое видел, да и я кое на что нагляделся. Пугать друг друга не следует. — И Юрий спустился с крыши.
Трудное время выдалось для Колосова, а прошедшая неделя была просто ужасной. На складе сошла с рельсов каретка копрового крана. Мастер кузницы перехватил на дворе автокран, подогнал и решил поставить каретку на место, да, видимо, перегрузил. Ударило Его крюком по голове — и вскрикнуть не успел. А через два дня везли сено в совхоз. Машина опрокинулась в старый забой, и рабочий, что сидел на возу, попал под сено и захлебнулся в луже.
Тут вызвали Колосова в политотдел с отчётом/ по вопросу о расстановке и воспитании кадров. Попало Ему за беспринципность в подборе кадров, за потерю бдительности, за травматизм как следствие засорённости мастерских бывшими врагами народа. Обязали в течение полугода заменить их договорниками. Теперь всё зависело от партийного собрания. Если политотдел пришлёт инструктора с решением, тогда плохо дело.
— Вот каково без поддержки, директор, — сказал Желнин, когда они садились в машину.
— За меня беспокоиться не надо, на хлеб и папиросы заработаю на любом горном участке. А вот то, что ты не хочешь ничего понять, вредит делу.
Желнин откинулся на спинку сиденья.
— Так-так, — протянул он насмешливо. — Значит, я приношу вред? А ты пользу?
— Давай хоть раз в жизни поговорим по душам. Мы с тобой, как ни сойдёмся, сразу ругаемся. Договорились? — Юрий придвинулся ближе к Желнину, закурил.
— Это уж как получится.
Юрий вспыхнул: опять этот тон, но сдержался и заговорил спокойно.
— Случай один вспомнился, с него и начну. Не было во время войны кокса, вот я и искал по лагерям специалиста. Мог выручить только аркагалинский полукокс. Нашёл одного кандидата наук на прииске «Чай-Урья». Когда-то он работал главным инженером Магнитогорского коксохимкомбината. Привёз, тот долго не мог очухаться. Куда ни пошлю, спит и спит в любом положении. Как-никак, пять лет, и всё в забое. Наконец пришёл в себя, повеселел и принялся работать. Много он сделал доброго. Вот раз приходит вечером, когда никого не было, и спрашивает: «Могу я поговорить с вами не как с начальником, а как человек с человеком?» Говорю: «Если доверяешь, пожалуйста».
— Чего-то ты начал уж больно издалека, — зевнул Желнин.
— Да ты послушай. Времени у нас хватит.
— Ну-ну.
— Короче, он был арестован как вредитель, завербованный начальником строительства. Признал себя виновным, получил десять лет и попал на Колыму. А начальника, который Его Якобы вербовал, подержали и выпустили, и к тому времени он уже заместителем министра был, Дальстрой курировал. Кроме того, оказалось, что они Ещё и родственники: женаты на родных сёстрах. Вот и пришёл этот инжепер посоветоваться, не нанесёт ли тому вред, Если напишет Ему о своей судьбе.
— А что тот? — оживился Желнин.
— Всё сложилось хорошо. Я ведь к тому, что этот так называемый враг за все годы о себе ни разу не напомнил, ну хотя бы для того, чтобы вырваться из забоя. А ведь он крупный инженер…
— Ты куда это гнёшь?
— Да ведь в числе этих «врагов народа» Еcть люди, может быть, куда лучше нас обоих, — прошептал Колосов, наклонившись к уху Желнина.
Тот покраснел и не сразу нашёлся.
— Ты эти разговорчики прекрати. По-дружески говорю, прекрати. Другой бы вытащил тебя на партбюро за такое, да уж ладно. Ты лучше думай, как быстрее выполнить решение политотдела.
И снова разговора по душам не получилось.
У крылечка дома дожидалась Валя.
— Ну как?
— Держусь, Валюша, держусь.
Вечером получили приказ об организации в Нексикане старательского прииска, а утром Явился Его начальник.
Это был плотный смуглый человек. Он спокойно вошёл в кабинет, назвался Мариным и, положив папку на диван, сразу приступил к делу.
— Мы тебя не стесним. Передашь нам дом для горнадзора и что-нибудь под магазин. За золото прииск должен рассчитываться бонами, а на них будут отпускать товары. Людей пока разместим в палатки, а зимой перевезём в бараки. У многих Есть и свои домики, кто решится перевозить, поможем.
— Почему вы цепляетесь за Нексикан? — спросил Колосов.
— Хотим к работе артели привлечь население посёлка. Пусть моют после работы. Забои рядом: вышел — и вот оно, золото.
У проходной раздался мелодичный гудок, и в ворота проскочила машина.
