Новый начальник ГАУ оказался буквально под колпаком у партийного контроля. Некогда даже «Технику молодежи» почитать. И что? А ничего. То, что вождя продолжают дезинформировать видно из дальнейшей истории производства дивизионных пушек. Ведь вместе с пушками Ф-22 УСВ тайно начали производить менее металлоемкие и более технологичные ЗИС‑3.

«Снабженные подробнейшим описанием материальной части, пушки партия за партией шли на фронт, но ни в ГАУ, ни в Наркомате вооружения как будто не замечали этого. Вроде бы ничего не происходило. Это нас изрядно нервировало. Уж лучше бы выговор за самовольство, чем эта затянувшаяся игра в молчанку. Так проходили недели, месяцы. Пушки уже потоком уходили на фронт. А на «верху» по–прежнему никакой реакции. Это порождало много всяких предположений, догадок и даже самых невероятных версий. Самое страшное, чего мы боялись, — вдруг по каким–либо причинам у пушек начнут появляться дефекты! Тогда нам несдобровать» [Грабин, 2, с.518].

Здорово! Сталин требует любой ценой увеличить производство дивизионных пушек. Ему постоянно докладывают о ходе производства. Сталин грозит, требует: «Больше! Больше!! Больше!!!» А от него скрывают, что реально выпускают гораздо больше. Более 1000 пушек ЗИС‑3 тайно отправлено на фронт! То, что именно тайно подтверждают слова начальника артиллерии РККА Н. Н. Воронова.

«Как–то в частной беседе А. И. Микоян поделился со мной мыслями о значении резервов в народном хозяйстве, о трудностях их создания. В большой войне не бывает ничего лишнего, и резервы выручают в тяжелой обстановке. Слова Анастаса Ивановича заставили меня всерьез подумать о создании резервов артиллерийского вооружения и боевой техники. Вместе с Н. Д. Яковлевым мы решили заняться этим делом, несмотря на трудности и нехватки. До поры до времени было решено не раскрывать нашей тайны. Мы откладывали в резерв Ставки то немногое, что оставалось у нас за счет перевыполнения планов промышленностью, производящей артиллерийское вооружение и боеприпасы» [Воронов, 1, с.193].

Правда, когда товарищ Сталин узнает об этом, он отнюдь не гневается.

«Я предложил сформировать новые противотанковые артиллерийские дивизионы для усиления обороны Москвы, вооружив их 76‑миллиметровыми орудиями, накопившимися в нашем резерве. Орудий других калибров под руками у нас тогда не было.

— Теперь даже пушки стали прятать от меня? — сказал Верховный. — Сколько дивизионов сможете сформировать?

— Десять по шестнадцать орудий в каждом» [Воронов, 1, с.197].

В разгар войны, когда фронт трещит по швам, Грабин, Воронов и Яковлев, несмотря на весь строжайший партийный контроль, утаивают от руководства наличие артиллерийских резервов! Может уникальная ситуация? Отнюдь. Тот же Грабин перед войной и в начале войны так же тайно производил пушки Ф-34 для танков Т-34. А танковые заводы также тайно ставили их на танки, вместо штатной, но неудачной пушки Л-11. Вот как комментирует это сам Грабин.

«Дальнейшие события выглядели довольно странно. Завод делал пушки, их принимали, устанавливали в танки, которые отправляли в войска. И ни слова, ни намека, что пушка принята на вооружение. Производство уверенно наращивало выпуск орудий, и постепенно стали забываться все прежние страхи и неприятности. Спустя некоторое время мы узнали, что военные после испытаний забраковали кировскую пушку (Л-11). В один из дней, к нашему немалому изумлению, официально поступили тактико–технические требования на 76‑миллиметровую пушку для среднего танка Т-34, которые на поверку оказались точной копией требований, разработанных нами ранее. Это внесло окончательное успокоение. Пушка Ф-34 обрела статус «законной». Между тем ни ГАУ, ни ГБТУ не только не представили ее правительству для принятия на вооружение Красной Армии, но и не высказали положительной оценки по результатам испытаний. Окончательная развязка этой ситуации наступила уже в начале Великой Отечественной войны. Завод получал самые добрые отзывы фронтовиков о пушке «тридцатьчетверке», которая сразу стала любимой боевой машиной наших танкистов. Это, безусловно, радовало, но ведь пушка так и не была оформлена правительственным решением. При всех ее достоинствах мало ли что могло случиться, тем более в такое тревожное время. Попробуй потом оправдаться, что это не самовольство. Но каким образом узаконить пушку? Военные учреждения по–прежнему «спускали заказ», их представители беспрекословно принимали у завода все новые и новые партии продукции…

И вот однажды представился удобный случай. На одном из заседаний Государственного Комитета Обороны СССР, где рассматривались технические характеристики тяжелого танка КВ, присутствовали не только конструкторы танков, но и те, кто был связан с танковым вооружением. КВ подвергли резкой критике: по весу он был недопустимо тяжел, единодушно отмечали выступающие. В заключение слово взял Сталин:

— Здесь товарищи справедливо отмечали главный недостаток — такой вес не выдерживают иные мосты, и поэтому их приходится обходить, затрачивая много времени. Это недопустимо. Такой танк нам, конечно, не нужен. Его требуется или значительно облегчить, или снять вообще с производства.

По ходу обсуждения многие нелестно отзывались о КВ и как бы по контрасту хвалили ходовые и огневые качества «тридцатьчетверки». Это была для меня удобная зацепка для выступления. После обсуждения главного вопроса я попросил слова для справки о танковой пушке Ф-34 и проинформировал о том, что расхваливаемая здесь пушка Ф-34 до сих пор не принята правительством на вооружение.

Всех, кроме начальника ГБТУ Федоренко, мое сообщение ошеломило своей неожиданностью — такого, видимо, никто не предполагал.

— Как такое могло случиться? — сурово спросил Сталин. Все молчали. Предательски молчал и Федоренко.

— Ну что ж, тогда Вы поясните, товарищ Грабин, — чувствовалось, что Сталин с трудом сдерживает себя. Я кратко изложил всю предысторию.

— Значит, вы запустили в производство пушку, не принятую на вооружение? — уточнил Сталин.

— Да, товарищ Сталин.

— Это очень рискованное решение, — то ли с осуждением, то ли с некоторым сочувствием произнес Иосиф Виссарионович. — А если бы военные пошли на доработку кировской пушки, что бы вы стали делать?

Я объяснил, на чем основывались наши расчеты.

— Выходит, вы хорошо знали кировскую пушку? — поинтересовался Сталин и, не дождавшись ответа, обратился к начальнику ГБТУ:

— Скажите, товарищ Федоренко, как войска и лично вы оцениваете пушку Грабина?

— Это, товарищ Сталин, самая мощная танковая пушка в мире. Как Вы знаете, наша «тридцатьчетверка» господствует на полях сражений.

— Следовательно, и Вы считаете возможным принять ее на вооружение танка Т-34?

— Так точно.

— Ну что ж, испытайте еще раз пушку Грабина, — распорядился Сталин.

— Будет сделано, — сказал Федоренко» [Грабин, 2, с.383–384].

Вот Вам сюрреалистическая картина виртуального мира, в котором живет вождь! Но может пушки Ф-34 и ЗИС‑3 исключение? Если это и исключение, то только в том смысле, что это описано в мемуарах и широко известно. Грабин описывает случаи, когда он делает пользу для страны, выпуская оружие, которое лучше, чем принятое на вооружение. Именно поэтому об этом и пишется. А о тех случаях, когда было наоборот, не напишут. В архивах искать бесполезно, поскольку там все подчищено. Исследователи, копающиеся в архивах должны это четко себе представлять. Ведь нигде в архивах не осталось следов о производстве в 1941 г. более 1000 пушек ЗИС‑3. Если Горьковский завод под маркой Ф-22 УСВ гонит ЗИС‑3, то почему Кировский не может под маркой КВ гнать Т-28, а Харьковский под маркой Т-34 производить БТ? Вот только хвастать об этом никто не будет.