Я взбирался на папайю, как вдруг заметил незнакомого человека, направлявшегося к нашим воротам. Я мгновенно скатился вниз, потому что принял его за нищего из другой деревни, а у меня не было настроения проявлять особенную щедрость. Вбежав в дом, я стал наблюдать за ним в щелку в стене. Он уселся на бамбуковую перекладину забора, ожидая, вероятно, когда я выйду наружу. Его озабоченное лицо в один миг преобразилось, как только он заметил мою физиономию, которая выдавала мои сомнения и подозрения. На его лице заиграла странная ухмылка.

— Не бойся, сынок, — проговорил он. — Я пришел просить тебя о помощи.

— А вы что, новый городской тюремщик? — спросил я его. — Я слыхал, будто прежнего прогнали на прошлой неделе, потому что он спал на службе. Тот вечно приставал ко мне со всякими вопросами насчет моего дяди.

— Нет, я не тюремщик, сынок, — ответил он. — Я сборщик налогов.

— Это что-то новенькое. И что же вы делаете?

— Это долгая история. И важно не что я делаю, а чего я не делаю. Однако моя работа касается и твоего дяди.

— Но у меня много дядей, и все кому-то требуются то по одному делу, то по другому. Может, вам нужен мой дядя, который бандит?

— А как ты догадался? Ты, должно быть, сообразительный мальчуган, и, наверное, у тебя куча знакомых и родственников. Не удивительно, что в президенсии[35] мне посоветовали пойти именно к тебе. Они там сказали, что если я отыщу тебя, то легко найду и твоего дядю. И еще сказали, что вы оба — птички одного полета, одного поля ягода. Это верно, сынок?

— Вообще-то у нас с дядей много общего, — ответил я ему. — Только это не значит, что я буду с вами заодно против дяди. Как-никак родная кровь — это вам не водица.

— Ну-ну, только и старинные поговорки могут устареть. А теперь спускайся-ка сюда, и поговорим о деле, а?

— А зачем это мне?

— Не могу же я кричать тебе во всю глотку, когда ваши любопытные соседи и без того небось наставили уши, — объяснил незнакомец. — Пойдем ко мне и побеседуем как мужчина с мужчиной.

Я выскочил из дому. Вблизи этот человек показался мне очень старым. Все лицо у него было изрыто оспинками. Мне даже стало его немного жалко. Он взял меня за руку, и мы вместе поспешили к нему домой. Меня только немного подташнивало, потому что рука у него была какая-то холодная и липкая. Разозлившись, я по дороге чуть было не дал стрекача. Но тут мы наконец подошли к его дому, и я похвалил себя за то, что не сбежал: а вдруг и на самом деле мне что-нибудь да обломится. У нас с дядей действительно немало общего. Мы, в частности, ничего и никогда не делаем просто так, за здорово живешь. Если когда-либо и пошевелим пальцем, то только потому, что нам что-то нужно. Этим-то мы и отличаемся от остальных членов нашего родового клана, которые всегда все делают просто так. Они совсем по-другому смотрят на жизнь. Все они просто мямли и неисправимые романтики, а мы с дядей — решительные люди, настоящие реалисты. Я часто замечаю, что они поглядывают на меня с затаенным страхом. И когда я делаю то, что хочу, я вижу, как они с отвращением отворачиваются от меня. Что с них взять: они просто стремятся уйти от действительности. Во всяком случае, я не могу понять их. Зато мой дядя хорошо меня понимает, а я понимаю его. Вот почему мы так хорошо с ним ладим. И когда этот старый сборщик налогов намекнул, что мне может кое-что перепасть, я догадался: дело стоящее — ведь он справлялся о моем дяде-бандите. И я понимал также, что дядя поймет меня, когда узнает, что я пошел против него. Он не строил относительно меня никаких иллюзий, а я в свою очередь не питал иллюзий на его счет. И тут мы с ним не отличались друг от друга — два сапога пара. Мы оба были реалистами высшего порядка.

— Ну, сынок, — сказал сборщик налогов, как только мы уселись поудобнее у него дома, — позволь мне теперь приступить к делу. Твой дядя — бандит, бандит высшей квалификации, если можно так выразиться.

— Если вы называете бандитом человека, который собирает не принадлежащие ему вещи, то мой дядя такой и есть. Он собирает чужие вещи без разрешения. Особенно деньги.

— Вот, теперь мы полностью понимаем друг друга, — согласился он. — В течение двадцати лет я тщетно пытаюсь поймать твоего дядю. Ох и хитрющий же он лис! Не могу понять, откуда у него такая голова: ведь твой-то отец — круглый идиот.

— Про отца ничего сказать не могу, но многие из моих сородичей — просто ослы. Некоторые из этих идиотов добывают себе пропитание работой.

— Ты очень правильно оцениваешь своих родственников, — похвалил меня сборщик налогов, — но твой бандит-дядя совсем другой, будто и не из вашего клана. Как ты думаешь, ему приходилось когда-нибудь ошибаться, сынок?

— Я не понимаю вашего намека, — отпарировал я. — В любой семье бывает такая неразбериха: есть и плохие, и хорошие люди. Разве не так?

— Полагаю, что ты прав, сынок. Но возьмем, к примеру, твоего дядю-бандита. Его поразил неизлечимый недуг: у него так и чешутся руки собирать не принадлежащие ему вещи. Отчего же он такой ловкий, в то время как твой отец — идиот?

— Жалко, что моя бабушка умерла, — ответил я ему. — Мне думается, лучше было бы этот вопрос задать ей. Сомневаюсь, чтобы дедушка мог что-то сказать по этому поводу. А мне-то и самому было бы интересно услышать верный ответ для будущих мемуаров.

— У тебя правильная точка зрения на твоих родственников, — снова повторил он. — Плохо только, что ты еще не дорос, чтобы быть на равных со своим бандитом-дядей. Вы бы составили чудесную пару. Я в этом ничуть не сомневаюсь.

— Мне всегда хотелось быть на равных с дядей, — подхватил я. — Говорят, что он добрый бандит, а такие нынче не часто встречаются.

— Бандитизм, грабеж — дело относительное, сынок. Все зависит от того, с какой стороны смотреть. Вот, например, твой дядя. Всем сердцем, всей душой он верит, что делает обществу одолжение. Но при этом все те, чьи вещи он собирает без их разрешения, убеждены, что он — опаснейший преступник и что место ему за решеткой, чтобы он немного отдохнул от привычного для него образа жизни.

— Это совсем не обязательно.

— Что значит «не обязательно», сынок?

— А вот он возьмет да и повесится на днях, — пояснил я.

— Мне нужно поймать его живьем.

— Так вот почему вы интересуетесь им?

— По правде говоря, нет, — ответил он. — Пойдет он в тюрьму или не пойдет — это, в общем-то, не мое дело. Мое дело — получить с него налоги.

— Значит, вы тоже собираете разные вещи? — поинтересовался я.

— В некотором отношении да, тоже, — объяснил он мне. — Только я, так сказать, облечен властью собирать…

— А может быть, и мой дядя тоже облечен властью собирать, — перебил я своего собеседника. — Вы кого представляете, а?

— Наше правительство, сынок.

— А может, мой дядя тоже представляет правительство, только другое.

— На наших островах, сынок, только одно правительство, — разъяснил сборщик налогов.

— Ну, вам лучше знать.

— Точно тебе говорю, одно, — снисходительно заверил он меня. — И эти полномочия возложены на меня нашим национальным правительством. Мне необходимо прижать твоего дядюшку. Он скрывается от меня вот уже двадцать лет. Я должен взыскать с него налоги за все это долгое время. Мне хорошо известно, что у него совсем неплохой доход от его рэкета.

— В нашей округе не только у него одного приличный доход, — вступился я за дядюшку. — Я знаю, что у священника тоже приличный доход. И у начальника полиции, особенно когда он появляется на рынке или в игорных домах. А иногда, вы знаете, он как-то странно поглядывает на симпатичных девушек. Может быть, и от красивых девушек получают доход?