Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Он столько взял?

– После работы, в пивной, в свободное от прыжков время.

И Волхв прыгнул, правда сначала только до люстры – но она была высоко, как пальма – потом до потолка, и пошел по нему, как динозавр:

– Вверх ногами.

Амер-Нази хотя и готов был к подобной эво… нет, нет, тут эво не обойдется, а именно настоящей, пролетарской:

– Революции, когда пусть не все, но некоторые обязательно могут превращаться в Драконов, или просто по-простому в:

– Дино-Завров.

– Уфф-ф! – Волхв вытер потный лоб, подошел к Амер-Нази и лизнул его в губы. – Да небось, небось, я просто хотел, точнее, хочу, сказать тебе спасибо, большой спасибо за совет.

– И?

– Что И? Ах. И! Будэшь заменять и по воскресениям. Работай, так сказать, на здоровье.

– А Вы?

– Никаких вы, тока так, точнее, не тока так, а тока ты. Я буду гулять по саду. Как Человек, а ты паши, как Трактор. Я буду звать тебя Трактор, Траки, ты не против?

– Возможно, это запомнится больше всего остального, зови.

– Ну, и договорились.

Далее, пока дерутся, как запланировано, Дзюдо, а второй раунд на пистолетах.

Васька тоже записался на дуэль. А когда его спросили:

– Зачем тебе это? – ответил:

– Я приехал сюда не для того, чтобы делать карьеру охранника, а…

– А?

– Дивизию хачу.

– Писарь, он же комиссар Нин, возразил:

– Здесь, что, медом намазано? Летят и летят, как мухи на мед. Смотри – прилипнешь.

Но записал. Василий же, видя такую разговорчивость писаря, понял:

– Нин. – Это Нин. Ходили слухи, что Нин часто приезжает сюда рейсом Москва-Питербурх – точнее наоборот – и бродит по залам Кремля, в разных мистификациях, на которые был большой мастер. Научился в тюрьмах и ссылках, а тем более по Заграницам, и как знаменитый Парижский сыщик Видок, шлялся где хотел, при этом будучи, абсолютно никем незамеченным. Не в том смысле, что бесплотным, а все однозначно думали:

– Это не он.

Но Василий догадался:

– Точно он, – и решил использовать по полному этот удачный моментум морэ. В том смысле, что этот замысел мог кончиться и самим моргом. А инопланетяне пока что никого не научили оживать после дуэли, как они:

– После парной в Сандунах.

– Я могу сделать на тебя ставку в предстоящих соревнованиях? – спросил писарь. И сразу продолжил: – Тогда я попытаюсь устроить тебе бой за Путевку в Жизнь. Хотя если честно, – продолжил он: – Чем тебе плохо здесь, в каракулевой шапке, командуешь входящими и отсюда выходящими, можешь иногда спать в Царь Пушке, играть, как кеглями ядрами ея. Если кто не даст, можно снять стресс, побившись лбом в Царь Колокол.

– Так-то так, – чуть не сказал: – друг Нин, – но успел спохватиться, – то бишь, как тебя звать-то-величать забыл или не помню?

– Вилли Фрай, – ответил писарь.

– Чё-то слышал, но не помню точно, что именно. Человек Свободный, кажется.

– Человек Свободный – это Дурак, – сказал писарь. – Кстати, ты играешь в карты?

– В Девятку?

– В Девятку пусть инопланетяне играют. В карты Тарот.

– Ну, давай.

И они сыграли десять партий. Но не как некоторые:

– В карты, домино и на бильярде, – а именно только в Таро.

И каждый раз Васька оставался с Дураком на руках. Его это опечалило, а писарь тоже, можно сказать тоже:

– Разозлился.

– Везет тебе, – сказал он, – Дурак опять у тебя.

– Что в этом хорошего? – спросил Василий.

– Дело в том, что Дурак – это Марди Грасс.

– В каком смысле?

– В том смысле, что может стать любой картой. Или, ты играешь в три листа? А не играешь, так все равно запомни:

– Идет ко всем мастям.

– Так, так, так.

– Вспомнил?

– Если и вспомнил, то только в исторической памяти, а так пока еще не пойму, какая в этом для меня выгода.

– В общем, так, ты запомнил мой, точнее моё имя?

– Вильям наш… дальше забыл.

– Хорошо, щас придумаем псевдоним, который тебе легко будет запомнить. Ты из рабочих или из крестьян?

– Я инопланетянин.

– Шутки пока не уместны, говори правду.

– Если бы я ее знал, сказал бы точно, тем более тебе, друг.

– Ты любишь шарикоподшипники?

– Не то, чтобы да, но больше…

– Хватит, хватит демагогий, скажи лучше просто:

– Кто тебе больше нравится в серпе и молоте вместе взятых, именно серп, или только молот?

– Молот.

– Чем?

– Он тяжелее.

– А чем это лучше?

– Тут опять компания начинается по сдаче металлолома, его сдам – сразу зачет, а так серпами таскай – не натаскаешься.

– Зачем ты эту хренопасию плетешь?

– Ладно, тогда: серп. Хотя нет, я больше не хочу на деревню к бабушке.

– Значит молот, да?

– Естественно.

– Вот. Если тебе это имя ближе, то и зови меня тогда: Шарико-Подшипник.

– Это слишком сложно, я не запомню. Может просто как-нибудь.

– Как?

– Ну, токарь, или слесарь.

– Пусть будет токарь.

– Пусть. И значится: Вилли Токарь.

– Не надо светиться, токарь-мокарь, могут подумать, что ты немец. Просто:

– Вилли Токарев.

– Хорошо, это я запомню. Как грится:

– Эх, хвост-чешуя! Не поймал я ничего.

– А при чем здесь это?

– Я имею в виду, если спросят, отвечу: я иво не знаю.

– Вот это правильно. Мистификация – главное оружие пролетариата.

И значит, повтори, как ты меня узнаешь?

– Эх, хвост-чешуя… щас-с. Токарев Вильям.

– Не надо никаких Вильямов, могут подумать – Шекспир, а их много – я:

– Один.

– Вот ты и прокололся, мил человек, – подумал Васька. – Значит это Нин.

Но когда он приготовился и пришел на бой, то нигде не увидел ни Нина, ни писаря.

– Одно слово – Фрай – Человек Невидимый, – подумал Василий, и как раз пригнулся, чтобы пролезть под канаты. Он даже не обратил на это внимания, мол: – По барабану, канаты – так канаты – то же татами только без мягкости.

И точно: обули в перчатки.

– Боишься? – спросил секундант. Васька хотел ответить:

– Сам ты боишься, – ну, как обычно, когда нет времени на долгие размышления. Тем более, он заподозрил, что секундант – это Нин, хотя и узнать было бы невозможно. Он и не стал пытаться.

– Смотрю, – говорит, – против меня баба, в том смысле, что точно не инопланетянка: уж больно здорова. Но первый раунд продержался: бегал от нее, как заяц от медведя. Секундант сказал в перерыве:

– Гости.

– Что-с?

– Батька Махно с подругами прибыл, ради него несколько боев проводятся по системе: Бокс – бритый бобрик.

– А…

– Настояла его любимая жена Ника Ович. Она бывшая парикмахерша.

– Боксерша?

– Не думаю, просто по ассоциации со своими бывшими парикмахерскими прическами.

– Надо было сразу сказать.

– Я на подмене, и, следовательно, никому ничего не обязана.

– Ана? Вот из е нэйм?

– А тебе бы как хотелось?

– А нельзя просто: назвать имя и всё?

– Зачем? Будешь звать на помощь?

– Вполне возможно, хотя думаю, теперь, зная ее слабости, уложу прямо сразу, во втором раунде.

– Сонька Золотая Ручка.

Василий Иванович уже отошел, уже стукнулся перчатками с Никой, когда только понял, что Сонька Золотая Ручка из той же банды, или может быть, правильнее, армии Батьки Махно.

Обложили. Да разве тут выиграешь. И точно, получил удар справа в челюсть. Попытался зацепиться за воздух – не получилось. Упал головой в свой угол, под склонившееся лицо Соньки.

– Небось, небось, я тебя откачаю, мы должны выиграть у этой-этого Двуликого Януса.

Я поднялся и провел ППП – Переднюю Подсечку в Падении. Ника вылетела за канаты. Точнее, под них. И прямо в лицо главному судье соревнования Амер-Нази.

Начался диспут. Предлагаю тему! – заорал один парень. А одна девушка его поддержала:

– Я первая ее предложила:

22
{"b":"545654","o":1}