Встреча со старым и дорогим другом, по которому Ингрид так скучала, была пылкой, несколько минут он смотрели друг на друга, как влюбленные, пытаясь отыскать на лицах оставленные временем отметины.

— Вы по-прежнему красивейшая женщина по обе стороны океана, — воскликнул Охеда с искренней убежденностью. — Теперь я понимаю, почему бедняга капитан де Луна никак не может смириться, что потерял вас.... Вы знаете, что он заставил меня целый вечер простоять на табуретке?

— Как это? — удивилась Ингрид. — Расскажите.

Охеда поведал о тех событиях настолько остроумно и без какой бы то ни было обиды, что Ингрид не могла не рассмеяться, хотя рассказ и подтвердил ее страхи, что бывший муж никогда не забудет о мести.

— Значит, он вернется? — спросила она наконец.

— Боюсь, что да, — честно признался Охеда. — После того вечера я пытался его найти, втереться в доверие и убедить, насколько бессмысленна его твердолобость, но у меня ничего не вышло. Его ненависть просто иррациональна, а упрямство сравнимо разве что с упрямством нашего друга адмирала.

— Ну что ж, сожалею, — ответила немка. — Но боюсь, что он и в третий раз напрасно пересечет океан. Когда он будет здесь, я уже уеду.

— Уедете? — встревоженно повторил Охеда. — Куда?

— В Европу. Скорее всего в Мюнхен.

— Почему?

— Долго объяснять, да и незачем. Я потеряла иллюзии, это место и эта жизнь больше не стоят для меня того, чтобы остаться.

— Жаль это слышать.

— А мне жаль говорить, но это так.

Капитан, победивший больше чем в сотне дуэлей и в бесчисленных сражениях, но при этом преклоняющийся перед Богоматерью и всегда не по-солдатски глубоко чувствующий, подошел к кромке воды, а потом вернулся и со странной сосредоточенностью посмотрел на Ингрид Грасс.

— Вы ставите меня в трудное положение, — признался он. — Я ценю вас, как мало кого ценил в этом мире, и ваше счастье для меня едва ли не важнее, чем собственное, потому что я считаю вас самым благородным существом на земле. Поэтому даже не знаю, что сказать и как поступить в такую минуту.

— Ничего не нужно ни говорить, ни делать, — мягко ответила она. — Я очень хорошо вас понимаю и ценю, но, по большому счету, ваши слова уже не могут ни на что повлиять.

— Сомневаюсь.

— Я приняла решение.

— Знаю, — согласился он. — Потому и спрашиваю себя, имею ли право изменить вашу жизнь.

— Лишь я могу ее изменить.

— И я могу, сеньора, — хрипло произнес Охеда. — Я тоже могу изменить вашу жизнь, — он снова помолчал, как будто раздумывал, имеет ли право брать на себя такую ответственность, затем склонился к самому ее уху и добавил: — Так вот, знайте, сеньора, что во время нашего последнего плавания мы с де ла Косой исследовали берега одной прекрасной страны, которую местные жители называют Кокибакоа. Именно в этой стране я хотел бы поселиться навсегда, чтобы обращать в христианство ее народ и строить города, где индейцы и кастильцы могли бы жить бок о бок, а не как здесь, где все уже безнадежно потеряно.

— Так в чем же дело? — спросила она. — Поезжайте туда и оставайтесь. Я хорошо знаю, что вы всегда добиваетесь своей цели, но повторяю, ко мне это отношения не имеет.

— Нет, имеет, — не сдавался тот. — Так вот, во время нашего долгого путешествия мы наткнулись на огромный залив, где стояла красивая деревня, построенная на сваях, словно Венеция. Поэтому я, кстати и назвал ее маленькой Венецией, Венесуэлой, — после этих слов он опять замолчал, словно собираясь с духом, прежде чем произнести роковые слова: — Однажды туда приплыли на каноэ жители соседней деревни — и нисколько не удивились, увидев нас. Более того, они рассказали, что чуть больше года назад у них гостили чернокожая женщина и рыжеволосый гигант, а затем они отправились дальше на юг, в горы, и больше не вернулись.

Ингрид Грасс выслушала его, ни разу даже не моргнув, и спокойно поинтересовалась:

— Хотите меня убедить, что Сьенфуэгос жив?

— Я лишь хочу сказать, сеньора, что, если не ошибаюсь, еще год назад он был жив.

Немка подошла к кромке воды, немного поразмыслила, неспешно обернулась и уверенно посмотрела на своего друга.

— Ладно! — признала она. — Возможно, Сьенфуэгос жив и живет с негритянкой, но я не намерена ждать его еще семь лет.

Охеда выглядел удивленным.

— Вы сильно изменились, — сказал он.

Донья Мариана Монтенегро убежденно покачала головой.

— Нет. Я не изменилась. На сей раз я сама отправлюсь его искать.