Хорошо жить, не загадывая дальше, чем на пару часов вперед! Зато — свобода. Никаких тебе забот, всероссийский БОМЖ Вовка Верт! Это, когда мы с женой работали в многотиражке, она учинила такую подпись под фоткой. На фотографии шофер, утирающий руки ветошью, и подпись: «Никаких тебе забот, шофер 7‑го АТП, Петр Зайцев». Там должно было быть предварительное разъяснение, что Зайцев произвел полную техническую подготовку автомобиля и теперь на трассе у него не будет проблем. Но абзац по непонятной причине выпал, а оставшийся производил предсказуемое впечатление.

Я дотопал все–таки до «Баррикад». Около метро проблескивал луноход, поэтому я вывернул на Столярный переулок, перешел на противоположный от бани, где проходу не было от крутых иномарок, тротуар и, миновав училище, нырнул в ближайший дом. Первый подъезд был под кодом, второй — тоже, но в третьем интеллигентные жильцы уже выдернули из замка электронную начинку, дверь была приоткрыта.

Люблю дома сталинской постройки. Подъезды широкие, с площадками и настоящими объемными батареями на каждой. И даже, перед чердаком предусмотрена площадка, где я, естественно, и обосновался, прислонившись к жаркому чугуну спиной. Между ног я уместил газетку, аккуратно разложил припасы, но пришлось встать: без запивки, да еще в расслабленной позе, до сих пор не научился пить не разбавленный одеколон.

Кроме того, следовало приготовить горячую закуску. Холодная закуска — удел извозчиков, настоящие интеллигенты используют только горячую. Вряд ли стоит доказывать, что аббревиатура БИЧ свидетельствует о моей интеллигентности, пусть и бывшей.

Стакан у каждого, уважающего себя бича, как пистолет у Лимонадного Джо, — всегда наготове. А у меня — так целых два: стограммовая стопка для спиртосодержащих сурогатиков и обыкновенный, для благородных напитков; в который я тот час набухал пиво.

Одеколон в пищеводе не застрял, прокатился вонючим комом, подталкиваемый в тройную спину горьковатым шаром «Балтики‑6». Не знаю, возможно никаких комков и шаров там и не было, в физиологии пищеварения я — меньше, чем дилетант, но ощущения были именно такие — как от вонючего, огненного комка и благословенно горьковатого шара.

Эти стилистические изыски промелькнули у меня в голове и сменились благодатным умиротворением. Вечно сохнущий рот наполнился слюной, я вынул из горячих батарейных ребер беляши, куриную ногу, распластал луковку и начал с беляша. Курицу оставил напоследок. Вот ведь, детская привычка — оставлять вкусненькие кусочки на конец еды!

Запив трапезу последним глотком пива, я потянулся за сигаретами. они у меня находились в пластиковой коробочке от какой–то импортной гадости, и среди них, как я помнил, было два вполне приличных бычка.

Нет ничего лучше, чем после легкой выпивки и приличного ужина затянуться крепкой сигареткой. Я точно помнил, что один из бычков соверинг — прекрасный вирджинский табак из Англии. Но ни бычка, ни коробочку, в которую я складывал предварительно подсушенные бычки, на месте не было. Не было в кармане бушлата, не было в кармане ватных штанов, не было ни в одном кармане пиджака. Ума не приложу, где и как я ее ухитрился посеять? Не стащили же ее у меня?!

Я повозился, вставая, размял ноги и потопал вниз, на улицу. Я хорошо согрелся, взбодрился и чувствовал некий подъем. В любом случае совсем без курева ночь могла превратиться в кошмар. Да и выпивки не мешало бы надыбать про запас. Ведь через пару часов алкоголь выветриться, начнет потихоньку подступать трясучка. А я с похмела буду совсем вялый, трусливый. Сейчас хоть какая–то уверенность проявляется.

Я вышел на скользкий тротуар и пошел вдоль машин на противоположной от бани стороне. Это были те любители попариться, которым не хватило места на основной стоянке. Я смотрел под ноги и вскоре два солидных заграничных бычка лежали у меня в кармане. Подсушу их на батарее…

Эта приоткрытая дверца буквально уколола меня в сердце. Будто я почти выиграл в лотерее.

Я подошел ближе, оглянулся. Никого на улице не было. Как и в машине. Черный жук БМВ манил своим богатым содержимым.

Я сунул голову в щель и напряг слабые глаза. На сидение лежал сотовый телефон, рядом с ним — барсетка.

Я переборол желание схватить оба предмета и драпать. Вещи дорогие, за них могут покалечить. Лучше загляну в бардачок. Мне, в сущности, надо не много: курева, выпивки, пару долларов.

Бардачок открылся от легкого касания кнопки. Кошелька там не было. Как и сигарет или фляги с коньяком. Лежал там фонарик в форме авторучки. Вещь для ночного человека незаменимая. Давно мечтал о таком.

Я взял левой рукой фонарик, а правой пошарил в глубине. Ничего ценного рука не нащупала. Я закрыл бардачок и решился открыть барсетку. Бумажника там не было, а была очень клевая авторучка, не иначе — паркер. Я хотел взять эту авторучку и сделать ноги, но не смог двинуться. Что–то жесткое сжало мне шею, от боли я захрипел.

Дальнейшее не оставляло у меня сомнений. Сейчас меня бросят на асфальт и будут долго пинать. Надо принять позу эмбриона и закрыть голову руками. Но как он подошел, так тихо?!

Клещи на шее чуток разжались. Я, как и ожидал, вылетел из машины спиной вперед и грохнулся на спину. Теперь я видел карателя: он не обернулся ко мне, копался в машине, проверял, видно, что я успел стибрить.

В руке у меня был фонарик. Я сел и протянул обе руки вперед. «На, — думал я, — забери, только не бей!

Он вытащил голову из машины, повернулся ко мне и, вместо того, чтоб подойти, попятился. Я начал вставать. Я собрал наконец слабые ноги, встал, согнувшись от боли в пояснице, двинулся к нему, продолжая протягивать украденное. Тогда он, вместо того, чтоб взять фонарик, окончательно нырнул в машину и захлопнул дверцу.

Совершенно растерявшись, я направил фонарик в окно и нажал на кнопку. Мне казалось, что он чего–то не понял, или вообще не увидел в полумраке мой жест доброй воли.

Вместо луча света из фонарика вылетела какая–то искра, что–то шлепнуло, фонарик вырвался у меня из рук, чуть не оторвав палец.

Я продолжал ошеломленно стоять, уставившись на звездочку, образовавшуюся на стекле. Потом повернулся и побежал в сторону метро.

Я пытался бежать быстро, но гамнодавы скользили, да и страх сковывал движения. Так бегут во сне: медленно и плавно, будто в воде.

И, будто во сне, из ниоткуда появилась широкая тень, заслоняя мне дорогу и материзовываясь в плотного мужика в спортивной одежде. И этот мужик расставил руки, а я попытался затормозить, но совершенно расскользился и упал на правый бок.

Я попытался упереться левой рукой, чтоб встать, но в руке еще был проклятый фонарик. Бросить его было почему–то совестно, я попытался спрятать его в левый карман бушлата, он зацепился, что–то грузное свалилось на меня, и я, постанывая, пуская слюни, начала на карачках выбираться, выбрался и, стоя на карачках, посмотрел на это грузное.

Это был тот мужик в спортивном. Он лежал лицом вниз, в его позе было некое умиротворение, какая–то игрушечная нарочитость. Живые так не лежат!

Я встал и прижался спиной к фонарному столбу. Фонарь мигал, реальность вокруг то проявлялась, как фотоотпечаток в ванночке, то исчезала. Мужик лежал, напоминая ватную игрушку гигантских размеров. Чуть вдали стояла БМВ, черная и беззвучная. Очень хотелось выпить. И закурить.

Совершенно не осознавая своих действий, я наклонился над мужиком, перевернул его на спину и потрогал веки. Глазные яблоки под веками не пульсировали. Никаких следов ранения на мужике не угадывались, хотя до меня замедленно доходило, что был выстрел и что выстрел этот произведен не мной.

Желание выпить и закурить окончательно задавило страх. Я пошарил по карманам его спортивной курточки, вынул пачку сигарет, продолжил обыск. В нагрудном кармане обнаружилась пачка ассигнаций, но это были не доллары и не рубли. Я спрятал деньги к себе за пазуху, протянул руку к поясу спортивных штанов. Рука наткнулась на нечто твердое. Даже не ощупывая, я догадался, что это пистолет. Тогда я охлопал его штаны, ничего там не обнаружил, вынул из открытой кобуры оружие, сунул его к деньгам и направился к машине. Терять мне было нечего. Из существования бродяги я неожиданно попал в мир бандитов.