Сара взяла протянутую чашку.

— Долго еще до окончания ремонта? — спросила она, желая сменить тему, и посмотрела на сводчатый потолок над его столом. У Адама Грегори был самый сногсшибательный офисный потолок в мире. На самом деле ей хотелось узнать, как долго он еще пробудет здесь. Но нельзя же так прямо спрашивать.

— Основной проект близится к завершению. Мы закончим меньше, чем через две недели.

Заметил ли он ее разочарование?

— Но это всего лишь первая фаза. Придется тебе еще долго меня терпеть. Закончив первую фазу, мы сразу же перейдем ко второй — преобразуем придел Богоматери в дальнем конце нефа в изолированные художественные мастерские, и еще там будет ресторан. — Он сделал еще один глоток. — По умеренным оценкам, это отнимет еще год.

Сара отвела взгляд, не желая раздумывать над тем, почему при мысли о том, что Адам пробудет здесь еще год, на душе у нее стало так радостно.

— Нам не помешает хороший ресторан, — заметила она.

— Что ты делаешь в обеденный перерыв?

Сара подняла голову.

— Это намек?

Он покачал головой.

— Нет, вовсе нет, просто я хотел заехать в багетную мастерскую и забрать свою картину. Не хочешь съездить со мной? По дороге могли бы съесть по сэндвичу.

Сара зарделась; это было очень заманчиво, но все же неправильно.

— С удовольствием, но боюсь, я уже обещала заехать в школу и рассказать, как прошло собеседование.

Он пожал плечами.

— Значит, в другой раз?

— Конечно. — Ей пришло в голову, что когда она начнет работать в художественном центре, они будут видеться каждый день, и отчего-то при этой мысли у нее резко поднялось настроение.

Она ступила на опасную территорию.

Поймав его взгляд, Сара ощутила маленький электрический заряд, проскользнувший между ними, острое, напряженное и непреодолимое притяжение. Сара поставила чашку на край стола: она не выпила и половины.

— Думаю, мне пора.

Их взгляды снова встретились, и по спине пробежали мурашки. Она повернулась к двери, желая, чтобы он окликнул ее, и одновременно боясь этого до смерти.

Так прошла пятница: успешное собеседование в центре святого Варфоломея, потом в школу, сообщить хорошие новости и написать официальное заявление об увольнении из «Уайтфрайарз». Ее уход совпал с началом летних каникул. Она планировала посвятить все свое свободное время организации летней выставки и разработать схему занятий для детей моложе двенадцати лет на время летних каникул. В оставшееся время Сара наблюдала за Крисом и усиленно старалась не влюбиться в Адама Грегори.

Когда Крис наконец включил телефон, на автоответчике было восемнадцать сообщений. Немногие из них были понятны. Иногда в трубку просто дышали или раздраженно визжали, и только он подумал, не стереть ли их все, как следующее сообщение оказалось от женщины, которая хотела очистить внутренний дворик от водорослей и подровнять живую изгородь из боярышника, чтобы устроить там беседку. Затем последовали очередные вздохи и визги и два сообщения от какого-то мужчины, который просил Криса порекомендовать ему хорошего специалиста-дендролога.

Каждый день Крис делал круг в несколько миль, лишь бы не проезжать мимо дома Дженни в Хэйрхилле, избрав обходной путь и словно обозначив периметр эмоционально запретной зоны. Теперь ему приходилось не только лгать из-за своей ошибки, но поменять из-за нее всю свою жизнь. Он не разговаривал с Сарой, не подходил к телефону дома, игнорировал детей, и когда один из субподрядчиков окликнул его по имени, чуть было не побежал к фургону, чтобы спрятаться.

— Все они одинаковые, — изрекла женщина с заправки, подливая Дженни джина с горьким лимонадом. На донышке бутылки осталась самая малость. — Говорят, что любят, а потом бросают.

Дженни хмыкнула.

— Я думала, что Крис не такой.

— Мы всегда думаем, что они не такие, — вмешалась Нита из кулинарии, встряхнув пакетик со свиными шариками, чтобы они как следует обвалялись в соли на дне пакета.

С момента единственного и прекрасного дня страсти прошло немало времени, Дженни уже преодолела стадию истерики и теперь, обиженная, униженная и уязвленная, вступила в менее болезненную, менее длительную и более захватывающую стадию выздоровления. Ее убивало, что Крис не позвонил после того случая. То, что Тони не сошел с ума от ревности и не приполз домой на карачках, как ни странно, задело ее не так сильно.

Слегка пошатываясь, Дженни направилась к туалету. Из-за бара ее позвала Джез, барменша.

— Эй, Дженни, тот парень, с которым ты была здесь на днях, Крис, так и не приехал, чтобы забрать свой приз, так что я сунула его в морозильник.

Дженни вытаращилась на нее.

— Что ты сделала?

— Когда ты была с ним у нас на прошлой неделе, он выиграл свежую курицу. Ну, тогда она была свежей, а теперь замороженная. Я звонила ему пару раз, но он так ее и не забрал. Может, возьмешь ее и передашь ему?

На минутку Дженни задумалась: под влиянием избытка джина «Гордонс» в ее голове созрел план.

— Да, так я и сделаю, — ответила она. — Только не доставай ее из морозильника, пока я домой еще не собираюсь.

Джез закатила глаза.

— Ты что, думаешь, что я достану ее и положу на столик? Только не забудь. Хозяйка уже ругается, что она занимает так много места. Говорит, что если он и дальше не намерен ее забирать, она возьмет с него плату за хранение.

— Так, — пробормотала Сара, думая вслух и проводя пальцем по списку на магнитной доске. Она обдумывала программу действий на сегодня. — Купить в винном магазине стаканы, зеленые салфетки, плавающие свечи, погладить платье.

За ее спиной стоял Чарли, засунув в рот большой палец, и изумленно смотрел на нее, завороженный длительным перечислением.

— Погладить платье? Оно любит, когда его гладят?

Сара улыбнулась.

— Кто же не любит.

Стояло раннее утро четверга. Прошло чуть больше двух недель с тех пор, как Крис переспал с Дженни Бек, и один день с тех пор, как Дженни забрала из «Барашка» замороженную курицу. Сегодня должен был состояться закрытый просмотр первой летней выставки в центре святого Варфоломея; Сара была взволнована, довольна и полна нетерпения, и, конечно, очень занята.

Чарли, одетый в школьную форму — серые шорты и белую рубашку-поло, — отчего-то решил повторять ее слова, как молитву, и шепотом бормотал: «Стаканы, салфетки, свечи, платье».

Мэтью все еще был наверху, принимал душ; где пропадал Джек, одному богу было известно, хотя Сара очень надеялась, что он уже проснулся, — сегодня утром на перепалки времени не было. Она должна была пораньше приехать в школу, чтобы помочь с костюмами для спектакля у пятиклашек. Они изображали Ноев ковчег — слой поливинила на бивнях и запасные оленьи рога сохли на холодильнике. Сара с грустью взглянула ни них: когда она начнет работать в художественном центре, ей будет не хватать ее наивных зверей из папье-маше и ребяческого чувства радостного предвкушения сказки. Но сейчас ей приходилось прилагать безумные усилия, чтобы сохранить равновесие, и не только на работе.

На другом конце кухни, сгорбившись над газетой, сидел Крис. Вид у него был притихший, но в последнее время вид у него всегда был такой. Сара понимала, что в глубине души он рвет и мечет от злости, хотя ни за что бы не потревожила эту иллюзию безмятежности.

Когда он думал, что она на него не смотрит, то на лице у него появлялось жутковатое, затравленное выражение. Он то огрызался и рявкал на домашних, то замыкался в себе так, что до него было не достучаться. Сара сомневалась, что ей хочется подобрать ключ к его замку и узнать, что его так терзает. Она боялась того, что может ей открыться.

— Когда ты будешь дома? — спросила она.

В последние пару недель Крис приходил домой все позже и позже, будто желал свести время, которое они проводили вместе, к абсолютному минимуму. Сначала она думала, что он торчит у Дженни, но он возвращался грязным и измученным, будто с помощью тяжелой работы пытался изгнать терзавших его душу демонов.