Саре стало очень неуютно. Все это время она лишь кивала Дженни. За их спиной, в заросшем саду, мальчики уже затеяли игру в футбол.

— Мне очень жаль, — смущенно проговорила Сара, ломая голову, как бы поскорее завершить разговор, чтобы не обидеть Дженни. — Чем занимается ваш муж?

— Мистер Креветка.

— Что?

— Это его торговая марка. Нарисована у него на фургонах. Он торгует живой рыбой, креветками, рыбными палочками, готовыми блюдами из морепродуктов. Моя сестра говорит, что в последнее время он занялся обезвоженными продуктами. Наверное, у его новой пассии есть связи: «Взвешивай и экономь» на колесах. — Дженни Бек воздела глаза к небу. — Так что я понимаю, что тебе приходится переживать, — сказала она. — Я привезу Джека к девяти, о’кей?

Сара с облегчением забралась обратно в машину. В ее отсутствие Чарли расковырял дырку на заднем сиденье и добрался до пакета с кремовыми пирожными.

— Дедушка все еще мертв?

— Да, милый. Насколько мне известно, если кто-то умирает, то это навсегда.

— А бабушка? Она тоже умерла?

Сара посмотрела в зеркало и съехала на боковую тропинку, чтобы повернуть направо.

— Нет, нет, она была здорова, Чарли, по крайней мере, когда я разговаривала с ней полчаса назад, все было хорошо.

Сара часто удивлялась тому, как работает женское мышление. Все ее знакомые женщины способны делать одну вещь, думать совершенно о другом, и при этом сохранять часть мозга свободной для того, чтобы объяснять вселенские истины маленьким детям. Она помнила, что ее мать делала то же самое, но не понимала, когда сама научилась этому: возможно, это умение незаметно приходит с наступлением зрелости?

Рядом, под пассажирским сиденьем, лежала сумочка, щетка для одежды, коричневый скотч, с помощью которого она надеялась удалить кошачью шерсть, если не поможет полотенце, которое она положила на сиденье, вместе с приглашением на вечеринку и запиской, как добраться до дома Моники. Она взглянула на часы. Мало того, что она опаздывала, так пыльный грязный фургончик «Астра», тащившийся впереди на скорости вдвое медленнее положенной, явно что-то потерял и через каждые пару ярдов жал на тормоза или переключал скорость. На шоссе, напоминавшем змеиный хвост, с крутыми поворотами и припаркованными по обе стороны машинами, обогнать его было невозможно.

— Что если она умерла после того, как ты позвонила? — предположил Чарли.

— Тогда мы позвоним папе, и он приедет в фургоне и заберет вас. Бабушку положим сзади, а я… Черт!

Фургончик резко и очень неожиданно притормозил.

— Чертов придурок! — закричала она. — Оставь свою долбаную машину и иди пешком! Ты… ты…

Из кабины вышел длинноногий водитель. Ему было лет двадцать восемь — тридцать, пышная копна соломенно-золотистых волос доставала до широких загорелых плеч. На нем был джинсовый комбинезон, надетый на голое тело. Увидев ее машину, остановившуюся в трех футах от заднего бампера «Астры», он улыбнулся. Засунул руки в карманы и направился к ней. Он был умопомрачительно, головокружительно красив. Сара опустила стекло и сделала CD-плеер потише.

— Извините, — произнес он приятным бархатным баритоном. — Я безнадежно заблудился. Вы не подскажете, как проехать на Керсли-роуд?

Сара проглотила комок в горле, глядя, как он с доброжелательным видом облокотился о крышу ее машины. От него чудесно пахло: солнечно-ветреный аромат с примесью мускуса и ванили. Она видела, как он смотрит на ее ноги.

— Мама сказала, что ты чертов придурок, — своевременно заметил Чарли с заднего сиденья.

Сара громко откашлялась:

— Керсли-роуд? Я не очень хорошо знаю этот район, но по-моему, это у подножья холма, после маленького разворота.

Он подмигнул ей.

— Отлично, спасибо. — Потом замолк и пристально посмотрел ей в глаза. — Извините, что задержал вас. — Его взгляд медленно скользнул в вырез черного платья. — Вы мне очень помогли. Увидимся.

Он уехал, и Сара со свистом выпустила воздух из легких.

— Вот это да, — пробормотала она, закрывая окно и разговаривая сама с собой. — С ума сойти, какой красавчик.

— Где? — сказал Чарли, нетерпеливо выглядывая из-за сиденья. — Какой-то красавчик сошел с ума?

Мать Сары была в сарае на заднем дворе: пересаживала свою коллекцию кактусов.

Она взглянула одновременно на Сару и мимо нее.

— Ну, что там у тебя? Какая-то вечеринка?

Почему мне всегда хочется перед ней оправдываться, подумала Сара, заталкивая Чарли и его мешок с сокровищами внутрь.

— Да. У Моники новоселье.

Мать приподняла очки и еще раз смерила ее взглядом.

— Ты что с волосами сделала? — Она на минутку задумалась. — Моника? Моника Карлайл? Я думала, она за границу переехала. Она же вроде вышла замуж за иностранца?

— За торговца коврами из Ливерпуля.

— Так я и думала. — Опустив очки на нос, она выложила на газету кактус, похожий на подушечку для булавок. — Ты же знаешь, я люблю, когда меня предупреждают заранее. — Она махнула головой в сторону Чарли. — Не то чтобы я была против, но вдруг я собралась бы куда-нибудь пойти вечером?

Сара набрала воздуха в легкие: ее мать редко отваживалась даже шагнуть за собственную калитку.

— Извини, мне срочно понадобилось его пристроить. Крис…

— Разумеется, — оборвала ее мать, — твоя сестра Элис и Роберт всегда предупреждают меня как минимум за две недели. Они с Робертом уехали на долгий уикенд с друзьями. В Озерный Край. На этот раз взяли детей с собой, иначе я не смогла бы посидеть с твоим Чарли. Вот уж представить не могла, что из вас двоих Элис вырастет самой разумной. Она стала такой организованной. В детстве была жуткой растяпой. Но кто бы мог подумать, что она выйдет за Роберта?

Сара прикусила губу. В самом деле, кто бы мог подумать? Ее младшая сестренка Элис вышла за божественного Роберта, влиятельного богача, который должен был надевать в офис приличный костюм и ездить на работу на электричке. И ее мать теперь была уверена, что Элис и Роберт — почти что ангелы небесные, и эта иллюзия усугублялась тем, что парочка крайне редко показывалась ей на глаза. Обычно взаимное восхищение выражалось по телефону в воскресенье вечером, по окончании «Хвалебных песен».

Лишь один раз дети Элис — Симона и Квентин, оставались с бабушкой. Изредка божественный Роберт и святое семейство приезжали на чай по воскресеньям, но никогда не задерживались дольше, чем на два часа. За это время дети так неестественно хорошо себя вели, что Саре приходило в голову: не накачала ли их Элис наркотиками.

Мать сверлила ее взглядом.

— Разве к этому наряду не полагаются брюки?

Крис Коулбрук откинул со лба прядь влажных волос и облокотился о лопату.

— Ну что, Барри? Еще пару заходов, и хватит?

Позади них бурлила, фыркала и захлебывалась цементная смесь. Барри утрамбовывал дорожку, разравнивая океан волн. Он задумчиво посмотрел на вязкие гребешки и оставшийся отрезок каменной кладки и металлического каркаса.

— Да, еще два, и хватит. Неплохо получается, да? Я сбегаю на задний двор, принесу еще доску настила.

Крис надул щеки. Было жарко, спина и плечи болели: Барри взял напрокат бетономешалку, и приходилось закидывать гравий, песок и цемент лопатой в ее раскрытую утробу. Даже по очереди это было тяжко. Футболка намокла и прилипла к коже.

— Выпить хочешь? — спросил Барри, пробираясь по мостику из досок, который они настелили поверх свежего бетона.

— Не то слово. Пивоваренный завод осушил бы одним залпом.

— Пива?

Крис кивнул. Они с Барри вместе работали в торговле, до того, как Крис решил, что хочет заниматься любимым делом. И открыл лет пять назад собственный бизнес по ландшафтному дизайну. Было нелегко, Саре и детям приходилось туговато: обходились без отпусков, без дорогих покупок. Но игра стоила свеч. Без сомнений.

Барри перегнулся через окно кухни и выудил из раковины две банки пива.