Поэтому, чуть позже, когда они с Крисом целовались, обнимались и распалялись все сильнее, свернувшись калачиком на диване, и делали все то, чем бы она никогда не подумала заниматься со своим мужем, Дженни с легкостью выложила ему все о Саре и Лео, в сокращенной форме, разумеется, ведь ей хотелось пощадить его самолюбие. Она с легкостью налила им по бокалу вина, чтобы смягчить его растущее чувство вины и впечатление от зловещих историй о том, что всем уже давно известно, что происходит между Сарой и Лео, только он один ни о чем не подозревает. И, проводя пальцами по густым темным курчавым волосам на его груди, Дженни сама поверила каждому своему слову — ну, почти каждому.

Тем временем в приходском доме Лео Бэннинг в одиночестве сидел в своем кабинете. Половицы старого дома поскрипывали и трещали, как больные суставы, измученные жарой долгого летнего дня. Через приоткрытую дверь из холла доносилось успокаивающее тиканье больших часов, стоявших на страже в прихожей и отсчитывающих минуты ночного времени.

Часы подарила ему мать, когда он закончил богословский колледж, торжественно вручив ему фамильную ценность, передававшуюся от одного поколения к другому, символизируя наступление строгой зрелости. Он скучал по матери. Кроме того, тогда ему подарили два ящика розового шампанского, немереное количество копченого лосося и таймшер на маленькую виллу в Греции.

Как давно это было? Он стал вспоминать, и число прошедших лет показалось ему настолько внушительным, что он прекратил считать.

Лео сидел так уже очень давно и смотрел на телефон. Он думал; вспоминал старых друзей, старые добрые времена, случайные происшествия в жизни, которые всплывают на поверхность после того, как излишек бренди высвободит сознание.

Гарри наверняка еще не спит, без сомнений. Скорее всего, гуляет где-нибудь с Пипом и Бруки. Ночная жизнь — их естественная среда обитания.

Лео подлил в бокал для бренди остатки хорошего коньяка и покрутил бокал в руке, глядя, как кусочки льда ударяются о хрусталь. Гарри, наверное, сейчас в клубе или дома, свернулся калачиком на диване, необязательно в одиночестве. И что он ему скажет, если сейчас позвонит и застанет Гарри дома? Что ему одиноко? Что ему отчаянно хочется поговорить с кем-то, кто хорошо его знает, кто все еще его любит? Что он скучает по нему? Что, хотя время, безусловно, лучший целитель, горе оставляет в душе длинный белый шрам, который никогда не заживет.

Янтарная жидкость прилипала к стенкам бокала. Он сам выбрал это убежище в дикой глуши, сам облачился во власяницу, и теперь едва ли стоит жаловаться на то, что все произошло именно так, как он себе представлял.

Не стоит ему так много пить. От алкоголя он становится сентиментальным, и это совершенно ни к чему после столь успешного вечера. Вдруг он подумал о Саре Коулбрук. Милая женщина, он не понимал, почему они раньше не встретились. Было бы здорово работать с таким человеком в центре святого Варфоломея: ее энергия заражает его. Потом он подумал об Адаме Грегори и о том, как Адам Грегори смотрел на Сару Коулбрук, и отчего-то ему стало грустно.

Он уставился на кусок льда, сияющую жидкость в бокале и поставил бокал на кофейный столик, рядом с фотографией в рамке. На снимке были Тим, Гарри, Бруки и Пип, в чудесный летний вечер в Греции, бог знает сколько лет тому назад. Не притронувшись ни к бокалу, ни к телефону, он поднялся в спальню.

Саре снилось, что они с Маком танцуют до потери сознания в огромном зале церкви святого Варфоломея, а Лео Бэннинг с Адамом Грегори хлопают в ладоши, отстукивая ритм, и изумленно смотрят на них. Крысолов с деревенских танцев выкрикивает фигуры и повороты, а Мак кружит ее вокруг себя. Она была рада снова увидеть заводилу, хотя теперь у него отчего-то были маленькие козлиные рожки, которые выглядывали из-под шапки густых черных кудрей и очень ему шли. Он помахал рукой и завертелся в танце.

Крису снилось, что он сидит за столом у себя на кухне и ждет, пока ему подадут ужин. Было темно и сумрачно, и еду почему-то все не несли и не несли. Он не мог вспомнить, кто ему готовит и что сегодня на ужин. И не мог понять, куда подевалась Сара. Только он было подумал, что все про него забыли, как откуда ни возьмись появилась Дженни Бек и сказала ему, что все будет в порядке. Тони Креветка угостит всех жареной рыбой с картошкой.

— Тебе придется заплатить, разумеется, — заявила Дженни, встряхнув салфетку и повязав ее ему вокруг шеи тугим узлом. Она наклонилась ниже, он почувствовал цветочный аромат ее духов и понял, что она пригласила его не только на жареную рыбу.

Монике Карлайл снилось, как она плывет на юг Франции на красной парусной яхте. А Маку не снилось ничего — он так напился, что не смог доползти до коттеджа и уснул в шезлонге в зимнем саду, похрапывая и ворочаясь, как веселый маленький поросенок.

Лео Бэннинг долго не мог уснуть. Когда же наконец погрузился в сон, ему приснился снег, такой белый, что болели глаза, затвердевший на поверхности, словно поджаристое безе, и такой глубокий, что казалось, невозможно и опасно пройти по нему к тому месту, где стоял Тим: Тим, Гарри и остальные. Когда же Лео наконец добрался до того места, обливаясь потом, изнывая от усталости и злости, Тим пропал. Он словно испарился.

Лео проснулся на несколько секунд и невидящим взглядом уставился в темноту. Ему было грустно, но в то же время он чувствовал облегчение, что ему не приснилось что-то более натуралистичное. Похоже, его сознание решило слегка приукрасить жестокую реальность.

Адаму Грегори снилась Сара.

Ранним утром в пятницу Крис проснулся вроде бы в хорошем настроении. Оно длилось примерно пятнадцать секунд: ровно столько потребовалось, чтобы перекатиться набок, открыть глаза и увидеть маленькое черное платье Сары, перекинутое через спинку стула у кровати. Платье было ключом к событиям прошлого вечера, и одно за другим они вылезли на свет. Все, о чем он думал, все, что он видел, все, что он подозревал и в чем чувствовал себя виноватым, всплыло в роскошных красках, как в фильме.

Он покосился на Сару, которая свернулась калачиком, лежа к нему спиной. Ее темные волосы спутались и закрыли лицо, тронутое легким загаром. Несколько секунд он наблюдал, как ее плечи ритмично вздымаются. Она крепко спала.

Крис был очень обижен и очень зол. Было непросто сложить вместе части головоломки. Он не понимал, как получилось, что в их жизни с Сарой наступил такой странный момент.

Мысли проносились в его голове, как штормовые тучи, но все они казались ему какими-то нереальными. Будто он проснулся в параллельном мире, где был совсем другим человеком. Посмотрев на будильник, он понял, что до того, как все проснутся, еще есть полчаса. Крис глубоко вздохнул: ни к чему лежать и раздумывать о своей несчастной жизни. Он вылез из-под одеяла. Неосторожно, резко, нарочно, чтобы потревожить Сару, разбудить ее, вырвать из безмятежного небытия, где нет чувства вины, в тот мир, где, как он думал, все было по-другому. Но ничего не вышло: Сара засопела, заворочалась и опять уснула. Крис замер на пару секунд у кровати, раздумывая, не забраться ли опять под одеяло и не попробовать встать еще раз.

Вода в душе была чуть теплой. Он давно собирался починить нагреватель, хотя, может, дело было в термостате, но какая разница, все равно у него не было времени. Может, подумал Крис, вытираясь полотенцем, он так и не починит его никогда, может, он навсегда останется сломанным. При мысли об этом настроение у него не улучшилось.

Возможно, Крис испытал бы извращенное удовольствие, узнав, что все-таки разбудил Сару, отгоняя фургон в глубину сада, но к тому времени, как она проснулась, Крис уже ехал по дороге через деревню к объездному шоссе.