— Ну как? — спросил Гарри, плотно закрыв дверь.
Лео вздохнул.
— Вот уже не знаю, смеяться ли мне, плакать или материться.
Гарри откусил большой кусок булочки.
— Я всегда предпочитаю богохульства: что-нибудь короткое, смачное и англосаксонское. Что бы мне на самом деле хотелось узнать, придется ли похищать тебя, спрятав на заднем сиденье джипа, под промасленным куском брезента, и включив фары, и будут ли сотни назойливых папарацци стучать в ветровое стекло и умолять меня дать им интервью. — Он разыграл эту сцену в лицах перед воображаемыми зрителями.
Лео устроился в кресле по другую сторону камина.
— Фулбрайт думает, что у меня роман с Сарой Коулбрук. Помнишь, той женщиной, с которой я познакомил тебя на барбекю? Такая обаятельная девушка. Судя по всему, ему звонили.
Гарри вытаращил глаза, подавился и закашлялся, забрызгав настоящий георгианский камин влажными крошками пирога.
— Ты что, серьезно?
Лео покачал головой и засмеялся тихим сдавленным смешком, который сдерживал всю дорогу после аудиенции у епископа Фулбрайта. За первым смешком последовал второй, затем еще один, и когда миссис Вайн вошла в комнату со свежезаваренным чаем, она стала свидетельницей непривычной сцены. Двое обычно уравновешенных мужчин среднего возраста хватались за животы в приступе хохота; их лица покраснели, они корчились и хватали ртом воздух, по щекам текли слезы.
Она поставила поднос и с притворным неодобрением покачала головой:
— И что мне с вами делать? Что бы сказал епископ Фулбрайт, если бы он вас сейчас увидел?
При этих словах смех перешел в истерику.
С невозмутимым выражением лица миссис Вайн вернулась в кухню. Она была рада, что Гарри приехал. Несмотря на предстоящий воскресный ланч, в последнее время викарий выглядел усталым и замкнутым. Подходящая компания приободрит его как нельзя лучше.
Дома в Хивдоне Сара накрыла на стол. Один, два, три, четыре, пять. Она считала вслух, расставляя тарелки для людей, которых любит больше всего на свете, или любила; для людей, которых она знает лучше всех на свете, или знала. Столовые приборы и стаканы, толстые хлопчатобумажные салфетки, из-за бесчисленных стирок выцветшие из ярко-оранжевого до песочного цвета, корзина с фруктами в центре. Замечательный стол. Похож на одну из картин, которые она отвезла в багетную мастерскую.
Когда все это будет позади, можно снова начать рисовать. Сара задумалась, почему ей в голову пришла эта мысль. Но прежде она представила себе, как с чувственным наслаждением проводит широкой кистью из щетины по новому холсту, как соскабливает и разглаживает мастихином густую краску, почти вырезая картину из основного слоя. Как она могла забыть, какое душевное удовольствие приносит живопись; от мысли о рисовании или от запаха жареного лука у нее потекли слюнки. Мысль потускнела и испарилась так же быстро, как и возникла.
На улице, во дворике, прилегавшем к двери черного хода, плескался в лягушатнике Чарли. Он наливал воду из кувшина в миску, а потом в дуршлаг, пытаясь уговорить кота поиграть с ним. С верхнего этажа доносился сумасшедший грохот магнитофона Мэттью; внизу, в гостиной, Джек смотрел телевизор. На первый взгляд все казалось абсолютно нормальным. Она посмотрела на часы. Надолго еще задержится Крис? Стоит ли его подождать, ведь если они поужинают без него, он может посчитать это гнусным предательством.
Помешивая соус для спагетти, Сара услышала, как по гравию проехал фургон, и почти в тот же момент в душе ее словно намертво захлопнулась дверь. После чего ее окатило горячей и ледяной волной, будто она стояла на жаре на сквозняке.
Через окно Сара наблюдала, как Крис быстро идет к дому. Она прищурилась, выискивая знак, симптом, который скажет ей все, что нужно знать, но ничего не увидела.
— Папа, папа, посмотри на меня. Смотри. Смотри! — Сара услышала шум и бульканье переливаемой воды.
— Здорово, — произнес Крис. — Осторожно, не поскользнись, Чарли. Я выйду и высушу тебя, если у мамы чай готов.
— Привет. Вкусно пахнет, скоро будем ужинать? — спросил он, заходя через дверь черного хода. Он бросил куртку на стол, открыл холодильник, достал банку колы и дернул кольцо.
Сара не сводила с него глаз. Пристально смотреть на человека, который так долго был частью ее жизни, и при этом осознавать, что она совсем его не знает, было жутковато.
На другом конце кухни Крис захлопнул дверцу холодильника ногой и взял бесплатную газету. Сара подумала: может, он специально решил не смотреть на нее, не встречаться с ней взглядом?
— Мы как раз тебя ждали, — осторожно произнесла она. — Как прошел день? — Что она должна говорить? Может, спросить его, что происходит, внимательно посмотреть ему в глаза — вдруг там до сих пор отражается Дженни Бек? Как ей найти доказательства? И почему она не может ничего понять по его лицу?
— Неплохо. Жара страшная, правда. — Он не отрывал глаз от газеты. — Пойду-ка я наверх, приму душ, если ты не против. Я потный, как свинья.
Сара пожала плечами.
— Ради бога, чистые полотенца в спальне.
Она специально не сказала «в нашей спальне». Интересно, как долго они будут поддерживать иллюзию брака, отношений, что существуют лишь на поверхности, боясь заглянуть под внешний слой, опасаясь того, что затаилось на большой глубине. Сара поежилась и выложила пасту из пакета в кастрюлю.
Когда она сливала пасту, Крис спустился. Мальчики заняли места за столом, Сара раскладывала спагетти по тарелкам. У нее было такое чувство, будто это их последний ужин.
Сара знала, что соус получился вкусный, но для нее он был как жидкие опилки. Они ели, и Сара рассказала Крису, что отвезла картины в мастерскую. Он рассказал, как они укладывали торф и сажали деревья в Норвиче. После чего, со множеством красочных деталей, махая руками, Чарли описал приключения, которые произошли с ним и Мэтью по дороге в школу.
Джек собрал остатки густого томатного соуса кусочком французского батона и подождал, пока Чарли закончит свой рассказ.
— Можно я после ужина пойду к Питеру?
— Нет! — крикнули Сара и Крис в унисон. И в этот момент их взгляды встретились, и Сара поняла, что знает правду, и Крис это видит, и если они поговорят сейчас, встанут из-за стола, выйдут на солнце и скажут все то, что необходимо сказать, то сумеют ухватиться за каменистый край пропасти и выбраться наверх.
Но вместо этого Крис почти мгновенно отвел глаза, повысил голос и прорычал:
— Немедленно иди наверх и делай свою чертову домашнюю работу. Только и делаешь, что шляешься по дружкам. Шатаешься без дела весь день. А ты убери свою улыбочку, Мэтт, можно подумать, ты лучше него. Оба гребаные лодыри.
Все вытаращились на него. Это было возмутительное обвинение двум мальчикам, которые весь предыдущий вечер убирали, чистили и разбирали мусор, который Крис сам же и навалил на заднем дворе, и которые намного больше помогали по дому, чем сам обвинитель. Придя с работы, Крис обычно принимал любимую позу перед телевизором с пультом на коленях. Сара была в бешенстве, что он так обращается с мальчиками, но не нашла в себе силы сказать правду. И все промолчали.
— Мороженое есть? — спросил Крис, отодвигая тарелку и вставая из-за стола. — Хотел посмотреть новости по телику.
Сара еще раз взглянула на часы: новости давно кончились, но у нее не было сил спорить с ним.
У выхода он обернулся.
— Да, вечерком я собирался заехать к Барри и завезти планки для забора. Я ненадолго. Ладно?
Нет, не ладно. Терпение Сары было на пределе. Мальчики остались за столом, а она пошла к морозильнику и на автопилоте разложила по тарелкам ванильное мороженое. По природе она никогда не была ревнивой и не была собственницей, но сейчас ужасный червь въелся в ее спину, разъедая, царапая и кусая ее плоть. Сара попыталась разобраться в своих чувствах и поняла, что ее обуревает чудовищная ледяная злоба.
Как может Крис быть таким идиотом? Неужели он на полном серьезе положил свою семью на одну чашу весов, поставив на другую Дженни Бек, непонятно чем его привлекшую? Или она должна ничего не видеть и не обращать внимания? Сара полила мороженое малиновым соусом: блюдо напоминало сцену кровавой резни.
