— «Хор.» да «отл.», — говорил Илья Матвеевич, перелистывая ее странички.

— А помнишь, Алешенька, — сказал Александр Александрович, — как мы к тебе в «знатный» день приходили?

— Ну и вспомнил, дядя Саня! — Алексей смущенно покосился на Катю. — Нашел что вспоминать.

— А как же не вспомнить? За портретами, парень, гнался. Книжонка–то эта про тебя лучше говорит, чем портреты.

В разгар пиршества пришли дед Матвей и Костя.

— Объясняй, — заговорил дед Матвей, — как там у вас в университете? Меня по заочному примут?

— Тебя — не знаю, — ответил Алексей шутливо, в тон ему, — а вот… — Он посмотрел на Илью Матвеевича — тот сидел серьезный, покручивал бровь, — и Алексей не закончил.

Зина молча слушала разговоры, всматривалась в каждого из Журбиных. Они любят пошутить, но разве от этих шуток семейная поступь становится менее твердой? Упрямо идут Журбины своими путями. Вот Алексей… он закончил первый курс института. Вот Костя… он ходит три раза в неделю в вечерний техникум… Его Дуняшка тем временем занимается на курсах мастеров. Вот Илья Матвеевич — по–прежнему ее, Зинин, студент. Он учится, не рассчитывая ни на какие дипломы, — «для себя», чтобы не отставать от жизни, от техники, от молодых, чтобы идти вместе с ними, с молодыми, до глубокой старости. Вот ее Виктор. Он тоже не думает пока ни о каких дипломах, но сколько книг перечел! Историю, литературу он знает, пожалуй, лучше Зины, окончившей десятилетку и институт. Он никогда не хвастается, не щеголяет этими знаниями, они у него для понимания людей, жизни, событий. С каждым днем Зина раскрывает в Викторе всё новые и новые качества, с каждым днем любит его все больше. А когда есть любовь — как хорошо жить и работать, насколько легче с любовью в сердце преодолеваешь трудности, которые возникают на твоем пути!

— Алексей Ильич, — заговорила Зина, — я вижу вас уже главным инженером или директором нашего завода.

— Кем он там будет, покажет время, — ответил Зине Александр Александрович. — А пока что выпьем–ка за его отметочки, за «хоры» да «отлы». — Старый мастер извлек из своего свертка две бутылки. — Водчонка — тому, кто покрепче, нам, значит, с Ильей, винишко — слабакам разным: дамскому полу да студентам…

— Обожди ты с выпивкой этой! — рассердилась Агафья Карповна. — Дай по душам–то поговорить!

— По душам? — улыбка сошла с лица Александра Александровича. — Ну, по душам так по душам. — Он снова взялся за сверток. — Вот для такого случая я ему принес тут одну картинку, вроде подарка на радостях, за успешное учение. Кнопки у вас в доме имеются?

Катя подала мелкие гвоздики и молоток. Александр Александрович развернул большой лист пожелтевшей, обтрепанной по краям бумаги и стал прибивать его к стене.

— Вот, Алексей, портрет твой! — сказал Александр Александрович в торжественной тишине. — Храни его. Я хранил больше четверти века.

Это был старый плакат — плакат первых лет революции. Рабочий, в мужественных чертах лица которого, в сильной фигуре, в яростном взмахе рук читалось общее и с Алексеем, и с Виктором, и с Антоном, и с Костей, и с Ильей Матвеевичем, с тысячами тысяч простых тружеников, бьет тяжелым молотом по цепям, опутывающим земной шар. Он бьет со всего маху, он устремлен вперед, он ни перед чем не отступит. Он бьет — и рвутся, падают железные звенья. Гудят материки от этих могучих ударов.

1950–1952

СОДЕРЖАНИЕ

НЕВО-ОЗЕРО. Повесть 7

ПРОФЕССОР МАЙБОРОДОВ. Повесть 95

ЖУРБИНЫ. Роман 195

Всеволод Анисимович

КОЧЕТОВ

Избранные произведения

в трех томах

Том второй

Редактор К. Платонова

Переплет и титул художника

С. Данилова

Художественный редактор

Ю. Васильев

Технический редактор

Ж. Примак

Корректор Ю. Стружестрах

*

Сдано в набор 5/IV 1962 г. Подписано в печать 10/XII 1962 г. А 06733. Бум. 84×1081/32. 18,25 печ. л. = 29,93 усл. печ. л. 30,94 уч. — изд. л. Тираж 100 000. Заказ 357. Цена 1р. 13 к.

Гослитиздат

Москва, Б-66. Ново — Басманная, 19

Типография № 2 им. Евг. Соколовой

УЦБ и ПП Ленсовнархоза.

Ленинград, Измайловский пр., 29.