В те же двадцатые годы на селекционной станции имелись такие отделы, как селекционный, садоводства и огородничества, прикладной ботаники, химический и агротехнический. Отдел полеводства был перенесен на Баяндаевское опытное поле.

Кстати сказать, в двадцатые годы селекционной работой в области занимались Иркутская опытная станция, Тулунская опытная станция и Баяндаевское опытное поле.

На Тулунской селекционной станции работали В. П. Кузьмин, К. М. Крамм, А. Г. Лорх, Н. Л. Удольская, К. Н. Миротворцев, И. Е. Быков, К. А. Антропов, А. Д. Мансуров – в последствии академики и профессоры.

Примерно в одно и то же время с Маркиным на станцию пришли А. А. Гусельников, В. П. Сидоревич, А. С. Ловенецкий, Ф. П. Руссков, Е. А. Глухих, В. А. Михайловский, К. А. Старицин, А. И. Казанцев.

Все хозяйство станции Маркин обошел в один день. На следующий он уже знакомился с сотрудниками своего отдела. А работали здесь агроном Мусатов Виктор Степанович, старшим техником – Колчин Александр Ни-колаевич, техниками – Филипп Омелич, Степан Ефименко и Надежда Сенкевич.

Маркин, испытывая некоторое смущение, поглядывал на сотрудников отдела, те – на него.

«Верно, думают, молод годами новый заведующий, да и фактически без опыта. Но ничего, попривыкнут, а там посмотрим, было бы желание…»

Кто-то предложил поставить чай, и Маркин согласился – надо же с чего-то начинать знакомство.

Вскипятили чайник, Надежда Сенкевич достала коробочку с пахучей травой, всыпала в заварник. Нарезала ржаного хлеба.

– Что за травка? – поинтересовался Василий.

Зубровка. В наших лесах растет. Он кивнул головой, спросил:

– Мы с вами на селекционной станции, а хлеб на стол режем ржаной: разве нет пшеничного?

– В том-то и дело, что пока нет. В настоящее время районирован только один сорт яровой пшеницы – Балаганка, – ответил за всех Мусатов.

– За двадцать пять лет один сорт? – удивился Василий.

– Вот ты, уважаемый новый заведующий, и покажешь нам всем, как надо работать, чтобы новые сорта появлялись каждый год, – съязвил Мусатов. – Если же по существу, то дело с сортами обстоит так: Писарев над Балаганкой начал работать в 1913 году, в 1921-м передал сорт на испытания. А районирован он был только в 1928-м. Вот тебе и вся картина с новыми сортами. Ты же понимаешь, что новые сорта ниоткуда не возьмутся, а могут быть созданы только на основе исходного материала. Те популяции, что имелись в распоряжении Писарева, – позднеспелые, и он пытался работать с местными, которые хотя и были скороспелыми, но имели мелкое зерно, высокую полегаемость и поражались пыльной головней. Поэтому Писарев обратил внимание на образец из Балаганского уезда и методом индивидуального отбора вывел новый сорт, который и назвал Балаганкой. Сегодня Балаганка высевается почти во всей Иркутской области. К нам за семенами приезжают из Черемхово, Бохана, Баяндая, Заларей. Сорт устойчив к весенней засухе, неприхотлив к почве, но унаследовал часть недостатков от местных сортов. В общем, для тех лет новый морозоустойчивый сорт с коротким периодом созревания – прорыв в сибирской селекционной науке. Писаревым же были выведены сорта ржи Тулунская зелёноозёрная, овса Тулунский 86/5, ячменя Червонец и Заларинец, гороха Тулунский гибрид, картофеля Снежинка.

– Что же дальше? – продолжал делано наивно спрашивать Маркин.

– А дальше вот что: изучив местный материал, Писарев пришел к выводу, что без гибридизации нельзя вывести нужные для нашей области сорта. Он же и начал эту работу, наш отдел – продолжил.

Помолчал, потом спросил, видимо, об интересовавшем всех:

– Сколько же тебе, Василий Степанович, лет?

– Двадцать три.

– Негусто, хотя… Революцию делали далеко не старики. Нашему земляку Федору Лыткину, когда его назначили комиссаром правительства Центросибирь, было и всего-то девятнадцать годков.

– Не беспокойтесь, коллеги, о моем возрасте. Я парень дотошный, вредный и работать умею. О способностях и личных качествах каждого будем судить по делам.

Все заулыбались, заговорили разом, на столе появились кружки и откуда-то взявшаяся бутылка водки. Мусатов разлил, обратился к Маркину:

– Тебе, Степаныч, и первое слово. Заодно расскажи и о себе.

Маркин волновался, оглядывая тех, с кем придется работать ближайшие годы, решая такую непростую задачу – обеспечить людей новыми сортами пшеницы, которая бы по своим качествам устроила всех без исключения.

Он слово в слово помнил, что тогда сказал сотрудникам своего отдела, и это была первая в его жизни речь – горячая, искренняя, честная.

– Дорогие мои коллеги и новые товарищи, я родом из крестьянской семьи. Не скрою, семьи зажиточной, трудовой, не использующей наемный труд батраков. Да вот только земли на Ставропольщине маловато, а здесь, в глухой и вольной Сибири, – ее непочатый край. Еще работая на Шатилов-ской опытной станции, я слышал о Писареве, держал в руках его выведенные здесь сорта, мечтал поехать сюда, и такая возможность представилась. И вот я здесь, с вами и обещаю вам, что все силы положу на то, чтобы появились на свет хорошие сорта пшеницы, и не только пшеницы. Давайте за это и выпьем и будем друг другу помощниками, будем единомышленника-ми и соратниками.

Высокий, красивый, с открытым лицом парень нравился, и скоро все сидящие за столом почувствовали себя свободно, разговорились – каждый хотел поделиться чем-то своим, сокровенным. Поднявшись из-за стола, все пошли на высокий скалистый берег Ии, что негромко шумела своим перекатом, который как бы ограничивал поселок.

– А пойдемте на наше место, – предложил все тот же Мусатов, и ватага стала спускаться по крутой тропинке к воде.

Снег уже давно стаял, тропинка была сухая, и разнотравье перло из всех щелей согревающейся под майским солнцем земли.

Скалы будто нависали на гладью воды, огромные валуны приходилось огибать, а где-то и перепрыгивать с камня на камень. Наконец, открылась небольшая площадка с песчаным берегом – это было излюбленное место для купания, где бывала не только молодежь, но и более зрелый люд. Сюда приходили целыми семьями – с детворой, незатейливой едой в сумках, здесь разводили небольшой костерок, пекли картошку, кипятили воду, пили заваренный на травах чай, пели песни. Здесь они и остановились, вдыхая свежий прохладный воздух реки, которая чуть дальше от них поворачивала вправо.

Василию Маркину начальство выделило квартиру в доме на берегу реки. Добрые люди принесли старую деревянную кровать, набитый соломой матрац, старое же стеганое одеяло и перьевую подушку. А проживающий по соседству Виктор Мусатов принес медный, видавший виды чайник и алюминиевую кастрюлю с такой же алюминиевой кружкой.

– Вот тебе и справа, – сказал, рассмеявшись. – А там и сам обживешься, может, и женишься – девок у нас негусто, но для тебя молодого да красивого, авось, подруга найдется. В наши с тобой годы только и заводить семью, да и работать будет легче: у семейного человека иной стимул – есть для кого трудиться и жить.

Маркин покраснел, вспомнив, что еще утром заприметил внимательный взгляд на себе молодой девушки в светлом ситцевом платье, которая куда-то быстро шла с книжками и тетрадками под мышкой. Как он узнал чуть позже, это была учительница из местной школы Прасковья Евдокимовна Епихина.

До начала полевых работ Василий прочитал часть научных отчетов своих предшественников, ознакомился с наработанным селекционным материалом, результатами пересевов подающих надежды линий и гибридов.

Всем отделом наметили и основные направления своей деятельности, отобрав и отсортировав семена по опытным партиям и гибридным линиям. Набросали рабочий план.

С гибридными линиями было не так просто. Некоторые опытные образцы подвергались опылению уже в шестом поколении, и с ними предстояло повозиться. Зато местных сортов было в избытке, потому представлялась возможность методом отбора в короткие сроки получить новый сорт.