Подобное происходит каждый день, потому как каждый день из магаданской пересыльной тюрьмы прибывает пополнение. И Маркин к тому уже успел привыкнуть.
Привык он и к тому, что каждый день, после работы, когда на сон остается каких-нибудь пять-шесть часов, во всех бараках и палатках начинается своя особая жизнь, состоящая из игры в карты, всевозможных разборок между зэками и тому подобное.
Играют здесь в «тэрс», «рамс», «буру», «третью», «коротенькое», «польский банчок». Есть и свои мастера, к каковым относят того же Леху Норова. Пока не «ссучился», после своих ночных походов приносил хлеб, муку, даже сахар, делил добро между зэками, и это позволяло сохранять силы на пробивке шурфов. Ему же дозволялось не перенапрягаться на пробивке шурфов, чтобы вечером – снова за карты.
Работа изнуряющая, отупляющая, изматывающая тело. Душа на время работы как бы замерзает, чтобы оттаять в свой час. И оттаивает к вечеру, начиная ныть, скулить, саднить, вынимая из воображения всевозможные картины доколымской житухи.
«Ах, как же было хорошо на селекции в летний час среди черемухи, диких яблонь, берез и сосен! Как было удивительно прекрасно сидеть с любимой женщиной на берегу реки Ия и смотреть на поблескивающую, под тусклыми лучами располневшей луны воду! Ах!..
Василий ворочается с боку на бок, вздыхает, и видятся ему картины одна краше другой: вот хорошо сложенная Прасковья идет с коромыслом через плечо – легкая, но сильная сибирячка, а он бросается ей навстречу, снимает с ее плеча коромысло с ведрами, перекладывает на свое. И вместе идут они до дома, о чем-то переговариваясь, и так славно обоим, красивым своей молодостью, своей любовью, своей безоглядной верой в то, что все у них сладится-сбудется, все у них еще впереди. А вот все та же его Прасковьюш-ка хлопочет у плиты разогревшейся печки, сготавливая еду – любимые его блинчики, которые потом нафарширует толченой картошкой, луком, чем-то еще, и он будет уплетать за обе щеки те блинчики, обмакивая в подсолнечное масло, дух от которых заполнит все уголки их жилища. Вот и еще одна картина: берег реки Ия, и они вдвоем на своем излюбленном месте у большого камня, и он прижимает к груди любимую, вдыхает аромат ее волос, и она шепчет ему разные слова, торопясь сказать что-то главное, заветное, что у каждой женщины бывает приготовлено для такого случая.
Кто-то трясет за плечо. Открыл глаза – Леха Норов. И – шевеление грязных потрескавшихся губ:
– Слышь, Васька, ты завтра подмогешь мне сделать норму, а я притащу тебе хавки? По рукам?..
Выжидаючи смотрит постоянно слезящимися глазами, повторяет:
– Подмогешь?..
Есть хочется всегда – так хочется, что кажется за булку хлеба отдал бы половину жизни. Но его, Маркина, жизнь здесь никому не нужна. Здесь нужна его работа.
– Ладно, – бормочет, отворачиваясь, чтобы впасть в некое забытье, ко-торое принято называть сном, потому что здесь, на Колыме, это вовсе не сон, а нечто вроде бредового состояния, в которое впадает человек, как только закрывает глаза.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.