— Кем ты станешь?
Голову даю на отсечение, он ухмыльнулся. Что ж, мне не в лом, я повторю:
— Президентом! Неужели тебе не доложили? Гони своих сатрапов в шею, это непростительное упущение! Моей персоной заинтересовались очень конкретные люди, тебе ли не знать, что у меня есть шансы. Если в политику ломанули шпионы и шуты, мне там самое место. Народу главное, чтобы имя было на слуху, а что тому причиной, его не парит. Такая у нас, у русских, национальная специфика, на ней вы и играете. Спроси своих экспертов, они подтвердят…
Какое-то время Котов молчал, оценивал ситуацию. В его голосе появились знакомые ласковые нотки:
— У тебя температура, Сергей, надо отлежаться! Выздоровеешь, тогда все и обсудим… — но прозвучало это фальшиво, с заботой о человеке он явно переборщил. Поняв это, почти без паузы предложил: — Возвращайся, поговорим как деловые люди!
Пришла очередь помолчать мне. Из трубки между тем доносились посторонние звуки, и я понял, что Котов открывает окно. Перевел взгляд с его распахнутых створок на водосточную трубу. Место для телекамеры было выбрано идеально, качество картинки в мини-вэне не уступало игровым фильмам.
Зная, что он пристально за мной наблюдает, вскинул руку с часами.
— Поздно, Эдик, раньше надо было договариваться! Через час мои новые друзья созывают пресс-конференцию, на которой я дам согласие баллотироваться, а заодно уж объясню, что заставило меня пойти на этот шаг. А заставили меня вы! Расскажу подробно и в красках, чем вы занимаетесь и что будет со страной, если вас не остановить. Не уверен, что попаду в Кремль, но сделаю все, чтобы стереть тебя и твою свору с лица земли!
Котов заметался. Я чувствовал это кожей, но решение уже было принято, иначе не стал бы открывать окно. Надо было дать ему время, и я сказал:
— Единственное, в чем ты прав: наши люди созданы для манипулирования. Верят всему, что им говорят политические клоуны, и считают, что стабильность гниения лучше глотка чистого воздуха. Помнишь, как в свое время поднимали рейтинг самодуру? Хотя что я спрашиваю, это же был ваш проект! А каких усилий вам стоит сохранять партии власти во власти?..
Я мог бы еще о многом ему рассказать, но замолчал. Маячивший все это время в окне силуэт исчез. Двенадцать шагов! Выхватил из сейфа винтовку. Ах черт, не посмотрел, вставлена ли обойма! Двенадцать шагов. Передернул затвор…
— Все, Эдик, жги документы, заметай следы!
Повернулся и пошел по переулку, по самой его середине. Темная фигурка в желтом свете фонарей. Понаставили их, гады, не берегут электричество! Еще не поздно было побежать. Зигзагами, как заяц. Или упасть, и по пластунски к стене, там темнее. Если стреляет Котов хреново, а я сбил прицел, может, этим ему только помог? Что ж меня так трясет-то? Засунул руки в карманы, но не втянуть голову в плечи не мог. Ее надо было срочно чем-то занять. Стихами или детской считалочкой. «А» и «Б» сидели на трубе, «А» сказала — не могла, видно, больше молчать — и пропала…
Удар под левую лопатку был такой силы, что меня закрутило винтом и бросило на асфальт. Соврал, Фил, в спину Кот стреляет отменно! Звука выстрела не слышал, хотя глушителя на винтовке вроде бы не было. Ладони и щека стали мокрыми, лужа оказалась глубокой. С трудом оторвал ставшее ватным тело от земли и понесся вперед скачками. Перед глазами, как в давешнем кошмаре, мельтешила зеленая сетка. Где-то совсем рядом свистнуло, и кирпичная кладка брызнула осколками. Заскочил за угол. Всё?.. Ныла ушибленная грудь, стучало в висках, но ведь жив! Руки тряслись, как после отбойного молотка. В глотке пересохло. Прижался к стене, как к родной. Неплохо было бы взглянуть, что там происходит, но никак не мог себя заставить. Высунулся одним глазом. В ярко освещенном кабинете двигались темные фигуры…
Всё, теперь совсем всё! Но радости не было. Голова работала холодно, никаких эмоций я не испытывал. Первым делом предупредить Аньку, чтобы была готова. Подобрать ее — и из Москвы! А там Аристарх поможет, самолет и к теплому морю…
Обернулся. Он подходил не спеша, фланирующей походочкой. Шел открыто, не таясь. В длинном плаще и шляпе, какие носят в Европе. Воротник поднят, руки в карманах. Остановился метрах в трех. Произнес, как бывало, с иронией:
— У тебя дырка на спине. Не знал, что в моду вошли бронежилеты…
Я еще дышал с трудом. Переулок был пуст, с неба сыпал мелкий дождичек, окутывал город серым саваном. Чертова кукла, барменша, напророчила! Что делать? Бежать?..
В голосе Феликса появилась нотка упрека:
— Скажи, зачем ты это сделал? Чего, в сущности, добился? Охрана лежит мордой в пол, на Кота надели наручники, дальше-то что? Вынь, Серега, пионерский факел из задницы, это жизнь, а не игра в «зарницу»! Хотя… — Тут самое время было бы махнуть рукой, но он продолжал держать их в карманах. — Было у меня предчувствие, что раб Божий Денников может сойти с резьбы, было! Когда доложили о твоем звонке Кирпичникову, я как раз просматривал запись шоу, то место, где ты рассказываешь мальчишке о «земляничных полянах». Симптоматично, правда?
Я не возражал:
— Брось лицемерить, Фил, я все понял! Ты сам меня к этому и подталкивал…
— Нет, Дэн, всё в этой игре понять нельзя, можно лишь предугадать…
— Это ведь твои слова: «человеку надо говорить только самое необходимое»?Ты мне про хранящуюся в сейфе Котова винтовку и сказал! Ты такой исход планировал?
— Ну не то чтобы, — покачал головой Феликс, — но, как вариант, рассматривал. Работа, Дэн, такая у меня работа! В доставшемся нам с тобой извращенном мире надо уметь считать варианты. А ты к тому же рассказывал о странном подарке твоего соседа по подъезду и распинался о времени, когда люди не будут носить на спине мишень…
Стараясь не делать резких движений, я полез в карман за сигаретами.
— Угощайся!
Заматерел Феликс, заплыл жирком, теперь мы с ним в разных весовых категориях, но, если очень постараться, можно попробовать его сломать. Знать наперед, не ушел бы он своими ногами с Патриаршего моста!
Фил лишь ухмыльнулся.
— Курю свои! — Не спуская с меня глаз, достал левой рукой пачку, щелкнул зажигалкой. — Знаешь, Серега, по моим расчетам, будут носить, и еще очень долго…
— Что? — не понял я.
— Мишени! Люди в России с ними рождаются, да и привыкли, — продолжал с какой-то даже грустью: — У меня было достаточно времени тебя перехватить или, по крайней мере, предупредить Эдуарда, но, оценив ситуацию, я решил, что делать этого не стоит. Кот, конечно, крупная фигура, но в шахматах, ты ведь неплохо играешь, иногда выгодно пожертвовать ферзя…
— Кому выгодно, Фил?
— В данном случае — мне! Пора, Дэн, выходить из его тени, теперь он человек конченый. И что приятно, будет молчать, как покойник… — Усмехнулся. — Впрочем, почему «как»? Но об одном, старик, ты впопыхах не подумал: чтобы Котову что-то серьезное предъявить, нужно тело! Вечно мне приходится доводить придуманное тобой до ума… — Улыбнулся невесело. — Непонятно только, что сподвигло Кирпича лезть не в свое дело, кто-то его крупно подставил. Да, кстати, неужели он, профессионал, сам дал тебе номер телефона?..
— Я должен был звонить из автомата. Так получилось, нервничал…
Феликс думал о своем.
— Нервы — это плохо, нервы надо лечить! Придет время, выясню, кто кинул ему подлянку, хотя это совсем другая песня…
Я уже полностью владел собой. Проснулся давешний кураж. На нем мы общались с Филом в юности, не спускали друг другу ни малейшей оплошности. Обмен колкостями в ритме игры в пинг-понг.
— Тоже реквием?
— Нет, не думаю! Беда в том, Дэн, что ты увлекся, перестал отличать реальность от фантазий, вот и оказался разменной монетой в игре на большие деньги. Прежде чем совать в петлю голову, пришел бы ко мне, поговорили бы начистоту, а ты бросился в объятья к тем, кто только этого и ждал. Поиски справедливости в нашей стране всегда заканчиваются одинаково: контроль над финансовыми потоками переходит к другой группировке. А дедушка Ленин предупреждал, что политика — это концентрированное выражение экономики: у кого деньги, у того и власть. — Сделав последнюю затяжку, Феликс поплевал на окурок и зажал его в кулаке обтянутой перчаткой левой руки. — Понимаешь, о чем я? Тут, старик, уже не до шуток!
