Оно было ярко освещено. Котов стоял у стола и просматривал бумаги. Отпустив кивком головы сопровождающего, показал рукой на кресло.

— Заходи, Сергей, присаживайся!

Выглядел посвежевшим и, пожалуй, еще более гладким. Дочитав документ, бросил его на стол и, словно оправдываясь, заметил:

— Позволил себе отдохнуть пару дней, так дел, будто отсутствовал месяц! Ты, я вижу, приболел?

— Есть немного! — постарался я звучать хрипло. Положил плащ на спинку кресла и аккуратно одернул куртку. Бросил быстрый взгляд в окно на темневший в конце переулка, затянутый строительной сеткой дом. — Извините, Эдуард Владимирович, я в таком виде, только что не по-домашнему…

— Нашел о чем говорить! — улыбнулся Котов почти ласково. — Нам официоз ни к чему, мы свои люди… — Открыл ящик стола и извлек из него узкий, плотной бумаги пакет. — Говорят, дорого яичко к Христову дню, получай свой гонорар! Немного наличными, остальное на твоем счете в банке, карточка в конверте. Ты теперь обеспеченный человек, будет у кого перехватить деньжат до зарплаты.

И, приятно хохотнув, протянул мне пакет. Я взял его и засунул во внутренний карман. Открыл было рот, но Котов меня опередил:

— Не благодари, заработал! — продолжал, сопроводив слова неопределенным жестом: — Да, кстати, Феликс передал мне содержание вашего разговора. Не обижайся на него, не надо! Не мог он тебе ничего сказать, от достоверности происходившего зависел успех дела. Никакая система Станиславского не научит, как передать состояние человека в последние минуты перед смертью…

Занес руку, чтобы похлопать меня по плечу. Сердце стукнуло и дало перебой. Поспешно отступив, я отвернулся, закашлялся. Вытер платком выступившие слезы.

— Вижу, ты не в лучшей форме, — продолжал Котов с отеческой озабоченностью, — это скоро пройдет. Молодец, вел себя достойно, по-мужски… — Видя мое смущение, рассмеялся. — Нет, правда, с чего бы мне говорить тебе комплименты!

Отцовское его чувство можно было понять, нечто похожее изобразил Рембрандт в «Возвращении блудного сына».

— Спасибо, Эдуард Владимирович, большое спасибо!

Хотел между большим и спасибо вставить «человеческое», но вовремя удержался. Опытный актер и психолог, Котов мог почувствовать фальшь. Выражение его лица между тем стало озабоченным.

— Ну а что ты думаешь о нашем предложении?

Интонация, с которой я повторил его слова, должна была свидетельствовать, что постановка вопроса показалась мне некорректной.

— Что думаю?.. Я, Эдуард Владимирович, ничего не думаю, я согласен! Работать никогда не отказывался, только маленькая просьба: дайте немного передохнуть. Загнался я, Эдуард Владимирович, а загнанных лошадей, как известно, пристреливают… — Умолк в расчете на его улыбку, и она на лице хозяина кабинета проступила. — Не знаю, говорил ли вам Феликс, последнее время мне приходилось пахать круглые сутки.

— Да, наслышан… — протянул Котов задумчиво, и хотя следы улыбки все еще были заметны, он не улыбался, — премного наслышан! — Смотрел на меня изучающе, как будто искал подтверждение моей лояльности. Нашел или нет, не знаю, но продолжал: — Дружок твой закадычный считает, тебе хватит батрачить на дядю. Пришло время самому становиться хозяином, и я с ним согласен. Сделаем тебя партнером Феликса по бизнесу, он от этого не обеднеет. Особенно если принять во внимание бабки, которые он лично срубил на твоем шоу… — Замолчал, задумался. — Сказать по правде, я на тебя рассчитываю! Проект модернизации общества, о котором тебе в общих чертах известно…

Так вот что они называют модернизацией! Вот о каком обновлении страны кликушествуют политические бонзы! — понял я, но виду не подал. Что ж, в таком случае прогресс действительно налицо.

— …он входит в решающую стадию, — продолжал Котов, — и нам очень пригодились бы твои недюжинные способности. Работая бок о бок с нами, ты получишь доступ к значительному объему конфиденциальной информации, о которой мог лишь смутно догадываться. Правда, для этого придется принять на себя кое-какие обязательства и подписать бумаги, но такая формальность, надеюсь, тебя не испугает. Став одним из нас, ты будешь играть в команде победителей. Анализ статистики голосования показывает, что работы еще непочатый край, тут-то и понадобятся новые конструктивные инициативы…

— Одна у меня уже есть! — улыбнулся я. Благоразумнее было бы промолчать, только очень уж хотелось пройтись по лезвию ножа.

— Вот и отлично! — не придал моим словам значения Котов. — У нас еще будет время ее обсудить…

Глаза его неожиданно зажглись, в них появился маслянистый блеск.

— Ты, случайно, не охотник? Покажу тебе одну вещь, обзавидуешься!

И, не дожидаясь ответа, направился быстрым шагом в угол кабинета. Шаги его я считал, получилось двенадцать. Открыл сейф и вынул из него винтовку. Вернулся, бережно держа ее перед собой. Лицо его сияло, по нему блуждала самодовольная улыбка.

— На-ка, зацени!

Я принял оружие, как награду, но так неловко, что оно едва не выскользнуло у меня из рук. Тут же его поймал, задев невзначай оптический прицел.

— С тобой все понятно, — хмыкнул Котов, — давай сюда!

Отобрав у меня винтовку, спрятал ее в сейф. Ключ остался торчать в дверце. Вернулся ко мне. Все те же двенадцать шагов.

— Ладно, иди лечись! Будешь нужен, Феликс тебя найдет…

Найдет, конечно, найдет! Права была Анька, говоря: куда мы все денемся. С чувством пожал его протянутую руку. С чувством омерзения. В то время как улыбка до ушей выражала высшую степень признательности. Посмотрел по-собачьи преданно в глаза и с удовольствием повилял бы хвостом, но природа такой возможности не предусмотрела. Натянул в рукава плащ и, как принято у крепостных, теребя в руках берет, пожелал от порога здравствовать.

Коридор был пуст. Четыре лестничных пролета вниз. Скучающая на входе охрана. Толкнул тяжелую дверь и вышел на улицу. Вдохнул полной грудью сырой, холодный воздух. Мини-вэн с тонированными стеклами стоял на том же месте.

Все, осталась самая малость!

Завернув поспешно за угол, добежал рысью до начала переулка. Испятнанный светом фонарей, он был пуст. Пошел, стараясь успокоить дыхание, по середине проезжей части. Сердце выпрыгивало из груди, рука сжимала мобильник. Герань, не раньше, чем поравняюсь с геранью! Справа, за пыльным стеклом.

Почувствовал ее запах раньше, чем увидел на подоконнике, запах моего детства. Повернулся лицом к зданию агентства. Окна третьего этажа светились. Телефон Котова стоял в списке первым. Нажал на вызов.

Прошла, наверное, вечность прежде чем в трубке прошелестело:

— Котов!

— Это я! — произнес я, не потрудившись назвать себя.

— Сергей?.. — удивился Эдуард Владимирович. — Что нибудь случилось? Откуда ты узнал этот номер?..

Говорил спокойно, но настороженно. Я представил себе, как он стоит сейчас в своем огромном, холодном кабинете и пытается угадать, что бы все это значило. Не понимает, что игра перешла в эндшпиль.

Произнес неторопливо, тоном издевательски будничным:

— Знаешь, Эдик, я передумал! Подойди к окну, мне надо сказать тебе кое-что с глазу на глаз…

В следующее мгновение, быстрее, чем я ожидал, в проеме между темными гардинами появился силуэт. Я помахал ему рукой.

— Слушай, Котов, я не буду с тобой работать, от одного твоего вида меня тошнит!

И замолчал. Рисковал, конечно — он мог бросить трубку, — но в разумных пределах. Не такой Кот человек, чтобы не выяснить, что происходит. Видеть не мог, но поставил бы миллион против пуговицы от кальсон, что его ухоженная физиономия вытянулась, а глазки-вишенки начали бегать.

— Что это значит?

Каждое из трех коротких слов Эдуард Владимирович произнес раздельно, делая между ними паузы.

Хорошему человеку почему бы и не объяснить. Я часто и с готовностью иду навстречу людям.

— Это значит, что мне сильно не нравятся ваши игры! Ты уж извини, старик, что лицемерил, хотелось получить свои деньги, я их честно заработал. Но когда стану президентом…