Что с нее, с дуры-бабы, взять? Язык без костей, вот и мелет!

Убеждал себя, пытался ни о чем таком не думать, но так и проворочался до утра. Слова барменши крутились в голове с навязчивостью ночного кошмара. Собирался повидаться с Аристархом, но, сморенный усталостью, провалился на рассвете в сон и продрал глаза лишь к полудню.

А поговорить с ним хотелось. Или просто посидеть на лавке с видом на помойку, подымить сигареткой. От него исходило спокойствие, которого мне так не хватало. Далеко не каждый умеет видеть происходящее вокруг под тем углом, под которым на него смотрит Аристарх, этот дар вместе с легкостью характера человек получает при рождении. Возможно, если очень постараться, такому отношению к жизни можно научиться, только не мне. Такая уж выпала судьба: пропускать всё через себя, словно через мелкое сито. Тому, кто пашет и кует, не дано бездумно петь и плясать, он живет так, будто с утра до ночи ворочает многопудовые камни. А тут еще Анька со своим долгом — хорошо бы, если бы только перед Отечеством! — и сам я, словно говно в проруби, мотаюсь, неприкаянный, от берега к берегу. Попробуй тут усни, разве что вечным сном!

Ходил несколько раз на кухню, пил воду. Не то чтобы мнительность замучила, но пару раз в зеркало заглянул. Лицо как лицо, правда, небритое, но если тени, то только под глазами. Когда небо за окном побледнело, решил забежать в церковь и поставить свечечку, с этой благостной мыслью и заснул.

Котов со своим рекламным агентством конечно же шестерка, каких тринадцать на дюжину, рассуждал я, нанося на физиономию мыльную пену, но может заартачиться. Наверняка один из тех, кто набивает себе карманы под трескотню политиков. Надо предложить ему то, от чего он не сможет отказаться. Придумаю какой-нибудь новый баснословно прибыльный проект, я это умею. Важно только понять, как по-быстрому до него добраться! — смыл с бритвы остатки щетины и провел по коже ладонью с одеколоном. Ее начало приятно пощипывать. Нюська назвала меня луз кенон, вот и прекрасно! Крушить на своем пути я ничего не собираюсь, но пробивная сила мне понадобится. Справлять малую нужду против ветра — себе дороже, придется с этим подонком договариваться. А куда денешься, так устроена жизнь! Ненависть плохой советчик, тут нужна холодная голова, и настраивать себя надо на дружеское общение, как бы ни хотелось двинуть представителя семейства кошачьих по лоснящейся морде. Жать руку, доброжелательно улыбаться, а если понадобится, то и льстить. Накопить заранее приятных слов и расточать их, обильно поливая елеем. Хорошо бы при этом еще и вилять хвостом, жаль, природа такую возможность не предусмотрела…

Причесался аккуратнейшим образом, волосок к волоску. Теперь из волшебного стекла на меня смотрел опрятный английский мальчик… изрядно поседевший и несколько потрепанный жизнью, но мужчину это только украшает, придает загадочную глубину. Вздохнул: если не смотреться в зеркало, не на ком взгляд остановить! — и ободряюще себе подмигнул.

— Главное — узнать, чего этому хмырю для полного счастья не хватает! Если кто и может это подсказать, то только Феликс, а уж он кровушки моей за такую информацию попьет вдоволь! Ну и черт с ним, для друга не жалко, тем более что иного пути нет.

Открыв на кухне холодильник, я оглядел критическим взглядом закрома родины и решил побаловать себя глазуньей. Кроме упаковки яиц и завалявшегося в морозилке кусочка сала на полках ничего не нашлось. Посолил блюдо и обосновался за столом. Жара жарой, а есть хотелось зверски. Номер Фила не отвечал, мобильник оказался отключенным, и я позвонил в офис. Не узнав меня по изменившемуся в процессе жевания голосу, секретарша проворковала, что у босса ответственная встреча и весь день расписан по минутам. Кто бы в этом сомневался! Но и сидеть дома и ждать у моря погоды было невмоготу, и я решил проветриться, а заодно уж нагрянуть в контору.

Шел от метро, поддавая перед собой пластиковую пробку от бутылки. Такую синенькую, очень для этого удобную. Не слишком маленькую, как раз по ноге. Пнуть ее старался так, чтобы отрикошетила от стены. Мысли в голову приходили какие-то неконкретные, я бы даже сказал, философские. Интересно было бы знать, думал я, обводя встречных прохожих, про что наша жизнь? О фильме говорят, что он про войну или про любовь, а жизнь про что? Ведь может случиться, что лента эта видовая и сюжет в ней не предусмотрен! Или, лучше сказать, документальная, когда снимают все подряд. А то и научно-популярная, где на тебе, как на собаке академика Павлова, ставят опыты. Велимир Хлебников писал, что не времена делаются событиями, а события временами, забыл только сказать, как жить, если на твою долю выпало безвременье. Вот и получается, что фильмец, скорее всего, нам достался учебный, нечто вроде введения в одиночество! Чтобы привычнее было после смерти висеть в середине небытия, перебирать в поисках тайного смысла четки мгновений нашей жизни. А найдешь его — пожалуйте обратно, извольте прожить отпущенное вам осмысленно…

У стены здания валялась на манер хоккейных ворот коробка из-под обуви. Прицелившись, я шибанул пробку так, что она пулей влетела в ее верхний угол. Победно стукнул себя кулаком в грудь: такие мячи не берутся! Раскланялся на все четыре стороны, но вместо обезумевшего от восторга стадиона на меня смотрела поджидавшая троллейбуса аккуратненькая старушка. Не поленилась, поднесла к седенькой головке в букольках сухую руку и покрутила пальчиком у виска. Так, по заслугам не оцененный, я и потянул на себя дверь, рядом с которой красовалась вывеска: «Центр инновационных политических инициатив». Кивнул мирно позевывавшему охраннику и проследовал в приемную, где по прихоти Фила обитало чудо крашеной природы. Нимало не смутившись тем, что совсем недавно врала по телефону, секретарша мотнула в сторону кабинета головкой змеи и вернулась к изучению глянцевого журнала.

Феликс, как обычно, сидел за огромным письменным столом и просматривал документы. Приветствовал меня, не отрывая от кресла пятой точки:

— А, блудный сын? Явился не запылился!.. Присаживайся, коли приперся. Вижу, оказал мне великую честь, побрился…

Несмотря на потуги острить и кондиционированную прохладу, выглядел Фил паршиво. Лицо отекло, вокруг глаз образовались темные круги. Оно и понятно, на свежем воздухе бывал урывками, ежедневный моцион сводился к пробежке от рабочего кресла до сиденья автомобиля. Набрал вес, забронзовел. От взгляда на него складывалось впечатление, что в этом кабинете и в комнате отдыха за ним он и живет. И возможно, не один, а с водившейся за стенкой представительницей серпентария, а домой заскакивает, как солдат, на побывку.

— Не долго музыка играла, не долго фраер танцевал! — констатировал Фил, поставив подпись, отодвинул от себя бумаги на край стола. Сложил, как примерный ученик, перед собой ручки, и уставился на меня. — Что хорошего скажешь? Наелся свободы, пришел проситься на работу? Я, между прочим, знал, больше недели ты не протянешь. У молодых ребят играют гормоны, а у тебя идеи, не знаешь, куда бы их пристроить… — Подождал, пока я погружусь в глубины огромного кожаного кресла. — Что молчишь, так ведь оно и есть! Впрочем, я сам собирался тебе звонить, на ловца и зверь бежит!

Я с удовольствием вытянул перед собой ноги. Измученное жарой тело требовало полноценного отдыха.

— Вместо того чтобы занудствовать, поднес бы другу стаканчик джина с тоником! И если не затруднит, добавь несколько капель «Кампари»…

— А за девочками не сбегать? Ты скажи, я мигом метнусь! — Посмотрел на меня поверх сдвинутых на кончик носа дымчатых очков.

Я усмехнулся:

— Что, Брут, и ты заметил тень?

— Тень?.. Какую тень? — не понял он. — Поседел ты за последнее время, вот что я тебе скажу, осунулся. Когда видишь твою физиономию семь дней в неделю, этого как-то не замечаешь.

Тоже мне, энтомолог-любитель! Лучше бы сказал, кто меня до этого довел. Что за манера с места в карьер говорить гадости? Я же смолчал, не стал распинаться, что он выглядит не лучше хряка после случки с целой свинофермой. Оба загнались, надо друг друга поберечь. И пить я не хочу, в смысле выпить. Если бы хотел, подошел бы к полке и надавил на книжку «О вреде алкоголя», открылся бы бар. Фил бы не возражал, только не за тем я к нему пришел.