— Это еще кто? — выпалил профессор.

— Кто-кто — «Буратино», — ответил Синцов, позаимствовавший у Ракитина бинокль.

— Какой еще Буратино?

— Самый обыкновенный. Тяжелая огнеметная система залпового огня, более известная как «Буратино», — пояснил Ракитин. — Проще говоря, тридцатиствольный самоходный огнемет. Только откуда он здесь взялся, я не пойму.

Грузинский спецназ тоже пребывал в замешательстве. Тем временем водитель самоходной установки открыл люк и поднял над своей боевой машиной красно-бело-зеленый абхазский флаг.

Спецназовцы, которым сразу стало все понятно, начали быстро выгружаться из машин и рассредоточиваться на местности, занимая огневые позиции за всем, что можно было использовать как укрытие, хотя и абсолютно бесполезное при работе «Буратино»: в афганских горах моджахедов в подобных случаях и пещеры не спасали. В бинокль Ракитин рассмотрел, что у некоторых из спецназовцев за спинами болтались трубы РПГ.

Словно упреждая гранатометную атаку, «Буратино» поднял свои стволы вверх и произвел ракетный залп. Это напоминало выстрел легендарной «Катюши», но результат был принципиально другим. Между готовящимся к нападению грузинским спецназом и боевой машиной выросла огненная стена, которая образовала непреодолимый барьер из пламени и дыма.

— Viva la revolution! Viva la victoria! — восторженно воскликнул Че и взметнул в воздух свой берет.

К нему присоединились высыпавшие из пещеры абхазские резервисты, которые, услышав залп, вновь нарушили приказ оставаться внутри. Когда со стороны позиций миротворцев показались долгожданные российские «вертушки», машины грузинского спецназа спешно развернулись и отправились восвояси, подбирая своих прямо на ходу.

— Вот теперь победа! — Ракитин отсалютовал Че и остальным соратникам жестом «No pasaran!»

Спускаться с горы пришлось с помощью специальных альпинистских тросов, закрепленных в расщелинах скал. Все необходимое оборудование сбросили с вертолетов, которые не могли приземлиться на площадке — слишком маленькая.

Внизу Ракитина, Клопина и Че встречал полковник Моралов, светившийся, словно рождественская елка.

— Сейчас главное — до появления международных экспертов успеть все подготовить, — доверительным тоном сообщил полковник, отведя Ивана в сторону. — Несмотря на текущие сложности, операция прошла блестяще. Со мной уже Центр связывался, поздравляли, благодарили…

«Ничего себе текущие сложности, — подумал Ракитин. — Если бы кто-то вовремя не известил о нашем местонахождении, мы бы давно уже были трупами».

— Сейчас все подчистим и оформим в лучшем виде! — взахлеб продолжал радоваться полковник. — Представляю себе информационные ленты: абхазский антитеррористический центр обезвредил группу американских диверсантов, готовивших крупный теракт против населения непризнанной республики с применением нового вида оружия.

— То есть все это «хозяйство» передадим абхазской стороне? — уточнил Ракитин.

— Конечно, — подтвердил полковник, — нам светиться незачем, у нас с американцами свои взаимоотношения. А абхазы — непризнанная республика, и спросу с них никакого. Зато какой общественный резонанс! А для твоего чупакабраса я вообще отдельную легенду разработал! Если Москва утвердит, это будет «бомба» — посильней, чем «Фауст» Гете.

— Товарищ полковник, — Ракитин решил пока повременить с выяснением будущей судьбы Че и уточнить более животрепещущий вопрос, — а кто поставил командование в известность о нашем местонахождении? Ведь первоначально, как я понимаю, противнику удалось запустить дезинформацию.

— Как кто, разве ты не в курсе? — опешил полковник Моралов.

— Нет.

— Ну, тогда пойдем, я вас представлю, — полковник хитро подмигнул оперативнику и пригласил его следовать за собой.

Вместе они подошли к самоходке, над которой все еще реял абхазский флаг. Навстречу Ивану из люка вынырнула лейтенант Лакоба, улыбнулась и приветливо помахала рукой. Командир экипажа стоял в стороне от своей машины спиной к Ракитину.

— Ну иди, познакомься со своим спасителем, — полковник Моралов указал на него Ивану, а сам направился руководить разворачивающейся операцией.

Оперативник подошел к командиру экипажа, тот обернулся, и в воздухе повисла долгая пауза. Перед Ракитиным в сальном танковом комбинезоне стоял не кто иной, как майор Шершнев.

— Не ожидал? — Аристарх смял пальцами недокуренную сигарету.

— Если честно, нет, — ответил Ракитин, который меньше всего был готов к такому повороту событий.

— Все очень просто, — Шершнев решил, что будет уместно рассказать, как он здесь очутился. — Когда «тарелка» разбилась, я успел выбраться до взрыва. Потом меня подобрали Авдзинба и Лакоба, они вели наблюдение за Урочищем черной козы. Знали, где искать, мы ведь эту местность заранее обсуждали. У них был с собой мотоцикл с коляской, на нем меня подбросили к нашим. Но пока командиры судили да рядили, поднимать «вертушки» или нет, я понял, что время уходит. Мы с Лакобой рванули до базы их антитеррористического центра, а там «Буратино» стоит, считай, в масле! Я на такой машине срочную служил. В общем, не стали мы спрашивать ни у кого разрешения, ну, а дальше ты знаешь… — Шершнев выбросил скомканную сигарету. — Главное, Иван, чтобы ты не подумал, мол, я это из-за капсулы, которую ты мне вшил, сделал. Я ведь не совсем дурной, и быстро понял, что ты с этой капсулой меня нае…ть хотел.

— Да, насчет капсулы — это действительно было плацебо. Но если не из-за капсулы, тогда из-за чего? Неужели за идею? Прозрел перед дембелем?

— Не поверишь, за нее самую, — подтвердил Шершнев, не уловив сарказма в голосе бывшего напарника. — Когда в этой «тарелке» движки заглохли, у меня вся жизнь перед глазами пролетела. Молиться времени не было, да и не знаю я ни одной молитвы. Вот и обратился я к господу Богу с обещанием: если выживу, исправить свои ошибки.

— А как же деньги в банковской ячейке в одной из нейтральных стран?

— А куда они денутся, они ведь все равно лежат. Только теперь на них, наверное, надо церковь построить, — Шершнев продолжал стоять с протянутой рукой, словно прося прощения. — Помнишь, ты мне про СМЕРШ говорил, так вот в те сталинские времена было такое: «искупил кровью». Как думаешь, оно сейчас в силе?

Ракитин не знал, что ответить.

— Мне надо подумать, Аристарх, мне надо подумать, — Ракитин извлек из внутреннего кармана своей перепачканной формы помятый клочок картона и вложил его в ладонь Шершнева.

— Что это, «черная метка»? — удивился майор, разворачивая бумагу. Клочок оказался сильно помятым пиковым валетом.

— Эта карта из цыганской гадальной колоды, которая мне досталась от Лады, — пояснил Ракитин. — Пиковый валет в ней означает «злой человек, лжец, предатель». Он выпал перед тем, как мне позвонили из Москвы и сообщили о показаниях Александрикова против тебя. Если честно, я даже тогда не до конца поверил, что ты можешь быть… В общем, порви или сожги ее сам.

Вдруг Шершнев резко дернулся назад, а из его груди вырвалась струйка крови, брызнув Ракитину лицо.

— Снайперы! В укрытие! — раздались голоса со всех сторон.

«Прощальный подарок арьергарда грузинского спецназа», — догадался Иван.

— Ручку достань из планшета, пиши, — прохрипел Шершнев, склонившемуся над ним Ракитину.

Иван послушно достал из планшета майора карандаш.

— Восемь, полста, семь… — из последних сил бормотал Аристарх. — Московский, ячейка 73. Там ключ, наклонись, я тебе пароль скажу…

Из последних сил он прошептал Ракитину еще несколько слов и захрипел, уставившись глазами в небо. Иван и без слов догадался, о чем говорил майор. Как советский человек старой закалки Шершнев спрятал ключ и все сведения о новомодной банковской ячейке старым проверенным способом — в камере хранения на Московском вокзале.

Когда подбежали санитары, майор был уже мертв. А в небе над Кодори с жалобным криком кружил потревоженный войной горный орел.