Луч поездного прожектора пробивал унылую темноту тоннеля метро, слегка поблескивая на рельсах и подсвечивая бесконечные черные кабели на сводчатых бетонных стенах. Машинист поезда Михалыч, умудренный опытом тридцатилетней работы в подземке, передавал свой богатый профессиональный опыт подрастающему поколению в лице помощника Феди, только что успевшего окончить лицей метрополитена и благоговейно внимавшему наставнику.

— …Найти в вагоне бомбу или кошелек с баксами — это еще что. Вот год назад я сумку нашел. Конечно, по инструкции надо сразу ментов вызывать, но мой прежний помощник, придурок редкостный, все же не удержался и заглянул в нее одним глазком. И что, думаешь, там было?

— Не знаю, Михалыч, — пожал плечами веснушчатый помощник.

— Не больше не меньше, а урна с прахом покойного, — улыбнулся машинист. — Как выяснилось, одна бабушка везла своего дедушку в колумбарий и забыла в вагоне.

— А куда ваш прежний помощник делся?

Федя готов был тщательно изучать все премудрости тяжелой, но благородной службы, благо управление поездом шло в автоматическом режиме, что позволяло машинистам свободно вести «воспитательную беседу».

— Лучше ты мне о нем не напоминай, — Михалыч вдруг насупился. — Если бы его вовремя не уволили, я бы его лично под состав сбросил.

— А чего он такого натворил?

— Да однажды приспичило мне с животом, — неохотно начал рассказывать Михалыч, — а перегон от Елизаровской до площади Александра Невского длинный, чувствую, не дотяну до туалета на станции. Сообщил я по связи диспетчеру об экстренной остановке. А этому чудиле Лошаку — мы его все так звали, потому что у него фамилия была Лошков — говорю: ты погреми, пошипи, чтобы пассажиры не волновались, пусть думают, что мы сейчас тронемся. В общем, спустился я, присел на путях перед составом, а этот Лошара, чтоб ему яйца турникетом прищемило, дернул за ручку крана Вестингауза. Вместо того чтобы «пошипеть», он тормоза отпустил, собака! Поезд на меня покатился, пришлось мне срочно брюки натягивать, и бежать по рельсам, пока уклон не закончился и состав не встал.

— Наверное, вломили вы тогда этому Лошаку!

— Не то слово, всей бригадой его «обрабатывали», только появление начальства его тогда и спасло…

Поезд приблизился к очередной станции, так что Михалычу пришлось перейти на ручное управление. После посадки-высадки пассажиров состав вновь тронулся в путь по бесконечному черно-серому туннелю, и Федя воспользовался подходящим моментом, чтобы успокоить расстроенного наставника. Достав из кармана свежую газету «Утро Петербурга», выпускник лицея торжественно огласил небольшую заметку:

«Великие полководцы небезосновательно считали, что основа армии — это желудок. Но можно представить, что стало бы с Наполеоном или Суворовым, ознакомься они с финансовыми отчетами Бундесвера. Оказывается, каждый немецкий солдат ежедневно (!) расходует десять рулонов туалетной бумаги… Всего Министерство обороны ФРГ расходует 800 миллионов рулонов туалетной бумаги ежегодно, в то время как МВД, имеющему равный штат, хватает 620 тысяч рулонов… Министерство здравоохранения расходует 2,73 млн рулонов, а Министерство финансов — 5,37 млн. Исторический факт: личной гигиене в Германии стали уделять огромное внимание в ходе «блицкрига» на Москву во время Второй мировой войны»…

Прочитав заметку, Федя победоносно улыбнулся.

— Ну, вот, Михалыч, видишь, как мир устроен, так что вы не расстраивайтесь по пустякам из-за всяких лошаков!

Неожиданно заурчала система экстренной связи.

— Сто восьмой, ответь диспетчеру!

Михалычу волей-неволей пришлось оторваться от увлекательнейшей беседы.

— На твоем перегоне УКПТ сработал, похоже, на маршруте в правой нише человек, — сообщил диспетчер.

— Задолбали эти диггеры, — выругался Михалыч, а по связи ответил: — Ну! И что мне делать?

— Останови состав и подбери человека, на станции его менты примут, — распорядился диспетчер.

— Ясно, конец связи, — Михалыч еще раз трехэтажно высказался, после того как связь отрубилась. — Ну вот, видишь, Федя, а потом они сами будут орать: «Сто восьмой маршрут! У вас интервал растет! Входите в график!»

Михалыч с сожалением отключил автоматику, перешел в режим ручного управления и взялся за ручку контроллера. Поезд начал плавно сбавлять скорость.

Прямой тоннель привел Ивана и Ладу к очередной двери, которая была снабжена контроллером доступа. С помощью Лады дверь снова удалось открыть без проблем. Внутреннее чутье подсказывало Ракитину таящуюся за дверью опасность. Чтобы не рисковать понапрасну, он смастерил из своего парика и жиганской кепки некое подобие муляжа головы, водрузил все это на острие меча-дао и выставил в темный дверной проем. Через секунду раздался металлический звон и почувствовался удар. Иван вернул муляж за дверь и обнаружил застрявший в кепке дротик.

— Не трогай, стрела наверняка отравлена, — прошептала Лада.

Ракитин кивнул и машинально отметил, что слух к ним вернулся.

— Не высовывайся, сейчас я его возьму.

Ракитин резко распахнул дверь и включил лазерный целеуказатель. Двумя прицельными выстрелами из пистолета он разбил единственную лампу, освещавшую площадку, к которой вывел тоннель, и прыжком с кувырком-перекатом нырнул в образовавшуюся тьму. Его расчет оказался верен. Силуэт Мадам был хорошо виден Ивану, благодаря лампе, установленной в противоположной нише большого тоннеля, и фонарю, с помощью которого Вонг пытался обшарить окружающее пространство. Но сам Ракитин пока был для противника невидим. Мадам вскинул руки, и Иван догадался, что оружие, бьющее дротиками, спрятано у него в рукавах. Не дожидаясь, пока фэнгуновец нашарит его в темноте фонарем, Ракитин дважды выстрелил, целясь по ногам. Крик боли и звук падения убедили оперативника, что он не разучился обращаться с оружием.

— Лежать! Бояться! Работает спецназ! — заорал Ракитин.

— Я ранен, не могу подняться, сдаюсь! — пропищал Мадам.

— Приподнимайся и свети фонарем на себя, так, чтобы я твои руки видел! — скомандовал Ракитин, заслышав звук приближающегося по тоннелю поезда.

— Осторожнее, у него полно потайного оружия, он может убить тебя, — взволнованная Лада уже была за спиной Ракитина.

— Зайка, не высовывайся, пока я его не возьму! — скомандовал оперативник и стал осторожно двигаться вперед, держа под прицелом Вонга.

Раненый Мадам, гнусаво постанывая, приподнялся на одно колено, выполняя указание. Тем временем гул приближающегося поезда нарастал. Освещенное фонарем лицо Мадам исказила гримаса животного страха.

— Бойся этой женщины, она оборотень, коварнее, чем Сунь-Укун и все лисы вместе взятые! Она…

Долепетать Вонг не успел — видимо, нервы у Лады не выдержали, она вдруг заорала «Сдохни, тварь!» и разрядила в пленника всю обойму.

Тело Вонг отбросило к кабине подъехавшего и остановившегося напротив ниши поезда. Выпавший из рук фонарь подсвечивал лицо, напоминающее маску театра Кабуки, изо рта, пузырясь, выходила кровь.

— Вы что, ребята, совсем ополоумели? — машинист поезда открыл дверь кабины и тут же с ужасом отпрянул назад.

— Ничего себе, ролевые игры пошли, — присвистнул высунувшийся из-за его спины веснушчатый помощник. В отличие от своего напарника он без страха и с интересом разглядывал и окровавленного китайца в женском платье, и Ракитина, который продолжал светить в пол целеуказателем, и Ладу в белом балахоне, вооруженную пистолетом и мечом-дао.

— Просто БК в реале какой-то, — восхищенно присвистнул пацан. — Только сантехников-зомби и гигантских пауков не хватает!

— Ну и зачем ты это сделала?

Иван решил сначала сам поговорить с Ладой, прежде чем ею займутся следователи. Как и всякий настоящий опер, следователей Ракитин не слишком жаловал. Недоверие к следствию особенно возросло у него после того, как одна из его «агентесс», трудившаяся «госпожой» в элитном салоне, принесла видеозапись с сексуальными играми следака, проходившего по делу о коррупции. Деньги взяточник тратил на весьма экзотические забавы: он входил в роль Юкио Мисимы и долго вел с проституткой беседы о самурайском духе, после чего «госпожа» помогала совершить ему «харакири». Правда, роль меча в этом ритуальном действе играл гигантский страпон, а роль вспоротого живота — задница следственного работника.