Домрулу-удальцу украсть — раз плюнуть: верблюда — в кармане, слона — в кулаке спрячет.

Окружили люди гостей, толпятся, скотину ихнюю разглядывают. А у верблюдов, коней да быков от того погляду мороз по коже. Ни на шаг от хозяев не отходят.

Акча стоит в дверях, смотрит. Шайтан-Бекир тут же, рядом стоит, посмеивается. Подошли старики, увидели Шайтан-Бекира.

Обернулся один из аксакалов к толпе, спрашивает:

— Этот раздвоился?

— Этот! — отвечают все разом.

Шайтан-Бекир смотрит на старика, посмеивается. Засомневался старик.

— А где ж его двойник-то? — спрашивает.

— Ушел, — отвечают. — Как молитву сотворили, так и убрался.

— Выдумки это, — сказал приезжий. — Не может из одного человека два сделаться.

Смотрит аксакал на Шайтана, а у того в глазах мельтешит что-то, будто тысячи огоньков мерцают.

Видят гости, не в себе человек — не то что поздороваться со старшими, слова сказать не умеет. «Помешался, — решили. — Умом тронулся».

Высказали свою догадку: «Помешался Бекир. Умом тронулся».

Услышали это люди, обрадовались. Умом тронулся. Эка невидаль! Сколько их ходит, умом тронутых, один, два помешанных — без этого деревни нет. А вот чтоб из одного человека два вышло — беда невиданная.

Рады люди забыть, что двое их было, Бекиров. Акче думается, дурной сон то был, а Фатьма нет, Фатьма знает: настоящий Бекир ушел из деревни.

Фаты кричит-клянется:

— Не было двух Бекиров. То Шайтан был. Сама видела! Как прочли Молла с Казием молитву, он, гляжу, и пошел, пошел, закрутился огнем-дымом и в небо! Чтоб мне чирей на язык, если вру!

Мальчонка голозадый, зубы щербатые, тоже подхватил;

— И я видел! Огонь как взовьется!.. Я хотел сказать, да побоялся.

Повернулась Фатьма, за деревню пошла, на пашню.

А мальчишки кричат ей вслед:

— Шайтан! Шайтан! Дай гостинчика нам! Богу на досаду! Нам на усладу!..

Посылает Акча Шайтана по воду:

— Бери казан, принеси воды!

А Шайтан понятия не имеет, как это воду носить. Ладно, думает, погляжу, как другие, так и я.

Пришел на речку, только как ни примерялся — так и этак заходил, — ничего у него не получается. Хотел было исчезнуть-пропасть, да Акча приказала воды доставить, не может он ее приказа ослушаться. А на берегу девушки собрались, глядят, потешаются. Услышали парни, пришли, видят, Бекир воды набрать не может, тоже смеяться стали. Не зря, видно, тот дед сказал: «Помешался Бекир».

Видит Шайтан-Бекир, что смеются, и сам давай смеяться. А парням что, им только позабавиться.

Один и говорит:

— Бекир! Ты казан в воду и садись на него!

Шайтан так и сделал. Залез в речку, а вода ему выше пояса, приятно — будто кто ноги почесывает. Захотелось даже водой стать.

А парни, девки на берегу смотрят, со смеха покатываются.

— Раздевайся, Бекир!

— Попляши, Бекир!

— Вот молодец!..

Прибежала Акча, схватила Шайтана за руку, вытащила из воды. А сама плачет: и стыдно ей, и зло берет, и Бекира жалко. Какой парень был: и собой красавец, и работник — лучше нет, и вот тебе — помешался!

А Шайтан то на людей поглядит, то на Акчу. Чего они кричат?.. И чего Акча плачет? Да и как ему это знать? Облик человеческий принять еще не значит человеком стать.

Ведет Акча Шайтана домой, в шею толкает:

— Иди, проклятье мое!

Сели они перед очагом. Дым от головешек вьется, кольцами вверх уходит. Так и зовет, так и манит, давай, мол, со мной!.. Акча глянула на мужа, глаз его испугалась, вздрогнула:

— Вставай! — приказывает ему. — Спать иди!

Улегся Шайтан в постель, закрыл глаза.

Устроили гостей на ночлег. Потом собрались, пошептались, пошептались, да и прирезали всех быков.

Освежевали их, поделили добычу, по домам разнесли. И все: видеть не видели, слышать не слышали. В каждом доме пир горой, мясо жарят, ребятишкам сказали, это, мол, вам от Шайтана гостинец. И Молле его долю снесли, и Кази не забыли. Сказали только, вы уж не забудьте: быков у наших гостей не было.

Старуха Фаты за гостями ухаживает, мясцом угощает:

— Не стесняйтесь, гости дорогие, кушайте на здоровье! Уж мы вам так рады, так рады! Угощайтесь, кушайте безо всякого стеснения, как собственное свое кушайте!

Угощаются гости, едят, пьют и думают про себя: зря мы про эту деревню худое думали. Хорошие они люди, веселые. Оттого и не старятся. Фаты уж на что стара, и та замуж не прочь.

Нахваливают гости хозяев, отужинали, спать полегли.

А люди ходят сытые, довольные. Пляшут да играют. Играют да пляшут. Что им Шайтан? И почище Шайтана дело обделали.

Наступило утро. Верблюдов привели, черпаками, попонами покрыли, коней привели, заседлали, ишаков привели, паланы на них положили, а быков не ведут.

Стали гости прощаться.

— Спасибо вам, дорогие хозяева, за хлеб, за соль. Премного вами довольны; только и узнали мы вас по-настоящему, не чужие ведь, одного корня побеги. Теперь вот быков наших приведите, мы и отправимся с богом. И чтоб вам больше Шайтана в глаза не видеть!

Переглянулись жители деревни, один выходит вперед:

— Спасибо на добром слове, дорогие гости. Спасибо, что приехали, проведали нас. Не чужие ведь мы, один корень, а не приезжать — не видеться, и чужими стать можно. Счастливого вам пути. А вот быки… Разве были у вас быки?

— Были, сынок, — говорят аксакалы. — Были у нас быки, вот эти молодцы на них ехали. — И показывают на парней, что на быках прибыли.

Тогда еще один человек увещевать принялся:

— И что это вы заторопились, дорогие гости? Погостили бы денек-другой. А насчет этих парней, так они не на быках, они пешие пришли.

Старики бороды погладили, переглянулись, плечами пожимают. А те, что на быках приехали, головы повесили, глаза протирают, щеки себе щиплют: были у них быки или не были?

Выходит вперед Фаты:

— Чтоб мне, — говорит, — завтрашнего дня не увидеть, коли совру! Эти вот молодцы на ишаках приехали, те на конях, аксакалы — на верблюдах. Быков не было.

Гости только головами качают.

Выходит вперед Мельник.

— Если нам веры нет, к Молле пойдите. А можно к Кази. Уж им-то нельзя не верить.

Пошли к Кази, впереди гости, за ними народ толпой. Домрул-удалец в сторонке стоит, на верблюдов поглядывает.

Кази вышел гостям навстречу.

— Милости прошу, рабы божьи!

Гости вперед выступили. Тут Мельник и спрашивает:

— Скажи, Кази, да пошлет тебе Всевышний благополучие, на чем эти люди к нам пожаловали? — И показывает на тех, у кого ишаки.

— На ишаках, — отвечает Кази.

— А эти? — спрашивает Мельник и на тех показывает, у кого кони были.

— Эти на конях прибыли.

Показывает на тех, чьих быков съели:

— А эти? Они говорят, на быках.

— Эти рабы Божьи пешочком прибыли. Быков у них не было.

Отправились к Молле. Тот, как увидел их, сразу встал:

— Знаю, люди добрые, знаю, чего пришли. Не было у вас быков. — Поглядел строго на тех, кто на быках приехал, и говорит: — Молитесь, рабы Божии! Скажите: «Грешны мы: пришли пешими, а теперь быков требуем!»

Те руки к небу, просят у Бога милости:

— Прости и помилуй нас, Господи, за грехи наши! Пешими пришли, пешими! Не было у нас никаких быков!

Раз Молла такие слова сказал, значит, и вправду не было быков.

Забрались старики на верблюдов, вознеслись на четвертое небо. Конные на коней сели, те, что на ишаках приехали, — на ишаков. А здешние люди все верблюдов, коней да ишаков за уздечки хватают, уговаривают гостей: не уезжайте, мол, погостите.

Не послушались гости, уехали. Едут в четыре этажа: в четвертом, самом верхнем, — старики на верблюдах, третий этаж — конные, второй — что на ишаках, а те, что на быках приехали, — теперь в первом — пешком идут. Старики на верблюдах у пеших спрашивают:

— А что у вас, и правда быков не было?

Пешие отвечают:

— Не было у нас быков, так пришли, пешие.